– Группа «Сыны хаоса», основанная на дебильном шоу для начинающих звёзд эстрады, – усмехнувшись, отрапортовала Сью. Ей понравилось, что с его лица от одного упоминания слетела вся похуистичность. – Я может и мелковата для такого дерьма, но мои предки балдели и клеили твои плакаты в полный рост. Честно говоря, мама до сих пор уверена, что её кумир отбросил копыта. А ты вот, живой. Относительно, конечно.
Как-то не связалось у неё понятие «живой» с этой тёмной фигурой у стены и пустыми серыми глазами. Живым был смазливый парень с обложки журналов и рок-кумир, а этот угрюмый хрен с короткой бородкой недалеко ушёл от того же Годзиллы.
– Знаешь, что, – в нарастающей злости Кейд отбросил себе под ноги сигарету и раздавил окурок тяжёлым шипастым ботинком. – А не заткнуть бы тебе хлебало, соплячка, и не говорить то, о чём понятия не имеешь? Подрасти или подкачайся, прежде чем заходить в такие места и кривляться на камеру. Всего плохого, – отлипнув от стены, он твёрдо собрался вернуться в бар. Потому что жжение в татуировках уже переходило на внутренности, а на запретной для воспоминаний территории затрясся чугунный ящик с пометкой «никогда не вскрывать».
– Постой! – пискнула Сью, в панике оглянувшись. В еле подсвеченном фонарём проулке больше не было ни души, но в любой момент могли выглянуть дегенераты вроде Хосе. До неё с опозданием дошло, что даже идти в неблагополучный район одной было самоубийством. – А я куда? Может, подождёшь со мной такси? Пожалуйста, – она спешно затыкала пальцами по так и не выпущенному из руки смартфону, набирая в приложении адрес бара.
– Я тебе не личная охрана. Как сюда припёрлась, так и обратно к розовым пони дочапаешь, – Кей уже упёр ладонь в дверь, намереваясь толкнуть её и войти внутрь. И только высокий ехидный голосок заставил сжать руку в кулак от набиравшей обороты злости:
– Как же так, папуля? – нараспев протянула Сью, силясь не заржать. Ну, в отцы он может ей и годился, только если бы зачал её, будучи подростком. Сиреневая курточка скидывала с неё пару лет, это факт. – Ты для всех меня дочкой назвал! Так что если мою пришибленную кирпичом тушку найдут тут утром, первым делом пойдут спрашивать у тебя!
Кейд тихо зашипел, но клокочущую в венах злобу сдержать не получилось. Развернувшись к ней и рывком преодолев разделявшие их несколько шагов, он сжал кулаки крепче и рявкнул:
– Слушай, ты! Не знаю, с какого неба на меня свалилась, но ты нахуй ни разу не моя проблема! Скажи спасибо, что тебя сейчас не пускают по кругу в подвале, заткни уже свой тупой ебальник и пиздуй! Нахуй! – жестом указав направление, он выдохнул остатки воздуха после своей тирады и сам удивился своему бешенству. А ещё – тому, что у него по-прежнему богатый диапазон для скрима. Даже сигареты не убили в нём это. Даже годы на помойке для забытых звёзд.
– Ого, – невозмутимо хлопнула глазами Сьюзен. Страшно ей не было ни капли, ведь раз помог выбраться из бара, то точно не собирается причинить вред. Но вид у Кея был грозный: на светлой шее билась вздувшаяся венка, в упавшем на него свете наконец получилось разобрать татуировку. Всё та же, что с плакатов – широко распахнувшая крылья чёрная птица, перья которой уходят на выбритую волосистую часть головы. – А папуля может, однако. Мерси, сильвупле, – сделала она шутливый риверанс. – Ну или типа спасибо. Кстати, вряд ли я бы могла быть твоей дочкой. Уж не школьница. Конечно, «Первую звезду» смотрела только в записи, с родителями. Но ты был хорош даже в семнадцать.
Она вздохнула, вспоминая те вечера в их уютном доме. Когда вся семья собиралась у телевизора, мама врубала очередной в сотый раз пересмотренный выпуск любимого шоу. Суть его была до наивности тупа: со всей страны набирали молодых талантов буквально с улиц, поселяли их в одном доме, создавая реалити. Но главным были пятничные отчётные концерты, на которых парнишки и девчонки показывали свои вокальные данные на всю мощь. Каждый выпуск кто-то покидал проект по решению жюри, пока не оставалась тройка финалистов. И пока шло это реалити, на коленке сколачивались группы и дуэты, нереально хайпуя новыми звучаниями в начале нулевых.
Конечно, Сью уже подрастала, когда начала слушать музыку этих горячих групп с подачи мамы. Но Анархиста, символ эпохи, трудно было забыть. Солиста-рокера, лихо управляющегося с электрогитарой и взрывающего вокалом стадионы. Увидеть его сегодня в таком жалком состоянии – как оплеуха по воспоминаниям из детства. Как найти сломанную куклу на чердаке, некогда любимую.
– Тебе пора, – кивнул Кей ей за спину, смотря уже не со злостью, а с лёгкой тоской, повисшей в воздухе. В проулок въехала машина такси, осветив Сью фарами, и он поспешил отступить обратно в тень. Слишком много всколыхнулось в нём за эту ночь. Так много, что начало опасно сохнуть в глотке. Вот, чего нельзя допустить. Только не это. Не эта Сахара на языке.
– Да. Спасибо, что подождал со мной такси, – невозмутимо улыбнулась Сьюзен напоследок, вызвав у него новый приступ офигевания. Обманула, как ребёнка! Вот же… козявка. Козявка тем временем направилась к машине лёгкой пружинистой походкой.
– Не споткнись, – севшим голосом посоветовал Кейд ей вслед. И сам не зная, зачем, но дождался, пока такси уедет. На всякий случай.
***
Утро Кейда начиналось часов в двенадцать, всегда одинаково. Подтягивания, ухватившись за висящую под потолком получердачной квартиры железную балку. Тёплый душ, смывая запах после ночи в дешёвых забегаловках вроде «Клыка и когтя». Кофе без сахара и сливок, быстро сляпанный из каких-нибудь объедков в холодильнике завтрак и сигарета. Смешно жить в так называемой «студии» у центра города, когда в кармане порой нет и цента. Медленно продавать остатки роскошной жизни, когда счета за квартплату становятся красными.
И только одно не уходило с Е-бей за бесценок. Сваленные в большом шкафу, который предполагался бывшим владельцем как кладовая, барабаны и гитары. Хлам. Как и сам логотип с классическим черепом «Сыны хаоса» на бочке. Как дублирующая его татушка на голени.
К двум часам, посмотрев новости по крохотному старому телеку на кухне, Кейд начинал репетировать. Он сам бы не смог ответить, нахуя продолжает это делать. Нахуя курить, если не хочешь терять голос. Нахуя не курить, ведь его голос давно никому не нужен. Но упражнения и распевки настолько въелись в график его жизни с семи лет, что это казалось даже большей необходимостью, чем отжимания и подтягивания. Они нужны, чтобы с самого утра не сушило горло. Распевка – чтобы это самое горло даже не думало желать запретных плодов.
Топая сегодня по тихим улочкам Мидлтауна, Кейд думал о прошлой ночи. О том, как не смог вернуться в бар, боясь поддаться соблазну. Почему? Что такого упомянула та так и оставшаяся для него без имени девчонка, раз даже привычный черепаховый панцирь пофигизма раскололся, обнажив стынущую внутри злость. «Кумир. Живой. Относительно». И правда, ведь вот она, неприкрытая. Относительно. Функционирует, машет ручками и бренькает по барам на дешёвой акустике, когда в шкафу лежат настоящие бас-сокровища. Но когда начинаешь играть в таких местах по-настоящему, публика только морщится и просит не мешать пить и ебаться. А в иные заведения Анархисту путь закрыт уже много лет.
Злость – она не на них, не на судьбу-злодейку и даже не на глупую девчонку. Злость на себя. Что всё просрал, что вылетел в трубу, как пережёванный фантик, едва не пополнив собой «Клуб двадцать семь». Инфаркт. В двадцать семь. И ещё до реабилитации – привод за порошок, закончившийся без решётки только благодаря баснословной сумме денег. Когда-то он мог купить даже закон. Сегодня порой не может купить хот-дог.
К пяти часам, три раза в неделю, его ждут за синей дверью с постыдными надписями. Раньше Кейд шмыгал туда, как вор, всё ещё боясь любопытных папарацци. Но когда понял, что никто не станет его искать в родном Мидлтауне после Нью-Йорка, перестал и прятаться. В первую очередь от себя.
На улице поздняя весна, и вроде джинсовая курточка достаточно грела, но Кейд всё равно ёжился. Прошёл мимо старого охранника, кивнувшего постоянному посетителю. В просторном зале для клуба уже сидели в ожидании человек восемь – кто-то знакомый, кто-то новенький. Но все как на подбор с пожёванными морщинами лицами, мешками под глазами и тревожными взглядами. Кею тут было на удивление спокойно. Тут хотя бы не стыдно сесть с ними в один круг, признав себя таким же. Такой же блевотиной общества.
– Что ж, начнём – тихо провозгласила девушка-организатор с бейджем на шее. – Кого мы давно не слышали? Может, у кого-то есть, что сказать?
Кейд невольно кашлянул, вспомнив свою жажду накануне. Но его восприняли неверно: организатор улыбнулась и кивнула:
– Прошу.
Он терпеть это не мог. Когда все в кругу вытаращиваются в ожидании душещипательной истории, которую ни разу не слышали в правдивом варианте. Никто не должен его случайно узнать, как та малолетка. И откуда вообще его знать малявкам, если на шоу и в объективы он попал в двухтысячном, когда она ещё в лучшем случае писала в памперс? Хорошие вопросы. И самая ненавистная фраза, такая, что от презрения к собственному существу давит рёбра:
– Мм… здравствуйте, – он снова прочистил саднящее жаждой горло. – Меня зовут Кейд. Мне тридцать восемь лет. И я алкоголик.
2. Personal Jesus
Надо обладать недюжинным метаболизмом, чтобы в семье Глоуз оставаться худощавой спичкой. Даже к завтраку стол в столовой накрывался руками неугомонной хозяйки по полной программе: от яичницы с беконом до блинчиков с кленовым сиропом. Сьюзен лениво ковыряла клубничный пудинг, но аппетита особо не было, как и настроения.
– Ты не заболела, милая? – свободной рукой миссис Глоуз потрогала лоб дочери, проносясь мимо неё с очередной тарелкой. – За всё утро трёх слов не сказала. Что, неудачные вышли посиделки?
– Я слышал, во сколько ты пришла, юная леди, – нахмурив чёрные брови, выглянул из-за газеты отец. Видимо, ведьминский метаболизм в этой семье передавался исключительно по женской линии, так как мистера Глоуза полнота стороной не обошла. Пухлое брюшко, на котором еле сходилась офисная рубашка, упиралось в столешницу. Сью напускная строгость абсолютно не смутила: она давно научилась вертеть родителями так, как ей того хотелось. А уж к двадцати трём годам отточила навыки до профессиональных, ведь дома в ней души не чаяли и удовлетворяли любой каприз.
– Мы немного засиделись с Лу и Трейси, – натянутая на личико виноватая улыбка тут же смягчила отцовский взгляд, и он вернулся к чтению утренних новостей. Но, так как это была ложь от первого до последнего звука, Сьюзен не удержалась и шепнула садящейся напротив матери часть гложущей её с самой ночи правды: – Видели кое-кого. Не поверишь, если расскажу.
Миссис Дэйзи Глоуз – очень стройная для своих не таких уж богатых лет и привлекательная женщина – гордилась тем, какие доверительные отношения у них были с единственной дочерью. Когда-то родив её по большой подростковой любви и большой глупости в семнадцать лет, сейчас она даже иногда радовалась этому. Потому как действительно могла считать себя старшей подругой Сью и сплетничать с ней почти на равных.
– И кого же? Неужто моя малышка наконец-то обратила внимание на противоположный пол?
– Да не в том дело, мам, – Сьюзен закатила глаза, смотря на висящую над столом хрустальную люстру. – Помнишь группу «Сыны хаоса»? Она у тебя гремела из каждой сковородки, когда я мелкая была. Так вот, вчера я, то есть мы с девчонками, встретили её солиста, – поняв, что чуть не прокололась на вранье, она быстро начала запихивать в рот пудинг. Готовила мама обалденно. В общем-то, ничем больше, кроме кулинарии, она уже много лет не занималась. А ведь бывшая фанатка рока, о чём сейчас разве что татушка на запястье напоминает – маленькая надпись грубым шрифтом «Hard Rock». Забавно такое видеть на закоренелой домохозяйке у продуктового рынка.
Миссис Глоуз ахнула, в удивлении поднимая брови и откидывая со лба пшеничные волосы.
– Конечно помню! Я думала, он умер, причём лет десять назад, – недоверчиво прищурившись, она принялась не спеша помешивать в чашке остывающий кофе. Не похоже, что тема её сильно зацепила. По крайней мере, количество кубиков сахара заслужило чуть больше внимания.
– Это почему?
– Потому что мамин обожаемый Анархист сторчался или спился, или ещё что-то там, – влез отец, со вздохом откладывая газету. – Помню, в две тысячи десятом или одиннадцатом прошла сплетня, что он подхватил сердечный приступ прямо в аэропорту Эл Эй. Ну, это и неудивительно, учитывая, что к тому времени группа уже практически не существовала.
– А жаль, – подхватила мама. – Хорошая в нулевых была группа. Только они как-то быстро перестали песни выпускать, всё перепевали старые. Ну и надоели всем с этими пятью хитами. Так выходит, Кейд живой? Здорово. И странно, что он тут, в Мидлтауне. Как выглядит?
«Как кусок засохшего говна», – подумалось Сью, но расстраивать маму такими рассказами совсем ни к чему. Если даже самой Сьюзен, по сути и помнящей Кейда лучших его времён очень смутно, было грустно вчера понять, кто перед ней.
Как можно было двадцать лет назад качать своим басом стадионы, а сегодня не уметь растормошить сраный бар нижнего Мидлтауна? Неужели любая слава заканчивается в такой заднице, и всем знаменитостям суждено подыхать на помойке? Сьюзен передёрнуло. Она стремилась к славе. Но предпочитала место за кулисами: всё-таки быть звездой шоу, как в своём блоге, оказалось не очень приятно. Остаток ночи по возвращении домой ей пришлось объясняться с подписчиками о прерванной трансляции, так как самые рьяные уже собирались звонить в полицию. Нет, за спинкой трона всегда комфортней. Именно поэтому её будущая профессия радовала всё больше.
– Нормально. Хотела для тебя взять автограф, но не было ручки.
– Да и чёрт с ним, – безразлично махнула рукой миссис Глоуз и бросила взгляд на настенные часы. – Дорогой, вы не опаздываете? Ты же говорил, что совещание начнётся в девять, а у Сью с девяти занятия.
– Ох, батюшки, – в один присест запихнув в рот остатки бекона с тарелки, отец с кряхтением поднялся и кивнул Сью – говорить не мог, торопливо жевал.
– До вечера, мамуль, – вспорхнув из-за стола, она подхватила со спинки стула висящий на лямке кожаный белый рюкзачок и быстро чмокнула маму в щёку. Чуть не забыла куртку, но раз отец довезёт, то сойдёт и так: в лёгком платье и тех же конверсах, на стиле романтического похуизма. – Я сегодня задержусь, наверное: начинаем готовить курсовой проект по принципам работы со звуком.
Вот вроде и не соврала, но преувеличила. До сдачи проекта ещё вагон времени, и вряд ли бы они с Лу сели за него сегодня после нудных лекций об операторской работе и прочей лабуде. Будущий режиссёр должен быть подкован по всем направлениям, быть капитаном судна кинопроизводства. Только вот сегодня вторую половину дня Сьюзен решила потратить на нечто иное. Проверку возникшей теории. Безумную затею.
Анархист не был бездарен. Бездарности не пробиваются из ниоткуда на эстраду, да ещё и с такой специфической штукой, как рок. Так что же случилось? Что способно потопить любой Бисмарк1 и опустить на дно артиста вместе с его талантом? Потеря голоса стояла в этом списке первым пунктом. А когда Сьюзен что-то задумывала, ребяческая безнаказанность шла впереди неё, гордо размахивая флагом.
***
Редко случалось, чтобы после собраний клуба алкоголиков у Кея возникало желание шляться по барам с гитарой. Чуда не случилось и в этот раз. В квартиру он возвращался с тощим пакетом полуфабрикатов из ближайшего супермаркета и насмерть заёбанной рожей. Часами слушать излияния таких же бесполезных отбросов, как он сам, его иногда просто бесило. Но практика последних лет показала неутешительную статистику, что без клуба срывы случаются гораздо чаще. Чего Кейд боялся по-настоящему, так это нового запоя. Потому что не знаешь, какая стопка сведёт тебя в могилу. Десять лет назад могила была слишком близко, чтобы забыть запах смерти.
Проходя мимо почтовых ящиков, он заметил торчащий у номера своей квартиры конверт. Счета. И уже наверняка красные. Поморщившись, Кей прошёл мимо, не став их забирать: ещё хотя бы день иллюзии, что всё в порядке. А завтра попробует с этим разобраться, пока его не попёрли из единственного жилья. Он до сих пор был благодарен отцу, что тот когда-то смог достучаться через пьяные угары и звёздную болезнь сына и заставил его позаботиться о будущем, вложить деньги. Вот такие небольшие квартирки-студии по всем штатам оказались приобретением выгодным и полезным: во время туров не приходилось спать в отелях. За десять лет они были проданы все, кроме этой – в родном городе. Рядом с могилой Харриса-старшего. Хоть кого-то Кей в этой жизни не подвёл к черте и не разочаровал, ведь отец, к счастью, умер как раз за неделю до инфаркта сына. Неделя, чуть не положившая их рядом и вспоминающаяся как ад земной.