– Так значит ты их не живыми глотаешь? – спросил я.
– Нет конечно, – хмыкнул питон, – Тревор привозит их замороженными. Живыми я ем только птичек, тех, что сам ловлю на деревьях. Слушай, а чего ты так о мышах печешься? – нахмурился он.
– Просто у меня много друзей среди них, – ответил я, – хотя раньше я сам охотился на них, а потом подружился с одним мышонком и с тех пор, как бабка пошептала. А вот птичек, как и ты, по сей день ловлю. И ничего не могу с собой поделать, – признался я.
Я не стал пока рассказывать ему о своих космических и театральных приключениях, не тогда же это делать, когда меня ждут люди. Нам целых десять дней жить вместе, так что еще будет время поговорить.
– Знакомая история, – кивнул Горыныч, – видишь, как мы с тобой похожи.
– Ага, прямо близнецы братья, – ухмыльнулся я, – ты когда последний раз себя в зеркало видел?
– Да я в него совсем не смотрюсь , – он мотнул головой, – а что со мной не так?
Конечно же я понял, что под похожестью, он подразумевал не внешнее сходство, а то, что мы оба охотники и несмотря на это решил его подначить:
– Ты же страшный, как Кощей Бессмертный, а я очень даже привлекательный кот.
– Тоже мне красавчик нашелся, – обиженно фыркнул змей, – красота понятие относительное. Для тебя я страшный, а для моего хозяина красивый. Ровно, как и ты для меня чучело огородное, а для твоего человека, наверное, ты самый лучший. И вообще, когда я говорил, что мы с тобой похожи, я имел в виду…, – не договорил он.
– Да понял я, понял, что ты имел в виду, – перебил я его, – я не дурак.
– Ни фига ты не понял, – Горыныч грустно вздохнул, – просто я имел ввиду, что мы можем стать друзьями. Мой единственный приятель это Альберт, но с ним дружить, все равно что с эвкалиптом. Он же спит целыми днями, а мне иногда так хочется с кем-то поговорить по душам, вот как с тобой сейчас. У наших соседей есть собака, пушистая белая болонка. Однажды она забрела к нам на участок, мы тогда с хозяином гуляли на улице, я на лужайке загорал, а он у бассейна книгу читал. Я так обрадовался ее появлению и решил с ней подружиться. Ты бы слышал, как она заверещала, когда я подполз к ней. Честное слово, я думал, оглохну, а хозяин чуть с лежака не свалился. Собака бежала к себе домой так, что только пятки сверкали. Я вот думаю, может я и правда страшный, раз меня все боятся? – он снова вздохнул.
Вот уж никогда не думал, что мне будет жаль краказябру. Я вдруг представил себя на его месте. Наверное, это очень неприятно, когда тебе хочется дружить, а от тебя все шарахаются, как от чумы.
– Ну не очень симпатичный, – уклончиво ответил я, – но ты же сам говоришь, что понятие красоты относительное. Тогда какая разница, как ты выглядишь для всех остальных, главное для Тревора ты красивый. А другие боятся тебя, потому что вы, змеи, запятнали свою репутацию. То душите, то глотаете, то жалите.
– Так мы же хищники, – возразил он и добавил: – но я-то хотел с ней познакомиться.
– А откуда ей было знать? – хмыкнул я, – я когда первый раз тебя увидел, тоже не знал, что у тебя на уме. А насчет того, чтобы быть друзьями я не против, – вернулся я к прежнему разговору, – вот только мы у вас ненадолго, всего лишь на десять дней, пока выставка не закончится.
– Кстати, я слышал разговор людей на кухне, – вспомнил Борзини, – Тревор сказал, что эта ваша выставка начнется через два дня, а пока у вас есть возможность посмотреть город. Ладно, пошли, а то они уже заждались тебя, – спохватился змей. Он в мгновение ока распрямился и, извиваясь, пополз из комнаты.
Червяк, он и в Африке червяк. Глядя на него, мне вдруг вспомнилось, как однажды я смотрел по телевизору соревнования гимнасток. Во время выступления они махали ленточками на палочках, при этом еще умудрялись выполнять различные пируэты. Наверняка, вы сейчас подумали, к чему это вдруг Сократ приплел гимнасток? А к тому, что движения змея напоминали мне танец тех самых палочек. Но еще интересней было смотреть, как Борзини спускается по лестнице. Он делал это не как все нормальные люди и звери. Змей обвил перила, как лиана и потянулся по ним гармошкой. Вот кому надо служить в цирке. Таких эквилибристов днем с огнем не сыщешь. Человек паук и рядом не стоял.
Когда мы нарисовались на кухне, Тревор и Колумб завтракали за столом, сидя друг напротив друга. В нос ударил умопомрачительный запах яичницы с беконом. В том, что у людей на завтрак это блюдо лично у меня не было сомнений. Его запах я узнаю из тысячи, даже несмотря на то, что у нас в доме оно готовится редко, а если и жарится яичница, то без бекона. Моя хозяйка, убежденная сторонница правильного образа жизни, считает его не здоровой пищей. А как по мне, так жаренный бекон эта самая что ни на есть здоровая, полезная и очень даже вкусная еда. Я бы мог ею питаться на завтрак, обед и ужин, да и на полдник не отказался бы проглотить. И только когда Татьяна Михайловна куда-то уезжает Петрович устраивает себе праздник живота. Бывает, что и нам с Пухой перепадает по кусочку этого невероятного лакомства.
Змей высунул язык и давай сканировать воздух.
– Как пить дать яичница с беконом, – со знанием дела заявил он, озвучив мои мысли.
– А ты откуда знаешь? – я удивленно глянул на него.
– Хм, – ухмыльнулся Горыныч, – так мой хозяин чуть ли не каждое утро ест ее на завтрак. Я этот запах знаю наизусть.
Оказывается не только у меня не было сомнений, что люди едят на завтрак.
– У тебя прямо нюх, как у собаки, – хмыкнул я.
– Не знаю, насколько хорош он у собаки, а у меня обоняние очень тонкое и острое. Когда Тревор привозит мышей, я слышу их запах еще когда он даже в дом не вошел.
Наконец заметив нас, мужчины оторвались от своих тарелок.
– Вовремя ты, Сократ, прибыл, – улыбнулся Андрей, – а то я думал поеду на экскурсию по городу без тебя. Ты так крепко спал, что даже ухом не повел, когда я уходил из комнаты.
Я запрыгнул на соседний стул, поставил лапы на стол и заглянул в его тарелку. Должен же я убедиться, что мои предположения оказались верными. Представляю, как бы верещала Татьяна Михайловна, если бы увидела мое поведение. В отличии от нее, Андрей позволял мне подобные вольности. Мое чутье, как обычно, не подвело – на тарелке лежала аппетитная яишенка с поджаристыми полосками бекона. Увидев блюдо, я невольно сглотнул. Вроде ужинал, а такое чувство будто не ел сто лет. Не понимаю, как Горыныч питается два раза в неделю.
– Будешь? – Колумб кивнул на тарелку.
Хм, нашел что спросить? Где ты видел кота, который откажется от яишенки, да еще и с беконом? Я ткнулся в его руку и потерся о плечо, что означало: «Давай делись, вопросы будешь задавать потом».
– Понял, – усмехнулся он и обратился к товарищу: – Тревор, дай какую-нибудь посудину для него.
Пока тот доставал из шкафчика тарелку, Горыныч заполз по ножке стула на его место, свернулся кольцом и, вытянув голову, просканировал языком содержимое его тарелки.
– Я же говорил, что яичница с беконом, – убедился он.
Тем временем австралиец вернулся с посудиной и поставил ее перед Колумбом. Он положил на нее приличный кусок яичницы и разрезал на маленькие кусочки. Все-таки добрый у меня компаньон, никогда не жалеет для меня еды.
– Давай, дружище, наяривай, – он погладил меня по голове и придвинул тарелку.
Какой уж тут наяривай. Я чуть не поперхнулся, когда австралиец, прежде чем снова сесть на свое место, переложил Горыныча… куда бы вы думали? Нет, не на пол и не на диван, а на обеденный стол. Как будто он и не питон вовсе, а какая-то вазочка. И пока тот укладывался, мы с Колумбом с открытыми ртами смотрели, как ловко он это делает. Змей аккуратно растянулся во всю длину, при этом не зацепил телом ни одной посудины, положил голову на столешницу и замер. О том, что он наблюдает за нами выдавали его синющие глаза, бегающие из стороны в сторону. Вы когда-нибудь завтракали с питоном, лежащим на вашем столе? Вот и для меня это было впервые. Я снова представил Татьяну Михайловну и вдруг вспомнил историю, рассказанную Петровичем. Однажды он гулял в парке с детьми и они нашли ужа. Это было в ту пору, когда Димка и Катерина были совсем маленькими, а я так и вовсе еще не родился. Малышне стало жаль змейку и они ничего умней не придумали, как принести его домой. Ну ладно они дети, но он то взрослый мужик, о чем думал – не понятно. В общем, когда они вернулись с прогулки и хозяйка увидела в руках сына змея, она запрыгнула на диван и заверещала во всю горло: «Сейчас же уберите его из дома». И как только они не пытались уговорить ее оставить ужа, она была непреклонна. «Выбирайте: или я, или он», – выдвинула женщина условие. Какой вариант они выбрали, думаю, вы уже догадались. Татьяна Михайловна даже запретила оставлять ужика во дворе и дети были вынуждены отнести его в лес. Сдается мне, если бы она увидела питона на столе, тут бы одним криком не обошлось. Думаю, пришлось бы вызывать скорую помощь. Уплетая яичницу и поглядывая одним глазом на своего нового друга, я вдруг задался вопросом: «Почему змеи наводят такой ужас на окружающих?» Конечно, не на всех, есть такие люди, как Тревор, кто совершенно не боится их. Да и среди зверей находятся такие смельчаки, кто задаст им жару. Но большинство смотрит на них, как на исчадие ада. А может это из-за страха быть укушенным, который заложен на подсознательном уровне и тянется с Библейских времен, когда в роли искусителя выступил дьявол в образе змея?
Остаток завтрака прошел в напряженной обстановке, по крайней мере для нас с Колумбом. Тревор, как ни в чем не бывало, продолжил есть, а у моего компаньона аппетит напрочь отбило. Я понял это по тому, что он положил приборы на стол, отодвинул от себя тарелку с недоеденной яичницей и принялся за кофе. Я его прекрасно понимал. Не очень то приятно есть под прицелом чьих-то глаз. Представьте на минуточку, вы кушаете, а кто-то в это время рассматривает вас, как полотно великого художника, скурпулезно изучая каждую деталь его творения. Думаю, вряд ли вам понравится подобное. Вот так же и нам. К тому же нас рассматривал не человек, а змей, который слыхать не слыхивал ни о каком чувстве такта. Несмотря на то, что мы с ним нашли общий язык, я все еще никак не мог привыкнуть к новому другу. Уж больно вид у него не располагающий. Но, как говорится, друзей не выбирают и не находят, с ними сводит случай, а этот случай нам посылает судьба, а она, как известно, еще та мастерица подбрасывать сюрпризы.
После того, как с завтраком было покончено и мужчины принялись наводить порядок на кухне, мы с Борзини устроились перед стеклянными дверями, выходящими на бассейн. Змей улегся в свою любимую позу, свернувшись буквой «зю», положил голову на тело и уставился немигающим взглядом на улицу, а я, как и положено, умывался после еды. Не знаю, почему ему дурно пахнет от меня, если я умываюсь несколько раз на дню. По-моему на нашей планете нет чистоплотней животного, чем коты.
– Везет тебе, – со вздохом сказал питон, – сейчас поедешь город смотреть, а мне опять здесь торчать одному. Я каждый раз вечера жду, как праздника, когда вернется Тревор и мы пойдем гулять.
– А почему он не оставляет тебя на улице вместе с Альбертом? – поинтересовался я, – он же говорит, что ты не убежишь.
– Я то не убегу, – хмыкнул Горыныч, – но он боится, что на меня могут птицы напасть. Ты думаешь, только я на них охочусь? – он стрельнул в меня глазами и стыдливо потупил взгляд, – однажды я пошел в гости к Альберту и нарвался на стаю сорок. Откуда они взялись, мы так и не поняли. Никогда раньше их не было на нашем участке. Стоило мне только заползти на дерево, они набросились на меня, как сумасшедшие и давай щипать клювами. Я только и успевал отбиваться от них, шипел так, что голос сорвал и хвостом махал, как саблей. Конечно, с одной я бы запросто справился, но что можно сделать с целой бандой чокнутых птиц? По другому их не назовешь, – вздохнул питон и снова продолжил: – если бы не коала, они порвали бы меня на ленточки. Я хотел уползти от них, но они не давали мне этого сделать, Альберту даже пришлось сбросить меня с дерева, ну а там уже Тревор отбил меня у них. Всю шкуру попортили, сволочи, – со злостью прошипел он, – в общем хозяин понес меня в дом, а птицы снова вернулись на дерево. Возможно, они претендовали на жилье Альберта? Уж не знаю, что он им сказал, я лишь слышал, как он рычал, но после того случая сороки больше не показывались здесь. Это только с виду коала милый зверек, а на самом деле он за свою территорию порвет любого. Вот поэтому Тревор и не оставляет меня на улице, да я и сам, если честно, не хочу, мне в доме гораздо спокойней, – признался Борзини, – правда скучно немного, но уж лучше скучать, чем так веселиться.
С пернатыми воровками я так близко не сталкивался, а вот с воронами было дело. Они ни чем не лучше, чем сороки. Помню, как однажды вороны украли у меня рыбу, которой угостила меня Татьяна Михайловна. Хотя угостила это громко сказано, если бы я не выпросил, фиг бы она сама дала. Так вот наглые пернатые мало того, что в буквальном смысле слова вырвали у меня изо рта того карасика, так еще и раскидали по всему двору мусор из ведра, куда хозяйка выкинула рыбные отходы. Догадайтесь с трех раз, кто остался виноватым за тот погром? Конечно же я, потому что когда Татьяна Михайловна снова вышла на улицу, я остался один во дворе, а птиц уже и след простыл (*Кот Сократ выходит на орбиту).
– Не понимаю, почему меня все бояться, – ухмыльнувшись, продолжил питон, – по сравнению с некоторыми, я просто ангел. В нашей стране такая живность водится, которую бояться все: и звери и люди. Знаешь, кто это? – спросил он.
– Крокодил? – предположил я.
– Да он божий одуванчик по сравнению с ним, – фыркнул Горыныч.
– Тогда кто? – я в недоумении уставился на него.
– Черная вдова, – прошипел змей и то ли мне показалось, то ли это так и было на самом деле, он поежился, словно от страха.
Вот тебе раз, оказывается питон тоже может кого-то бояться и не только сорок.
– Это еще кто такая? – не понял я.
– Маленький паучок, размером чуть больше клопа, но его смертельный яд убивает любое живое существо за несколько минут. Хочешь дам совет? – он бросил на меня взгляд и, не дожидаясь моего согласия, тут же продолжил: – опасайся пауков, особенно маленьких и если вдруг когда-то увидишь песочные часы – беги.
– Что за песочные часы? – снова не понял я.
– Когда увидишь – поймешь, – ответил Борзини.
Теперь я поежился от того, что мне стало не по себе. Да что же это за страна такая, где змеи живут в домах, чокнутые сороки нападают целыми стаями, а яд какого-то маленького паучка может убить любое живое существо. Я вдруг вспомнил, как Татьяна Михайловна всегда говорила, что мечтает жить в теплой стране. Уж лучше я всю жизнь буду лапы морозить, чем иметь таких соседей. Быстрей бы уже закончилась эта выставка, да мы поедем домой. Но какое-то внутренне чувство настойчиво твердило, что это произойдет нескоро. Чует мое кошачье сердце, эта командировка, как и предыдущая, не пройдет спокойно. Дай бог, чтобы закончилась благополучно…
* * *
После того, как с уборкой было покончено, люди наконец то засобирались по делам. Хотя какие дела у нас с Колумбом? Это Тревору предстояло целый день провести на работе, а мы ехали пошататься по городу, да посмотреть, как австралийцы живут.
Судя по тому, как Борзини забрался в одну из кадок с пальмой, обвил телом ствол и уснул, ну или сделал вид, что уснул, я понял, что змей не сильно расстроился по поводу нашего отъезда. Видимо, он уже привыкший к одиночеству. Хм, а разве можно к нему привыкнуть? Мне кажется, будь я на его месте, я бы уже сошел с ума от тоски. Все таки, как хорошо, что у меня большая семья. Я практически никогда не бываю один дома, а если и бываю, то воспринимаю это как подарок судьбы. Еще бы, ведь у меня появляется возможность отдохнуть от людей.
Колумб прихватил рюкзак и фотоаппарат, ну а куда ж без него, и мы вышли из дома. Весёлое ласковое солнце играло на лёгкой ряби бассейна, а тёплый ветерок доносил сладковатый аромат чужеземных цветов. От тишины, царившей вокруг, казалось можно оглохнуть и только изредка ее нарушали людские голоса, да задорный щебет местных птиц.
Мужчины направились к гаражу, куда накануне вечером Тревор поставил машину, а я решил поздороваться с Альбертом и побежал к дереву.
– Сократ, ты куда? – услышал я вслед голос Колумба. Слава богу мой компаньон сообразительный товарищ, он сразу догадался о моих намерениях и не стал больше задавать глупых вопросов, – давай только не долго, а то Тревор из-за тебя на работу опоздает, – попросил он.
Нет, вы это слышали? Сами все утро кофий распивали, да языками чесали, а меня теперь хотят крайним запустить. Совсем совести нет у людей. Вечно норовят переложить свою вину на меня.
Я задрал голову вверх и разглядел на одной из веток коалу. Обхватив ее лапами, он дрых, как сурок.
– Эй, Альберт, – позвал я, – здоров, дружище.
Ветка закачалась, зашелестела листва и оттуда послышалось недовольное ворчание.
– Это кто там расшумелся и нарушил мой мыслительный процесс?
Вот тебе раз. Я то думал мохнатый спит, а он оказывается пребывает в задумчивости. Хм, это ж надо придумать такое обоснование безграничному сну.
– Это я, Сократ, – напомнил я на всякий случай и принялся чесать когти о дерево.