До нее донеслось тяжелое дыхание Антона, и девушка виновато произнесла:
– Извини, что тебе пришлось так надрываться. Ты устал?
Ну да, протащил ее на себе пару километров от набережной до дома – конечно, устал. Дюймовочкой она, как ни крути, не была, и очаровательный шаромыжник, невзирая на свои спортивные кондиции, явно выбился из сил. А она даже не могла пригласить его к себе, чтобы выпить чаю: в три часа ночи на кухню квартиры, где ее ожидал встревоженный отец.
В том, что отец встревожен и наверняка не спит, Зоя, никогда не позволявшая себе подобных ночных эскапад, ничуть не сомневалась. Она даже видела окно кухни на шестом этаже, оно единственное среди прочих черных квадратов светилось в этот поздний час.
– Может, зайдешь? – предложила Зоя, которую Антон осторожно поставил на ноги. – Думаю, кофе предлагать в столь поздний час не стоит, но чай или сок?
Ну да, в три часа ночи на кухне с ее сходящим с ума от волнения отцом-профессором.
Антон, поцеловав ее, произнес:
– Ну, теперь я в курсе, где ты живешь, это для первого свидания даже чересчур, не находишь?
В ответ Зоя сама поцеловала его и прошептала молодому человеку на ухо:
– А раз знаешь, то приходи завтра!
Антон усмехнулся:
– Точнее, уже сегодня, хотела ты сказать? Это не окно твоей квартиры там единственное светится? Потому что там только что кто-то во двор выглядывал. Лучше мне сейчас не подниматься с тобой. Ты ведь мне позвонишь?
Девушка кивнула, и очаровательный шаромыжник, поцеловав ее, исчез в ночи.
И только открывая кодовый замок подъезда, Зоя сообразила – она ведь даже не узнала номер его телефона!
Она обернулась, но было уже поздно – ее спутника нигде не было.
Она потеряла его, как улетевший воздушный шарик – пылающее сердце. Как упавшее мороженое.
Как лишилась мамы…
Двери лифта с неприятным скрежетом распахнулись, а Зоя все размышляла о том, что придется звонить в квартиру, потому что ключ она с собой не взяла, уверенная, что вернется не позднее одиннадцати.
Однако отец, всклокоченный, в малиновом халате, поджидал ее прямо на лестничной клетке.
Ничего не говоря, он схватил ее за руку и втащил в раскрытую дверь квартиры, которую захлопнул резко, с гулким стуком.
– Папа, извини, что задержалась, но вечеринка так долго шла, что я потеряла счет времени. Павлик проводил меня до дома, так что не волнуйся, – начала Зоя и осеклась, потому что в коридор квартиры из кухни вышел бледный, трясущийся Павлик.
Завидев Зою, он плаксиво заявил:
– Господи, если бы ты знала, рыбка моя, как мы все извелись! Тебе даже позвонить было нельзя, потому что ты свой мобильный не взяла! С тобой все в порядке?
Зоя молчала, наблюдая за отцом, который сверлил ее взором. Наконец, Игорь Борисович произнес зловещим тоном:
– И кто этот хлыщ, что обслюнявил тебя прямо около нашего подъезда? Я все прекрасно из окна кухни видел!
Зоя поняла, что Павлик, прискакавший к ней домой, уже наверняка успел поведать отцу кошмарные истории о своем непутевом троюродном братце и подготовил почву для ее приема.
– Думаю, Павел тебя уже по этому поводу просветил и мое мнение тебе не требуется? – спросила Зоя. – От себя добавлю, что это твой бывший студент и он сдавал тебе экзамен.
Ну да, и получил за это твердый «трояк».
– Да мне за эти годы тысячи людей экзамен сдавали, дочка! – прогрохотал отец. – И этого хлыща я не помню, значит, один из общей массы. Наверняка тогда завалил!
Зоя саркастически ответила:
– Нет, получил свой заслуженный «трояк». А это, согласись, папа, не такое уж и маленькое достижение.
Павлик, включаясь в разговор на правах жениха и будущего члена семейства, с явно деланым, театральным вздохом заявил:
– Я уже Игорю Борисовичу поведал, кто на тебя глаз положил. Увы и ах, мой троюродный брат, но от родственников ведь не отрекаются, какими бы непутевыми они ни были. А Антон, к большому сожалению, именно из таких. Рыбка моя, ты наверняка устала. И как твоя ножка?
Павлик подошел к ней с явным намерением поцеловать, но Зоя, отстранившись, заявила:
– Вот только давай не будем делать вид, что все хорошо. И вообще, на лестнице я упала из-за тебя. Ты наплел мне небылицы про Антона, Лику и их роман, а ведь все далеко не так, ты сам в курсе!
Да, судя по нервной судороге и бегающим глазкам, Павлик был очень даже в курсе.
Однако отца уже сумел взять в оборот, поведав ему невесть что.
– Ну, рыбка моя, ты устала, тебе надо отдохнуть. Уже так поздно! Мы же с ума сходили. Ты непонятно где и с кем…
Зоя холодно ответила:
– Ты что, не знаешь номера мобильного своего троюродного брата? Если ты так беспокоился, взял бы и позвонил ему, раз до меня дозвониться не в состоянии! Телефон у Антона был с собой, и никто ему не трезвонил!
Глаза Павлика снова забегали, и Зоя поняла: ну да, номер ему, естественно, известен, однако в планы ее незадачливого жениха вовсе не входило куда-то звонить и кого-то предупреждать. Наоборот, надо было накалить ситуацию, и чем позднее Зоя заявилась бы домой, тем лучше.
– Понимаю, мой юный аспирант-интриган! – заявила в сердцах Зоя. И как такое могло быть: знала Павлика уже столько лет, а оказалось, что он сволочь!
Может, потому что он действительно любит ее?
Даже если так – она его не любила. И никогда уже не полюбит. Потому что полюбила она другого: его троюродного брата, очаровательного шаромыжника Антона.
И ей стало вдруг жалко Павлика.
– Извини, я не хотела… – сказала девушка примирительно. И, обращаясь к отцу, добавила:
– И ты меня тоже извини, папа. Да, я повела себя глупо и эгоистично, но я совершенно потеряла счет времени. Потому что влюбленные часов не наблюдают.
Отец оторопело уставился на нее, а Павлик плачущим голосом провозгласил:
– А что, если бы с тобой что-то нехорошее случилось, рыбка моя? Мой троюродный брат – крайне опасный человек!
Мотнув головой, Зоя заявила:
– Думаю, что это его троюродный брат – крайне опасный человек! Который врет, сочиняет небылицы и намеренно настраивает людей против Антона.
– Кто такой Антон? – произнес отец, который, по всей видимости, так и не знал имени того, с кем Зоя провела все эти последние часы.
Самые упоительные часы ее жизни.
– Игорь Борисович, так и зовут этого Кравцова, моего троюродного брата, о котором я вам рассказывал. Ну, который в самом деле ваш бывший студент. Завалил сессию, был отчислен. Жуткий типок, даром что мой родственник, правда, дальний!
Ну да, Павлик, пудря ее отцу мозги, даже имени своего «жуткого дальнего родственника» не упомянул, титулуя Антона только по фамилии.
Зоя поняла, что наступил час поведать правду. Всю правду. Да, она боялась, трусила, страшилась, но оттягивать не имело смысла.
– Папа, Антон – это человек, которого я люблю. И который, в этом я не сомневаюсь, тоже любит меня. И за него я намерена в скором будущем выйти замуж!
Воцарилось внезапное гробовое молчание, нарушаемое только тиканьем часов на стене.
Павлик засопел, явно намереваясь заплакать. Ну да, его было жаль, но любовь, выходило, жестокая штука. Там, где одни купались в счастье, другие тонули в боли.
Тонули… как мама тогда на дачном пляжике: нырнула и не вынырнула…
Во всяком случае, живой.
Пока Павлик, то ли работая на зрителя, то ли в самом деле выказывая подлинные чувства, сопел и фыркал с подозрительно красными глазами, отец воскликнул:
– Дочка, ты что, выходишь замуж за какого-то проходимца? Не за Павла?
Зоя, понимая, что жребий брошен и отступать уже некуда, просто ответила:
– Да, папа. Только он не проходимец, а человек, которого я люблю.
Отец в явной растерянности протянул:
– Одно другого не исключает, дочка. Но не надо спешить! И вообще, как ты можешь выходить замуж в двадцать лет, когда только учебу начала! У тебя карьера только-только начинается, зачем тебе замужество, к тому же с бухты-барахты? А что, если дети пойдут? Сначала заверши образование, защити диссертацию…
Ну да, если бы она заявила сейчас отцу, что намерена выйти замуж за Павлика, то родитель, крайне довольный фактом этого династического брака, бросился бы дочь поздравлять и уж точно не стал бы ее отговаривать.
Дело было, конечно, не в раннем браке, а в том, с кем она собиралась его заключить.
Она и собиралась: не с Павликом, а с Антоном.
Зоя, взглянув на отца, поняла, что сделала первый шаг, после которого нельзя не сделать и второй. Кто сказал «а», должен сказать и «б». И, вероятно, даже и «в», и «г», и «д».
Она и сказала.
После короткой паузы Зоя произнесла:
– Папа, никакой карьеры не будет. И диссертации тоже не будет, ни кандидатской, ни тем более докторской. И учебы в меде не будет. Потому что я для медицины не создана. Это не твоя вина, но и не моя тоже. Я в ближайшие дни подам на отчисление. Я не хочу становиться врачом и не стану им. Пожалуйста, извини.
Она ведь в самом деле сказала это – наконец сказала!
То, чего она так боялась все эти дни, недели, месяцы, да что там, годы, было облечено в слова, обращенные к отцу.
Этой напряженной июльской ночью. Не самое подходящее время, но лучше поздно, чем никогда.
Даже в половине четвертого утра.
Отец, явно потрясенный ее словами, с дрожащими руками, стоял и смотрел на Зою. Девушка подошла к нему, желая обнять его, но профессор, резко отшатнувшись и так ничего и не ответив, прошел в свою комнату и закрыл дверь.
На этот раз без гулкого хлопка, отчего было еще страшнее.
Зоя услышала поворот ключа в замке – отец никогда не запирал дверь. Никогда – до этого самого раза.
Павлик же, придя в себя, посыпал словами.
– Рыбка моя, не волнуйся, это пройдет. Это у тебя наваждение, мой троюродный братец умеет вскружить голову. Ну да, смазливый, ладный парниша, у которого к тому же язык отлично подвешен, с определенным романтическим шармом, но не пара он тебе, не пара! Ясно, что ты в него влюбилась, но это ненадолго. В него все влюбляются, но в итоге, убеждаясь, какой он мерзавец, так же быстро теряют к нему интерес. Я тебя не осуждаю за то, что ты влюбилась. К тому же он весьма опытен в общении с женским полом. Ну, и как я тебе уже говорил, не только и женским. Он у нас мальчик не промах, никогда своего не упустит. Я в этом плане с ним соперничать не могу, он наверняка пленил тебя своим сексуальным, так сказать, багажом, но это ведь все наносное. Тебе нужен человек, который тебя любит и всегда будет с тобой, на которого ты сможешь положиться.
Не в состоянии выносить этот водопад высокопарных, лживых фраз, Зоя взглянула на Павлика.
– То есть, хочешь сказать, такого, как ты?
Молодой человек, не расслышав сарказма в ее словах, горячо подтвердил:
– Да, именно так и есть, рыбка моя! И пусть я не такой красавец, природа не особо одарила, и в плане интимных отношений я, признаюсь, не такой ушлый, как мой троюродный братец, но дело ведь не в этом!
Зоя, пристально глядя на Павлика, который говорил все быстрее, покрываясь багровыми пятнами, испытала к нему то чувство, которое женщина к мужчине испытывать никогда не должна.
Чувство жалости. Причем жалости, обильно приправленной презрением. И от этого она ощутила себя еще более виноватой.
Зоя тихо произнесла:
– Да, ты прав, дело не в этом. А в том, что я тебя не люблю, я люблю твоего троюродного брата. И изменить тут уже ничего нельзя.
И, помолчав, добавила, словно подводя итог:
– Да, нельзя.
Павлик судорожно зарыдал, и Зоя долго еще отпаивала его на кухне чаем. Он все говорил, говорил и говорил, пытаясь все изменить, но Зоя даже не слушала его, только механически совершала те или иные действия: ставила чайник, подавала сахар, пододвигала вазочку с печеньем.
В мыслях же она была далеко – хотя, если уж на то пошло, не так уж чтобы очень. Она снова и снова переживала волшебные часы на набережной с Антоном.
Но все завершалось одинаково: шарик улетал в небо, мороженое кровавой кляксой расплывалось на асфальте, а река продолжала дальше нести свои волны.
Река, в которую нырнула, но так и не вынырнула мама.
– Рыбка моя, ты должна понять, что все, что я делаю, это только для тебя! Ну да, я сказал и сделал вещи, которые при обычных обстоятельствах были бы не в порядке, но обстоятельства же совсем не самые обычные! Рыбка моя, речь идет о нашей с тобой совместной жизни…
Заметив, что за окном уже начинает светать и короткая летняя тьма уступает место серо-сизому утру, Зоя, зевнув, поняла, что не спала уже почти сутки.
Сутки, за которые ее жизнь переменилась радикальным образом.
Самым радикальным.
– Рыбка моя, давай сходим с тобой в кино, там новый отечественный блокбастер вышел. Ну, или на любовную комедию, если хочешь. Или и на то и на другое. Ну, скажи же что-нибудь, рыбка моя…
Зоя взглянула на сморщенную физиономию Павлика. Нет, человек он неплохой, вероятно, даже хороший. И его жене с ним очень повезет – только вот она сама не намеревалась становиться таковой.
Еще бы, будущий профессор, доктор медицинских наук, быть может, академик, заведующий кафедрой, декан или даже ректор.
Или важная шишка в областном министерстве здравоохранения. Или даже в столичном.
Может, вообще министр здравоохранения!
Не суждено ей сделаться мадам министершей, не суждено. Но по этому поводу Зоя не испытывала ни малейшего разочарования.
Она любила не Павлика, а Антона: все было так просто.
Очень просто.
Может, даже слишком просто?
Конечно, она разбила сердце Павлика – или не сердце, а честолюбивые планы.
Ничего, веничком сметет осколки в совок, разложит в нужном порядке и склеит «Моментом». И жизнь заблистает новыми красками – только уже без нее.
Да, Зое было жаль Павлика, и поступила она с ним некрасиво, но разве она могла что-то поделать? Да и девушкой Павлика она никогда не была, и он это прекрасно знал.
Она нашла свою любовь, и Павлик сделает то же самое.
Или нет?
Молодой же человек не унимался:
– Ну, рыбка моя, скажи же, прошу тебя, что-нибудь! Не молчи! Не может же быть, что ты ничего не хочешь мне сказать!
Зоя поняла, что спрашивать у Павлика номер мобильного Антона было бы верхом цинизма. Ничего, узнает как-нибудь иначе.
Да и Антон в курсе, где она живет. А ей известна его фамилия: Кравцов. Город у них не такой уж и большой, хоть и областной центр: отыщет.
– Ну, рыбка, неужели ты ничего не желаешь мне сказать?
В глазах Павлика светилась надежда, и Зоя, вздохнув, глотнула из чашки остывшего несладкого чая. За окном уже окончательно рассвело. Начинался новый день.
Первый день ее новой жизни.
– Не называй меня больше «рыбка моя», хорошо?
Антон сам нашел ее – Зоя как раз возилась на кухне, по-прежнему не чувствуя усталости: Павлика она в итоге выпроводила, заверив его, что они останутся друзьями, – и самое смешное, что они и были друзьями, ничего более!
Отец, выйдя из своей комнаты, даже не пожелал ей доброго утра, решив, вероятно, игнорировать дочь-предательницу.
Интересно, что ранило его больше: ее расставание с Павликом или то, что она отказалась посвящать себя медицинской стезе?
Сама же Зоя вела себя как ни в чем не бывало: мило приветствовала отца, сказала ему, что приготовила сырники с большим количеством специй (отец так любил, жалуясь, что иначе ничего не чувствует и словно картон жует), и оставила его одного на кухне готовить себе кофе (делал он это всегда сам). Уже из коридора увидела, как отец, поколебавшись, все же взял один сырник, а потом и второй.
У девушки отлегло от сердца. Ну да, папа будет сердиться и пенять ей, вероятно, до конца жизни. Ну ничего, в итоге ему придется смириться с тем, что медиком она не станет. Не она первая из медицинской династии, кто решил идти своим путем, не она последняя.