Возвращение стало кошмаром: обнаружить Мишу на больничной койке, при смерти, в коме было страшно, а когда опасность оказалась позади, Миша не узнал Лелю.
Девушка снова и снова прокручивала в голове ту сцену в реанимации, когда они с Юрием Олеговичем, Мишиным отцом, и Ильей стояли возле его кровати, и Миша, показав глазами на Лелю, спросил у лучшего друга: «Это твоя знакомая?»
– Нет, не звонил. И не позвонит уже, наверное.
Томочка взяла Лелю за руку, ободряюще сжала ее ладонь.
– Уверена, все будет хорошо. Вот увидишь.
Но они обе знали, что никакой уверенности тут быть не может.
– Вы с Ильей вместе? – спросила Леля.
У Томочки и лучшего Мишиного друга отношения складывались не менее запутанно, чем у Лели с Мишей. Томочка была влюблена в Илью давно, с той самой поры, как он съехал от матери в съемное жилье, и они оказались соседями. Но Илья смотрел на нее лишь как на друга, и только после весенних событий они стали встречаться. Точнее, Томочка надеялась, что они пара, для Ильи же это было, скорее, чувство благодарности. Когда Томочка осознала это, они расстались.
А потом выяснилось, что и вправду «большое видится на расстоянье».
– На этот раз я не форсирую события. Общаемся, помогаю ему с тетей Ирой, чем могу. Он вроде как ухаживает за мной: цветы, кино, все такое. – Томочка грустно улыбнулась. – Не хочу опять напридумывать себе: потом падать очень уж больно. Пусть все идет, как идет. Пускай сам окончательно поймет, кто я для него: любимая девушка или свой в доску парень.
– Ты права, – сказала Леля и решилась спросить: – Илья ничего тебе про меня не говорил? Может, Миша что-то…
– Извини. – Сочувствие Томочки было искренним, не показным. – Илья и сам с ним с того раза не виделся, разве что на Новый год поговорили недолго. Но там рядом его отец был, мачеха и сестренка. А по телефону Илья завел речь о тебе, но Миша свернул разговор.
Увидев, как исказилось Лелино лицо, Томочка поспешно добавила:
– Знаешь, что я думаю? Это хороший знак!
– Куда уж лучше, – усмехнулась Леля.
– Погоди! Ты вспомни: сама так любишь его, но тебе нужно было обдумать все, и ты уехала. – Томочка свела брови к переносице. – Хотя, между нами, это была полная глупость, но чего уж теперь. Так и он. Обижен на тебя, может, тоже хочет понять, поразмыслить. Видишь – и не говорит ни с кем, не обсуждает! Илья сказал, он очень расстраивался, когда вы осенью расстались, скучал по тебе, ревновал. Такие вопросы с кондачка не решаются.
Томочка еще говорила что-то в том же духе, пытаясь убедить подругу, и Леля чувствовала, что надежда в ее сердце пробуждается.
Может, Томочка права? Со стороны ведь всегда виднее.
Леле очень хотелось в это верить.
Через пару часов Томочка ушла домой, вернее, к тете Ире.
Проводив ее, Леля долго стояла под душем, делая воду то обжигающе горячей, то почти ледяной. Вода лилась в ванну с шумом, и потому Леля не услышала звонка телефона.
А когда вышла, взяла сотовый и увидела знакомый номер.
Кровь бросилась в лицо, руки задрожали.
Миша все-таки позвонил!
Глава вторая
Когда Леля была маленькая, она терпеть не могла середину и конец января. Самое обидное время года – так ей казалось.
Первые десять январских дней были прекрасны, потому что это – зимние каникулы. А потом на смену веселью, снежкам, санкам или бессмысленно-бестолковому и потому особенно прекрасному валянию на диване наступал конец. Елку разбирали, праздник заканчивался, приходилось снова браться за учебники.
Начиналась третья четверть – самая длинная, бесконечная. Мысленно Леля делила ее на кусочки: короткими перебежками было легче добраться до весенних каникул. Первый кусочек длился до конца января, дальше – от первого февраля до двадцать третьего, от мужского праздника было рукой подать до женского, а там пара недель – и все!
Первый кусочек, осколок января, давался сложнее всех, и длился почему-то дольше. Маленькая Леля переползала из темного утра в ранний вечер, остро ощущая, что до следующего новогоднего чуда еще целый год. Дальше темп ускорялся, дни становились длиннее, за сердитым завываньем февральской метели все отчетливее слышался звонкий, обнадеживающий перезвон капели.
Леля выросла, но нелюбовь к этому времени не переросла. И только этот год стал исключением, потому что весна наступила уже в январе.
Когда Миша позвонил, поздравил с Рождеством и спросил, не сможет ли она завтра навестить его, Леля была не просто счастлива – почувствовала, что ее воскресили. Вытащили из холодного подвала, где она находилась в последнее время, прямо на солнышко, и свет этот согрел каждую клетку, осветил ее изнутри волшебным сиянием.
Мишу продержали в больнице до двадцатого января, и Леля навещала его каждый день.
– Мне надо объяснить тебе, почему я уехала, – сказала Леля, придя в первый раз. – Хочу, чтобы ты понял.
Похудевший и бледный Миша улыбнулся краешком рта.
– Я и так все понимаю. Давай просто забудем об этом. Ты имела право испугаться – ты ведь об этом хотела сказать?
Леля порывисто взяла его за руку.
– Миша, я…
– Тебя однажды обманули, оттолкнули – как тут не станешь сомневаться?
Она не ответила. Вместо этого прижалась к Мише близко-близко, обняла, словно желая в нем раствориться, как кусок сахара в горячей воде.
– Ты прощаешь?
– Не за что прощать. Это нам с тобой только на пользу пошло. Теперь мы никогда не расстанемся. – В глазах промелькнуло что-то. – Будем беречь друг друга.
Миша изменился – Леля поняла это не сразу.
– Он как будто взрослее стал, мягче, – говорила она Томочке по телефону. – Говорит взвешенно, держится спокойнее, сдержаннее. Раньше был мальчишка, а теперь солидный стал, умудренный.
– Еще бы он не изменился – такое пережить! Сколько человек в коме пробыл!
Время мчалось вперед, дни бежали незаметно, каждый раз принося что-то хорошее, доброе. Миша восстанавливался, воспаление старого шрама от укуса Мортус Улторем (подробнее – в романе «Узел смерти» – прим. ред.), причину которого так и не удалось установить, купировали. Температура больше не поднималась, сонливость и вялость постепенно отступили.
Во второй половине января доктора решили, что состоянию Миши ничто больше не угрожает. Однако о возвращении на работу речь все еще не шла. Врачи настоятельно советовали Мише взять отпуск, отдохнуть и набраться сил, пройти курс реабилитации в санатории, так что сразу после выписки ему предстояло три недели прожить за городом: под Быстрорецком был оздоровительный комплекс «Лесная сказка», дорогущий, словно какой-нибудь популярный европейский курорт.
В глубине души Леля ждала, что Миша предложит ей поехать с ним. Или хотя бы попросит приезжать почаще. Но он не предложил. Только говорил о том, что хочет все обдумать, решить, как жить дальше.
– Вот увидишь, вернется оттуда и предложение тебе сделает! – заявила Томочка.
Леле не хотелось опять разлучаться с Мишей, но она решила не подавать виду, что ее немного задело его желание побыть одному.
Отвезти сына в санаторий должен был Юрий Олегович, а Леля с Ильей пришли его проводить.
– Он даже домой не заедет? – спросила накануне Леля Мишиного отца.
– А зачем? Мы с женой вещи ему собрали, купили там по мелочи, что он просил. Чего время терять?
Леля заехала за Ильей, чтобы вместе отправиться в больницу. Сам он пока автомобилем не обзавелся.
В последнее время им почти не удавалось поговорить, они и не виделись толком с того времени, как в конце декабря все втроем – Леля, Илья, Юрий Олегович – дневали и ночевали под дверями реанимации, где Миша боролся со смертью. Никто не мог понять, что с ним, в чем причина глубокой комы, каковы прогнозы.
– Как мама себя чувствует? – спросила Леля, когда Илья сел в машину.
– Она у меня молодцом, – с гордостью, словно об успехах ребенка, ответил он, пристегивая ремень безопасности. – Как раньше, конечно, уже не будет, говорить не сможет, правая рука не восстановится, но она так старается, адаптируется! Рисует левой рукой, пишет понемногу. По дому стремится что-то делать, со всем хочет сама справиться!
Илья улыбнулся. Леля знала, что мать Миши была пьющей, сыном не занималась, но он не отвернулся он нее, помогал деньгами, а после инсульта выходил, поставил на ноги. Миша, который дружил с Ильей с первого класса, как-то обмолвился, что только после болезни тетя Ира стала человеком, поняла, какой удивительный у нее сын.
Изо всех людей, которых знала Леля, Илья был самым самоотверженным, добрым, правильным (без самовлюбленного занудства), порядочным до мозга костей.
Леле хотелось сказать ему, что он настоящий герой, но она постеснялась, думая, что это прозвучит глупо и пафосно. Вместо этого сказала:
– Очень здорово! Твоя мама – борец.
Некоторое время они ехали молча, потом Илья повернулся к Леле и проговорил:
– Вот видишь, все и наладилось. Я же говорил тебе: главное – верить.
– Ты был прав.
– Тот момент, когда Миша не узнал тебя, – осторожно сказал Илья. – Он как-то объяснил, почему это случилось?
В тоне его, вроде бы небрежном, прозвучало напряжение, и Леля удивленно покосилась на своего пассажира. Насколько она знала, у Миши с Ильей никогда не было секретов друг от друга, и то, что Илья спросил об этом у Лели, могло означать одно: Мише он такого вопроса не задавал. Но почему?
– Сказал, это было временное помрачение, только и всего. Были и другие события, память о которых вернулась не сразу.
– Какие, например?
Леля задумалась и поняла, что Миша не сказал ей.
Точнее, она не спрашивала.
– Мне кажется, это уже не важно, – улыбнулась девушка, и Илья с преувеличенным энтузиазмом подтвердил:
– Конечно, нет! Главное, что плохое позади.
По стечению обстоятельств, говоря об этом, они проезжали здание, недолго бывшее отелем «Петровский». Прежде там располагалась городская больница, и после известных событий оно снова должно было стать медицинским учреждением: онкологическим диспансером (подробнее читайте в романе «Отель «Петровский» – прим. ред.).
Старинное здание стояло на холме, горделиво взирая на раскинувшийся внизу город. Сколько мрачных тайн оно хранило с той поры, как было построено! Леля поглядела на бывший отель «Петровский» и заметила, что Илья избегает смотреть в ту сторону.
– Ты когда-нибудь расскажешь мне, что там случилось? – спросила она.
В газетах писали про непонятно по какой причине случившееся землетрясение, сотрясавшее исключительно это здание. А Миша зачем-то пошел туда незадолго до этого, потерял сознание в холле и впал в кому по опять-таки неизвестной причине.
«Кажется, слова «непонятный» и «неизвестный» встречаются слишком часто», – подумала Леля.
– Когда-нибудь расскажу, – ответил Илья. – Хотя, по правде говоря, лучше бы выкинуть все из памяти. – Он немного помолчал. – Я спросил Мишу, что он увидел в отеле, что с ним произошло. Но он ничего не помнит.
Во всем, что касалось «Петровского», чувствовалась недоговоренность. Видно было, что говорить об этом Илья не хочет, тема ему неприятна, поэтому он довольно неуклюже сменил ее, взявшись расспрашивать Лелю об учебе.
Она приняла правила игры, не стала настаивать.
Вскоре они добрались до больницы. Белый внедорожник Матвеева-старшего уже дремал на стоянке. Леля с Ильей вышли из машины и направились к дверям. Было морозно, снег похрустывал под ногами, и Илья сказал:
– Мишка лыжи любит. Надеюсь, там можно будет кататься.
Они вошли в вестибюль и увидели Мишу с отцом, выходивших из лифта. Юрий Олегович заметил их и помахал.
– А вот и группа поддержки! – сказал он.
Илья и Миша пожали друг другу руки.
– Лелечка, что-то мы с тобой все больше в больницах встречаемся. Эту порочную практику надо прекращать! Вот Миша вернется из «Сказки» – и обязательно придете к нам в гости. Да, сын?
Миша обнял Лелю и привлек к себе.
– Даже не обсуждается.
– Илюшка, ты мне помоги-ка сумки в машину затащить, а эти пусть поворкуют, попрощаются, – сказал Юрий Олегович.
Мужчины ушли, а Леля с Мишей подошли к окну, выходящему во двор.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она, ощущая, как обычно, неловкость при прощании.
– Чувствую себя дряхлым стариком на смертном одре, – усмехнулся он, – потому что все разговоры со мной начинаются в последнее время с этого вопроса.
Леля улыбнулась и погладила его по щеке.
– Больше не буду. Ты прекрасен, как молодой бог. И здоров как бык, это бросается в глаза.
Он поцеловал ее и, как каждый раз, когда Миша был так близко, Леле показалось, что кроме них в огромном мире никого нет.
– Я буду скучать, – сказала она и подумала, что сейчас он попросит ее приезжать, как будет возможность.
– Время пролетит незаметно, вот увидишь, – вместо этого ответил он. – И знаешь еще что… – Он нежно взял ее лицо в ладони и посмотрел девушке в глаза. – Я люблю тебя, Леля.
Никогда прежде Миша не говорил ей таких слов. Она ждала их, не смея надеяться, а когда услышала, буквально онемела, растерялась. Ей хотелось ответить ему, сказать, как сильно она его любит, как счастлива услышать это признание. Леля понимала, что он ждет от нее реакции – ведь Мише, наверное, не так легко было сказать то, что он произнес.
Но вместо этого Леля стояла, не в силах выдавить ни звука: самые нужные и важные слова заблудились где-то, эмоции душили, мешая заговорить. Прежде чем она пришла в себя, раздался голос Юрия Олеговича:
– Все, мы за вами!
Не разжимая рук, они двинулись к машине, возле которой стоял Илья.
Спустя минут десять обе машины выехали со двора. Юрий Олегович с Мишей свернули налево, к выезду из Быстрорецка, а Леля с Ильей направились в противоположную сторону.
– Высади меня у метро, – попросил Илья. – В редакцию заеду.
Он казался задумчивым, грустным. Леле пришло на ум, что Илья держался с Мишей немного отстраненно. Или ей просто показалось?
Они перекинулись парой незначащих фраз и остаток пути ехали молча. Потом Илья вышел, и Леля провожала его взглядом, пока он не скрылся в подземном переходе.
Девушка была уверена: его что-то гнетет, тревожит.
И, кажется, это связано с Мишей.
Глава третья
После отъезда Миши прошло уже больше недели. Леля встретилась с научным руководителем, набрала в библиотеке книг по подготовке к государственному экзамену. Но и работа над дипломным проектом, и экзаменационные вопросы – все это было только фоном. По-настоящему ее волновали лишь отношения с Мишей.
Сейчас они не виделись, зато каждый день перезванивались. Он рассказывал, что гуляет по парку, ходит на лыжах, плавает в бассейне, принимает какие-то медицинские процедуры, читает книги, а она чувствовала, что это идет ему на пользу. В Мише появилась уверенность, как в человеке, который точно знает, куда и зачем движется, и Леля подумала, что этим он становится похож на отца.
Юрий Олегович был доктором юридических наук, много лет заведовал кафедрой гражданского права в Юридическом институте МВД России, в последние годы был проректором, а с нового учебного года, скорее всего, возглавит вуз.
Отец в деталях продумал карьеру сына, но Михаил всеми силами (иногда весьма вызывающе) сопротивлялся его воле. А потому, окончив Юридический институт, оказался не на теплой перспективной должности, трудился помощником участкового.
Вечное противостояние отца и сына закончилось прошлой весной, когда Миша чуть не погиб. Отец сказал, что не будет давить на сына, но тот неожиданно решил остаться участковым, не захотел уходить из полиции.
Однако и тогда было ясно: Миша все еще ищет себя, в нем было что-то трагическое, байроновское, бунтарское. Теперь же он будто успокоился, определился и в векторе карьерного движения, и в отношениях с Лелей.
– Я так за вас рада, – говорила Томочка. – Свадьбу планируйте на лето! Всегда мечтала в июле замуж выйти.
– Так и выйдешь, кто тебе мешает!
Но этой темы Томочка, обычно открытая, тщательно избегала, так что неопределенно пожала плечами и перевела разговор.