Мы с Алиской начали судорожно соображать, чем именно порадовать Люську, и в какой-то момент, не иначе снизошло озарение, меня осенило.
В настоящий момент Люське позарез нужна книга Стивенсона, и вчера вечером, перед самым сном я вспомнил, что у деда моего одноклассника Михи Панина довольно большая библиотека. В ней очень много книг, в том числе и «Остров сокровищ». Правда, год издания может оказаться другим, но ведь попытка не пытка. Надо смотаться к Михи и уговорить его деда продать мне книгу.
Не откладывая в долгий ящик, я отправился к Мишке прямо из пиццерии. Алиска хотела пойти со мной, но на полпути к Панину вспомнила, что обещала матери зайти в аптеку.
– Потом созвонимся, – крикнул я, прежде чем свернул за угол высотки.
– Если не повезёт, можем завтра съездить в букинистический магазин, – сказала Алиса, и мы разошлись.
…Миха встретил меня недружелюбно, по его виду я догадался, разговор у нас будет короткий и лучше сразу брать быка за рога. Но едва мы пожали друг другу руки, как Мишкино лицо разгладилось и он (даже вроде улыбнувшись) пригласил пройти в свою комнату.
Последний раз я был у Михи дома года два назад. Тогда их семья казалась дружной, крепкой и несокрушимой. Но вскоре брак его родителей дал большую трещину и семейная лодка начала стремительно идти ко дну. Последовал развод, отец ушёл в неизвестном направлении – вроде сейчас он где-то на севере, – а спустя время, забрав с собой семилетнюю дочь, ушла из дома и Мишкина мать. Она вышла замуж и забыла о старшем сыне. Миха остался с дедом. Дмитрию Евгеньевичу шестьдесят четыре года, он преподаёт историю в университете и, насколько мне известно, они с Михой живут более чем скромно.
Тем удивительнее стали для меня значительные перемены в облике их трёшки. В квартире был сделан евроремонт, вещи сплошь дорогие, стильные; всё здесь теперь кричало о достатке, и Миха, перехватив мой немного растерянный взгляд, едва заметно ухмыльнулся. Ему понравился тот эффект, который произвела на меня новая обстановка.
– Вы ремонт сделали? – спросил я, понимая, что вопрос изначально звучит глупо.
– Как видишь, – Миха толкнул дверь в комнату, пропустив меня вперёд. – У тебя ко мне дело?
– Да. Помнишь, у вас была книга «Остров сокровищ»?
– Она и сейчас у нас есть. Ты за книгой, что ли, пришёл?
– Нет… То есть, да. У Люськи день рождения, она книгу хочет в подарок. Но чтобы та была обязательно старой. Первой половины прошлого века.
Миха не удивился, вышел в коридор и минуту спустя принес книгу Стивенсона в тиснёном переплёте.
– Год издания – 1948.
– Мих, Дмитрий Евгеньевич дома?
– Отошёл ненадолго. Зачем тебе дед?
– Хочу попросить, чтобы продал Стивенсона.
Миха сунул книгу мне в руки.
– Он её не продаст. Мы не торгуем книгами. Нужен «Остров сокровищ», бери его просто так.
– А Дмитрий Евгеньевич не станет возражать?
– Глеб, кончай, я лучше знаю своего деда. Ему твой Стивенсон по барабану. Для деда только историческая литература представляет ценность; за неё он горло кому угодно перегрызёт, а это… ерунда. Бери книгу, и поздравь Люську от меня.
Перелистнув несколько страниц я вдруг произнёс вслух то, чего на самом деле произносить не хотел. Но поддавшись порыву, выпалил:
– Мы будем отмечать тесной компанией, но если хочешь, приходи. Восьмого числа.
Миха мотнул головой.
– Я не смогу.
Его ответ принёс мне облегчение. Захотелось развернуться и скорее уйти, но что-то удерживало меня в комнате Михи, какая-то неведомая сила припечатала к полу, мешая двинуться с места. Быть может, это было чувство вины, я действительно чувствовал себя виноватым, что получил книгу в подарок. Если бы отдал за неё деньги, не испытывал бы сейчас такой неловкости.
Неожиданно Миха подошёл к окну и, глядя вниз, спросил:
– Тебя когда-нибудь привлекала опасность?
– В каком смысле?
– В прямом. Хотелось совершить поступок, граничащий с безумием?
– Вряд ли.
Миха повернулся ко мне, и я заметил в его глазах странный блеск, создавалось впечатление, его взгляд был направлен сквозь меня, в какую-то пустоту, пропасть. И лицо его при этом стало бордовым, губы слегка дрогнули. Миха резко дёрнулся, словно очнулся от транса и попытался неуклюже улыбнуться.
– С каждым днём я всё больше понимаю Макса, – сказал он, встав ко мне вполоборота. – Последнее время Макс казался мне странным, в действительности же, он тогда чувствовал то, что теперь чувствую я.
– Кто такой Макс?
– Ты его не знаешь, – раздражённо ответил Миха. – Хотя о нём и писали газеты. – После вымученного смешка, Мишка добавил: – Как думаешь, обо мне тоже напишут?
Я молчал. Не нравился мне наш разговор, не нравились слова Михи, его взгляд, и сама атмосфера, которой была наполнена квартира. Ощущалось в ней нечто зловещее, непредсказуемое.
– Глеб, тебе лучше уйти, – Миха дотронулся кончиками пальцев до висков и начал их судорожно растирать.
– Голова болит?
– Уходи, – почти простонал Миха. – Сейчас пройдёт. Уходи, Глеб, ухо… – Не договорив, Миха подбежал к окну, повернул ручку и свесился вниз.
– С ума сошёл? – я с силой дёрнул его за руку, закрыв окно.
– Мне нужен свежий воздух. Я должен уйти.
– Куда?
Глаза Михи стали напоминать две стекляшки.
– Уйти, – повторил он.
– Сядь и успокойся.
Мишка начал раскачиваться из стороны в сторону. А когда в прихожей хлопнула входная дверь, снова вздрогнул и вскочил с кровати.
– Дед вернулся.
Вдвоём мы вышли из комнаты. Я поздоровался с Дмитрием Евгеньевичем, снова заговорил о книге Стивенсона, услышав, что Миха поступил правильно, не взяв с меня денег.
…Подарить Люське книгу я планировал восьмого декабря, но в понедельник после уроков, вспомнив, что на том сумасшедшем сайте дорога каждая минута и каждый балл, решил преподнести подарок сразу по возвращении домой.
Увидев книгу, Люська чуть не прослезилась. И сразу метнулась к ноуту.
– Мы с Алисой в пиццерию, вы с Димоном с нами? – спросил я полчаса спустя.
– Я – нет, – крикнула сестра. – И Димка не сможет, он уехал в область, надо срочно обменять детскую ванночку на моющий пылесос.
Точно. Я и забыл, что Димон даже слинял с последнего урока, чтобы ломануться в Троицк. Обалдеть! Тащиться в такую даль, да ещё переть с собой ванночку. И всё ради чего?
…Вернувшись из пиццерии, я обнаружил на кухонном столе Люськину записку. «Глеб, спасибо за книгу. Приготовила тебе ужин».
Есть не хотелось, но я не поленился посмотреть, что успела сварганить Люська. На плите стоял ковшик с двумя яйцами. На столе банка кабачковой икры.
И это весь мой ужин? Два сваренных вкрутую яйца и кабачковая икра. Я ещё раз перечитал записку: «…приготовила тебе ужин». Приготовила? Это уже не смешно.
Минуты через три Люська прислала эсэмэс: «Глеб, по-моему, я забыла отварить яйца. Отвари сам».
Дозвониться до сестры, чтобы сказать, как сильно я её «люблю», у меня не получилось. Механический голос с упорством невменяемого твердил, что Люська вне зоны действия сети.
В начале двенадцатого появились нехорошие предчувствия. Пришли Димон с Алиской, мы поочередно пытались связаться с Люськой. Безрезультатно.
– Она взяла книгу, говоришь? – в сотый раз переспросил Димон. – Значит, поехала меняться.
– Десять раз можно было поменяться.
– Ты не понимаешь, Глебыч, возможно, обмен многоступенчатый.
– Только не надо меня опять грузить вашими заморочками. Вы оба – шизанулись. Где Люська, куда её занесло? Опять недоступна!
Без четверти двенадцать в дверь позвонили. На пороге стояла взмыленная Люська с красным лицом и совершенно безумным взглядом.
– Глеб, помоги! Димка, ты здесь? Отлично. Надо мужикам помочь, вдвоём они не справятся.
– Где тебя носило?
– Глеб, все разговоры потом. Идёмте.
Спустившись на первый этаж, я увидел пофыркивающий у самого подъезда грузовичок. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, лыбились два тощих мужика. А на снегу, прямо у ступеней стоял громадный книжный шкаф. Эдакий, изъеденный жучком деревянный реликт. И выяснилось, что шкаф привезли не кому-нибудь, а именно нам. Люська умудрилась совершить совершенно чумовой трёхступенчатый обмен, в результате которого книга Стивенсона теперь была неизвестно у кого, а моя сестра стала обладательницей редкостной рухляди с претензией на абсолютную уникальность.
Заверив меня, что уже завтра днём за шкафом приедут люди, Люська молила о помощи. А когда книжный монстр оказался в квартире и мужики потребовали четыре тысячи за доставку и подъём, я взорвался.
…А деньги всё же пришлось заплатить. После чего появилось непреодолимое желание разбить Люськин ноутбук.
***
Во вторник наш класс побил рекорд по прогулам. Из двадцати двух человек грызть гранит науки пришло всего девять. Остальные, то ли грипповали, то ли симулировали. Не было на уроках и Михи. И вроде он уже вчера не приходил. Не могу вспомнить.
…Домой я вернулся в начале третьего, а в четыре мне позвонил Димон:
– Глебыч, – проорал он в трубку, – Миха Панин из окна выбросился!
Глава третья
M.A.K.S.
Миха остался жив – это главное. С переломом руки и сотрясением его доставили в больницу, где сначала поместили в реанимационное отделение, а вечером того же дня перевели в палату интенсивной терапии. Его состояние оценивалось, как среднетяжёлое, но врачи давали благоприятные прогнозы.
За один вечер Дмитрий Евгеньевич постарел лет на десять. На него было страшно смотреть: лицо изжёлта-бледное, осунувшееся, щёки впали, подбородок заострился, в воспалённых глазах блуждали чередующиеся огоньки надежды и отчаянья.
Миха был в сознании, он мог видеть, слышать, говорить, чувствовать, но упорно продолжал изображать глухонемого. Ни на один вопрос врачей он не дал ответа: лежал, как изваяние, смотрел то в потолок, то в стену и молчал.
– Выбросился или выпал случайно, вот в чём вопрос, – сказала Люська вечером, когда мы собрались у нас на кухне. – Разница огромная, если Мишка, скажем, по неосторожности выпал из окна, расклад один.
– С какой стати Мишане сводить счёты с жизнью? – перебил её Димон. – Конечно, случайно выпал.
– Хорошо ещё второй этаж. Жил бы на пятом – кранты парню.
Я пересказал воскресный разговор с Паниным, и сразу же в кухне повисла пауза; странные слова Михи завели в тупик и наводили на мысли.
Вообще, Миха в последнее время сильно изменился, и это заметил не только я, но и всё его окружение. Год назад, Мишка Панин был хилым парнем, тихим, где-то даже забитым, совершенно неконфликтным. Одевался старомодно, носил очки, волосы зачёсывал на пробор. Со стороны – типичный ботаник. И хотя над ним в классе никто особо не подтрунивал (хотя дураков всегда хватает), Миха старался держаться особняком. Общения как такового не чурался, но тусовки и прочие совместные мероприятия, по возможности избегал. Танька Астапова, с которой он вроде бы встречался, но оба почему-то жутко стеснялись своих необычайно робких отношений, постоянно стремилась его опекать. И Миха этому не противился. Нравилось ему, что Танюха хлопочет над ним, как над ребёнком.
Миха с Танькой были настолько незаметны в классе, что никто особо к ним не приглядывался.
И вдруг с Паниным начали происходить метаморфозы. Первые изменения заметил наш физрук, который уже не воспринимал вечно болезненного Мишку за полноценного ученика. На физре Миха всегда плёлся в самом конце. Подтягиваться не умел, отжимался ровно полтора раза и то с таким трудом, что семь потов с него сходило. Во время игр с мячом, шарахался от него, как от прокажённого. Кроссы никогда не бегал, жаловался на боли в подреберье, через «козла» не прыгал, на лыжах не ходил.
А тут ни с того ни с сего, на физре, Миха подошёл к турнику и к удивлению класса начал подтягиваться. Раз подтянулся, второй… десятый… На двадцать пятом разе физрук чуть свистком не поперхнулся. С тех пор физра стала любимым уроком, Миха и подтягивался и отжимался, и мяч гонял, а на стометровке имел лучшие результаты. Да и окреп Миха, мускулатура появилась, выражение лица стало непроницаемым, куда-то делась цыплячья шейка, сползло выражение вечной неудовлетворенности и тревоги.
Изменились и предпочтения, Миха сменил имидж, подстриг волосы, сделал «ёжик», очки сменил контактными линзами, старые шмотки отправил на помойку. Короче говоря, ботаник переродился в крутого парня. Только без борзости и нахальства: тихим был, тихим остался. Но уже со стальным стержнем внутри, и те редкие приколисты, что есть в каждом классе, шуточки в Михин адрес больше не отпускали.
А теперь выяснилось, что и в материальном плане у Паниных дела наладились, евроремонт, дорогие вещи. Странно это.
***
Пару дней спустя у нас появилась пусть и скудная, но всё-таки информация. Алиса встречалась с Танюхой, Димону удалось переговорить с Витькой, они с Михой вроде изредка общались.
– Что сказала Танька, Алис?
– Она в шоке от поступка Мишки. Но в случайность не верит, утверждает, Мишка сам выпрыгнул из окна.
– Да ладно?
– Оказывается, они уже несколько месяцев практически не разговаривают.
– Расстались?
– Типа того.
– Ничего себе, мне казалось, Танюха и Мишаня – это навечно, – ухмыльнулся Димон.
– Инициатором разрыва был сам Мишка. Причина… – Алиса пожала плечами. – Причину даже Танька не знает. После того, как Мишка начал меняться, появились претензии к Танюхе, она стала его раздражать, перед летними каникулами он попросил её больше ему не звонить.
– Но надо знать Таньку, – засмеялась Люська. – Просто так она не отстанет.
В этот момент у Люськи зазвонил телефон, поднеся к уху трубку, она выскочила в коридор.
– В сентябре они опять немного сблизились, – продолжала Алиса, – но отношения не возобновили. Пару раз гуляли вместе, в кино ходили, по телефону болтали, на этом общение ограничивалось. А самое интересное, что теперь уже Танюха не стремилась вернуть Миху. Он стал чужим. Примерно в октябре впервые заговорил о странных вещах, о каких-то неограниченных человеческих возможностях, вечной свободе, твердил, что не жил по-настоящему, что человеческое тело это всего лишь оболочка, от которой необходимо избавиться.
– Короче свихнулся Мишаня. Я прав?
– Не уверена, – Алиска посмотрела на Димона и, помолчав, добавила: – Неделю назад Танька видела, как Мишка, распахнув окно, балансировал на подоконнике.
У меня перед глазами сразу же возникла картинка: Миха начинает растирать виски, потом бросается к окну, распахивает его и перевешивается вниз.
– И Мишка совсем не слышал её крика. Когда Танюха уже сорвала голос, он вдруг подался вперёд и, чуть не оступившись, успел схватиться за раму. Увидел Танюху, испугался и закрыл окно. В тот день он не отвечал на её звонки, а утром в школе сказал, чтобы Танька держала язык за зубами.
– Фигня какая-то получается, а, Глебыч?
– Надо будет с его дедом поговорить.
Вернулась Люська.
– Поздравьте меня, я, наконец, заполучила ключницу.
– Удалось набрать сорок баллов? – встрепенулся Димон.
– Не только, мне ещё и vip-статус присвоили, и на торгах я всех обошла.
– Слушай, Люсь, а ты теперь можешь забронировать мне компьютерный столик, и авансом перечислить баллов десять-пятнадцать. «Кожаный лось» не идёт на уступки, упёртый, как танк. А «Козаностра» ждать не будет, как только получит премиум, улетит мой кинжал. Люсь, а стол компьютерный позарез нужен. Без него – засада полная!
Я посмотрел на Алиску.
– Ты хоть что-нибудь поняла?
– Поняла, – кивнула она. – Димке позарез нужен компьютерный стол. Остальное в тумане.
– Вы тёмные люди, – накинулась на нас Люська. – Это золотой сайт, зная тактику и стратегию, там можно обогатиться. У меня сейчас восемнадцать активных лотов и шесть сделок. Если выгорит хотя бы парочка…
– Кто пойдёт со мной к деду Панина? – перебил я сестру.
– Глебыч, я пас, у меня до субботы всё забито. Ну, клянусь, ни минуты свободной. Завтра после уроков в Истру переться, вечером в Сокольниках с «Затупило» встречаюсь. Послезавтра три встречи, а ещё контру по физике переписывать. Не, сейчас никак не могу.
Я посмотрел на Люську.