– Именно так. Закон полностью на стороне потерпевшего. Проданный на торгах дом не покроет и половины суммы, поэтому…
– Я поняла, Вадим Семенович. – Подхватываю с пола мокрый зонт и медленно поднимаюсь. – И… что же мне делать? Вы осознаете, что у меня отнимут ребенка? Я даже ипотеку взять не могу… – с досадой добавляю я. – Моя зарплата, какой бы высокой она ни была, не покроет наши нужды…
«И мои нужды на лечение», – хочется добавить, но я тактично умалчиваю о болезни.
– Я помогу вам, Тамила Аркадьевна, – Мелентьев вскакивает с места. Суетится вокруг меня, нервно отирает лоб и виски, снимает очки, затем снова их надевает. Чувствует вину? – Можно купить студию или комнату в общежитии. Для начала. – Вадим примирительно поднимает ладони, словно убеждая меня. – Понимаю, вам трудно это представить себе, но… Поверьте, это временно.
– Вадим Семенович, я выросла в маленькой деревушке недалеко от Тбилиси. Я знаю, что такое тяжелый труд. И тяжелые бытовые условия тоже. Меня не напугать общежитием. – Улыбаюсь, почувствовав облегчение. – Но… я не прощу себе, если не попробую. Я подам апелляцию. Буду защищать себя сама. Получу отказ – что поделать? Зато я буду знать, что использовала все средства. Спасибо вам…
– Тамила, вы только потеряете время! Вы же…
– До свидания.
Мелентьев что-то бормочет мне в спину, а я спешно выхожу на улицу, чувствуя, как внутри поднимают голову две сестрички-злодейки – боль и дрожь. Приваливаюсь к мокрой от дождя стене адвокатской конторы и достаю из сумочки контейнер с таблетками – совсем недавно Игорь Анатольевич поменял мне лечение, заменив привычные препараты «супермощными и современными американскими пилюлями». Именно так он их называет.
Погоди, Черниговский, тебе так просто от меня не отделаться! Я добьюсь пересмотра дела… Сажусь в машину, чувствуя на себе чужой взгляд. Оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу – здесь только машины, неподвижно стоящие на парковке да бродячие псы, притаившиеся под козырьком ночного маркета. Может, мне кажется? Доктор предупреждал о повышенной тревожности, возникающей от таблеток… Запускаю движок и давлю на газ – меня ждет принцесса Софико, моя девочка, из-за кого я любого порву на клочья…
Вацлав.
– Она только что была у меня, – шепчет в динамик Мелентьев. – Простите, Вацлав Александрович, я ей все подробно объяснил, но она…
– Что?! – рявкаю в ответ, резко подскочив с места. Стул едва не падает, беспомощно откатившись к стене.
– Она намерена подавать на апелляцию без поддержки адвоката. Заявку ей составит Фролов.
– Че-ерт… Ладно. Вы сделали что могли.
– Послушайте, а как быть с вознаграждением? Мне Ярослав…
– Молчите! Зачем говорить об этом по телефону? Оставьте себе…
– Спасибо, огромное спасибо. Обращайтесь, если что-то понадобится. Я всегда помогу.
Вешаю трубку, не дослушав пылкой благодарственной речи Мелентьева. Надо ехать к Нестеровой, вот и все. Разговаривать, убеждать или… пугать, как предлагал мне Ярик. Не знаю, разберусь на месте.
– Регина!
Она заходит, используя прежнюю, порядком надоевшую мне схему обольщения. Выпрыгивает из штанов, мечтая оказаться распластанной на моем широком лаковом столе. Не сегодня, малыш.
– Я уезжаю. В офисе не появлюсь.
– Поняла. – Ри порывисто облизывает губку. – Я что-то не так сделала, Вац? Может, я приеду к тебе, ведь… – ее руки поднимаются и тут же бессильно опадают. А взгляд тускнеет, столкнувшись с моим недовольным взором.
– Ри, если я пару раз тебя трахнул, это не значит, что тебе можно лезть в мою жизнь. Не зли меня, крошка, у меня и так проблем выше крыши.
Прав был Ярослав, когда ругал меня за связи на рабочем месте. Регина поджимает губки, досадливо кивает и скрывается за дверями, оставляя меня наедине с раздражением.
Окна моего будущего дома приветливо светятся. Красная машинка одиноко мокнет под накрапывающим дождем. Малышка Тами дома и готова к серьезному разговору – мне даже ждать не пришлось. Хм… Подавляя сарказм, опускаю ладонь на металлическую ручку и толкаю калитку. Не заперто. Чертовски неосмотрительно оставлять дверь открытой, Тами… Но… ты слишком самоуверенна, чтобы рассуждать иначе.
Тонкие стволы саженцев, сраженные ветром, обреченно клонятся к земле, флюгер в виде кораблика вертится вокруг своей оси, как пьяный танцор. По дорожке катится желтое пластмассовое ведерко из набора для песочницы. В дальнем левом углу двора детская горка и подрагивающие от ветра качели… Для кого ты строил этот дом, Нестеров? Для семьи? Чтобы в один момент вот так сбежать? Черт тебя дери, Нестеров!
Поднимаюсь по ступенькам крыльца и громко стучу в дверь…
– Вы?! – Тамила замирает на входе. Шарит по стене, чтобы включить свет в малой прихожей. – Вы пришли… поговорить?
Ее распахнувшиеся глаза блестят в сумраке, как бриллианты, грудь тяжело вздымается. Боится? И правильно. Вместо ответа я лениво ухмыляюсь и прохожу в дом, не дожидаясь ее приглашения. Хороший дом. Шикарный. Добротный и стильный. Молодец, Нестеров, не поскупился на паркет и ремонт.
– Послушайте, что вы себе позволяете? – Мнимый женский страх исчезает через секунду. Тамила решительно становится передо мной и вскидывает подбородок. Заправляет за ухо кудрявую прядь, выбившуюся из хвоста. Воительница хренова.
– Я даю тебе час, чтобы убраться из моего дома. – Чеканю я.
– Но… нам некуда идти, пожалуйста, Вацлав… Александрович, есть же в вас что-то человеческое? – Взмаливается она.
Так-то лучше. Прохожу в роскошную гостиную, отделанную дубовым паркетом. В камине потрескивают дрова, наполняя комнату ароматами костра и свежей древесины. Из чашки, стоящей на круглом столике, вьется дымок. Очевидно, Тами собиралась выпить чаю и полюбоваться завораживающим огнем в камине. А тут я… некстати нарисовался.
– Меня это не волнует. – Лениво бросаю я. Еще немного, и она будет умолять меня. Согласится на что угодно… Все, что я захочу. Оглушенный смелыми мыслями, сглатываю так, что дергается кадык. Прохожу вглубь прихожей, оглядывая свои владения и чувствуя легкие шаги, семенящие следом.
– Пожалуйста… У меня маленькая дочь.
«Еще немного… Совсем чуть-чуть…»
Тами застает меня врасплох. Выскакивает прямо передо мной, как пугливый заяц и цепляется дрожащими пальчиками за лацканы пиджака. Приближает свое лицо так близко, что я чувствую аромат ее волос – пряный, с едва уловимыми нотками манго или чего-то экзотического. Ее влажное дыхание опаляет кожу на моей шее. Я вижу ее вблизи – фиалковые глаза с застывшими в них слезами, пульсирующую голубую жилку на виске, маленькую родинку на идеально гладкой щеке. И губы – розовые, пухлые, с едва уловимыми трещинками.
– Я прошу вас. – Повторяет она, неотрывно смотря мне в глаза. Внутри сигнальной лампой мигает предупреждение: «Опасно! Не подходи! Убьет!». Мне знаком этот странный жар. Он пробирается внутрь в том месте, где ее тонкие пальцы касаются меня, впитывается с ее запахом, как зараза! Незаметный, игривый, он только сначала кажется завораживающим. Он соблазняет тебя, зовет, но стоит пойти на его зов – сжирает целиком. Я отшатываюсь от Тамилы, послышав тихий шум. Перевожу взгляд на лестницу, встретившись со взором ребенка – девочка сидит на ступеньке, обхватив коленки, и наблюдает за нами.
– Доченька, иди в детскую. Я сейчас поговорю с дядей и поднимусь. – Тамила спохватывается, отцепляет от меня руки и отступает.
«Беги, беги пока не поздно!» – истошно орет предостережение. Ведомый чувством самосохранения, кидаю взгляд на убегающего ребенка и сухо выдавливаю:
– Ты лживая сучка, Тами. И не смей манипулировать ребенком. Не уберешься через час, пришлю подмогу. Ты меня поняла?
– Д-да.
– И забудь про апелляцию. Подумай о дочери. Ее безопасности, например. – Вскидываю бровь, ища понимания в ее испуганных глазах. – Если ты знаешь, где Олег, говори сейчас.
– Клянусь, не знаю. – Всхлипывает она. – Оставьте нас в покое, пожалуйста… Меня и ребенка. Я откажусь от апелляции и уйду из вашей жизни. Уйду из этого… проклятого дома. Только не трогайте Софико!
– Вот и умница. Я рад, что мы пришли к пониманию.
Глава 7.
Тамила.
– Боже мой, Тами, приезжай сейчас же ко мне! – голос Евы в динамике звучит оглушительно. – Какое же он ничтожество! Нет, он свихнувшееся чудовище, вот кто он!
– Никуда я не поеду, Ев, – боясь разбудить Софи, произношу я. Бреду по коридору, поочередно заглядывая в каждую комнату. – Черниговский не имеет права выгнать меня вот так. Еще закон не вступил в силу! У меня есть тридцать дней, чтобы найти себе другое жилье, продать мебель и ненужные вещи…
– Ладно, Тамилка. Я не сплю, звони, если что.
Господи, ну что я говорю? Таким, как этот подонок, плевать на закон. «Я даю тебе час, чтобы убраться из моего дома!» – закрываю глаза и вижу его лицо – твердое, решительное, бесстрастное. И взгляд – почти черный, острый, как лазерный луч. И почему я решила, что смогу его разжалобить? Вцепилась в огромного, высоченного мужика, как жалкая нищенка. Умоляла этого гада меня понять, будто я виновата в чем-то. Я виновата только в своей чрезмерной доверчивости к мужчинам – вот моя единственная вина. Судите меня, господин Черниговский!
Останавливаюсь возле детской, прислушиваясь к тихому сопению дочери. Моя Софи… Я ради нее на все пойду – что там какой-то Черниговский… Ради того, чтобы быть с ней, я такое терпела… Прикрываю дверь и ступаю по коридору дальше – роскошно отделанный кабинет Олега, моя спальня и… комната для любовных утех. Пыточная – именно так я ее называла. Я долго здесь не была – с того самого момента, как приставила нож к горлу своего мужа. Распахиваю дверь и включаю свет, возвращаясь в свое прошлое, как на машине времени…
Олег взмахивает кожаной плетью, и она с хлестким свистом обрушивается мне на спину. В глазах темнеет от слез, щиплет от струящегося по лбу пота. Кусаю губы так сильно, что во рту разливается металлический привкус крови. Запах крови пропитал здесь все – она выступает, как роса из ссадин, оставленных плетью. Олег шелестит упаковкой презерватива. Слышу его прерывистое, тяжелое дыхание на шее. Запахи крови и пота смешиваются в тошнотворный коктейль. Мне плохо – от унижения, боли, ощущения его хриплого дыхания, его члена внутри себя. Он бьет меня и насилует. Насилует и снова бьет… Я знаю, сколько длятся пять минут – ровно столько времени нужно моему мужу, чтобы кончить… Столько длится моя боль. Я отсчитываю медленно утекающие секунды: один, два, три, четыре… Молюсь, чтобы сегодня ЭТО закончилось быстрее.
– Давай, Тами, давай! Шевелись! М-м-м…
Ну вот, удар плетью и… долгожданный конец.
Вздрагиваю, возвращаясь в реальность. Челюсти сводит болезненной судорогой. Похоже, если я не оставлю привычку сжимать челюсти, моим зубам придет конец. Оглядываю мерзкую комнату, обитую шумоизоляционным материалом: тусклая лампа, стул, диван из кожзама, потемневший паркет. Запах… Похоже, его не отмыть никакими бытовыми средствами. Он впитался в пол, стены и влез мне под кожу… Стал частью меня – темной частью. Ненавистной. Странно, прошло столько лет, а я до сих пор чувствую себя грязной… Брезгливо закрываю дверь, спеша убраться отсюда. После исчезновения Олега я хотела перестроить эту комнату, содрать обивку, паркет… Перекрасить стены и лестницу, завести цветы и домашних животных. Сделать дом живым и чувствующим, дышащим ароматами выпечки и дров. А теперь во мне живет только одно желание – убраться отсюда подальше… Желательно туда, где Олег не найдет нас с Софико…
Пока дочка спит, я достаю с антресолей чемоданы, коробки и всю ночь собираю вещи. Освобождаю кухонные шкафы от посуды, сортирую одежду. Что-то выбрасываю, некоторые вещи откладываю, чтобы пожертвовать. Увлекшись сборами, я не сразу вспоминаю об угрозе Черниговского прислать «подмогу». За окном черная ночь, подсвеченная сиянием уличного фонаря. Тишина, нарушаемая завываниями осеннего ветра… Никого. Вытаскиваю коробки в коридор и пишу сообщение Еве. Ничего, Тами, ты справишься… Сейчас у тебя есть главное – свобода. Тебе принадлежит собственная жизнь. И собственное тело… Бабуля учила меня извлекать из любой ситуации пользу. Может, пережив столько испытаний, судьба вознаградит меня? Или уже вознаградила – терпением, силой, стойкостью. Время лечит все. И разрушает тоже все – превращает в прах даже самое добротное дерево и ткани, иссушает реки, умерщвляет, искажает красоту… У медали две стороны. Может, Черниговский прав, требуя хоть какого-то возмещения убытков? Я ведь даже не знаю точной суммы, украденной мужем…
Тишину взрывает звук входящего сообщения от Евы:
«Тамилочка, я не сплю. Готовлю для вас с Софи комнату. Приезжай рано утром. И… да, ты правильно поступаешь. Отпусти прошлое, как чемодан без ручки».
Улыбаюсь громоздкому, почти чужому дому и семеню в детскую – до рассвета два часа… Нужно поспать – впереди тяжелый день.
Вацлав.
– Я перегнул палку, Яр. Вот что случилось. – Постукивая по столу пальцами, отвечаю на фирменное приветствие Огнева.
«Как делишки?» – разве серьезные адвокаты так выражаются?
– Не понял, шеф. Ты… все-таки ездил к ней?
Ярик усаживается в кресле напротив меня и откладывает заботливо приготовленные Региночкой бумаги.
– Ездил. Напугал до чертиков. Грозился украсть ребенка, если…
– Ты идиот, Черниговский! Я же вчера пошутил! Нет, ты точно идиот… – Яр с силой хлопает ладонями по бедрам и вскакивает с места. – Я же образно выразился, Вац. Боже мо-ой… – он театрально взмахивает руками и изображает на лице ужас. – Ты понимаешь, что она может сделать? Обратиться в полицию, настрочить заявление об угрозах, домогательствах… Ты уверен, что Нестерова не записала ваш разговор? Черниговский, я когда-нибудь тебя убью!
– Да, я идиот! – окончательно раздражаюсь я. – Не знаю, что на меня нашло! Она… она так меня просила. Плакала так, что я… Внутри возникло какое-то странное чувство. Беспомощность, что ли. – Поднимаюсь и отталкиваю кресло. Отворачиваюсь, не желая смотреть Ярику в глаза.
Признаваться больно. Слова царапают горло, как разбитое стекло или песок. А признаваться в собственной слабости больнее вдвойне.
Успокойся, Вацлав. Остановись. Разожми напряжённые пальцы, опусти ладони в карманы брюк и посмотри в окно. Дыши глубже, чувствуй, как кровь бежит по венам, пробуждая в теле тысячи мурашек. Серое сгущается, закрывает неподвижное осеннее солнце, а листья – коричнево-красные и неживые звенят на ветру. Качаются в такт его рваным порывам, раздражая своей податливостью.
Я отстраняюсь от унылой, будто нарисованной черно-белой картинки за окном и возвращаюсь к столу. Всю ночь я думал о Тамиле. Гадал, уедет ли она из дома, испугавшись моих угроз, или останется, чтобы вступиться в схватку с головорезами?
– Вац, ты запал на нее? – выдержав небольшую паузу, осторожно произносит Яр.
– Нет… не знаю.
– Что случилось? Почему ты не рассказываешь про Басова? Это как-то связано?
– Ты убьешь меня во второй раз, – бросаю, с досадой потирая затылок.
– Шеф, мы одна команда. Попроси Региночку сварить кофе, и выкладывай… что там у тебя?
Исполняю желание Огнева. Освобождаю стол от бумаг, снимаю пиджак и зову Регину. Разговор будет долгим. Ри кокетливо подпирает ножкой дверь, виртуозно удерживая керамический поднос с дымящимися чашками. Выкладывает их на стол, демонстрируя глубокое декольте и подаренное мной нижнее белье.
Ярик провожает девушку сальным взглядом и сосредоточивается на кофе. Делает жадный глоток и переводит на меня полный любопытства взгляд.