Сейчас – девяносто.
Кейд схватил соскальзывающую гитару и машинально надел ремень обратно. Он может. Сука, может! Всегда мог!
Сто десять. Снова щелчком включает микрофон, трясущимися руками натягивает наушники и закрывает глаза, успокаивая дыхание. Разминает хрустнувшие пальцы, закрываясь внутри своего тела – нарастающие удары сердца и неправильную сушь во рту, не имеющую ничего общего с нормальной жаждой, отправляет к рукам. Злость – та эмоция, на которой иногда надо сыграть.
– Всё обретёт смысл.
3. Годзилла
Кейд с глухим стуком положил потёртую акустическую гитару на хлипкий деревянный столик. Мэй вопросительно подняла на него глаза и нехотя подвинула ноги в высоких кожаных ботфортах, освобождая место.
– Разреши мне играть, – без лишних предисловий попросил он, сверкая немного маниакальным безумством в дымчатой радужке.
– И тебе привет, – едва не поперхнувшись дымом сигареты, Мэй одарила его снисходительным взглядом. – Выглядишь ещё дерьмовей обычного. Где тебя носило три дня, по помойкам?
Кейд и правда на несколько суток забыл о сне, еде и душе. Этот унизительный пинок от малолетки пробудил в нём такую озлобленность, что теперь он утонул в музыке – как не бывало уже давно. Переслушивал на старом смартфоне известные рок-хиты Линкин Парк и Имейджин Драгонс, отчаянно выискивая то, о чём говорила Сью. Знать, о чём ты поёшь. Знать смысл. Он спел «Личного Иисуса» не меньше пятидесяти раз, пока не отыскал в строчках это зерно. Это не о вере, это о желании исполнителя быть богом.
Он помнил, что это значит. Стоять в свете софитов среди тумана из дым-машины и видеть протянутые к тебе руки в отчаянном желании коснуться. Видеть, как тебя хотят – как людей заводит твой голос, как слепо орут на подпевках парни, а девчонки кидают на сцену лифчики. Всё потому, что музыка даёт им смысл это делать. Энергию жить.
Невозможно отдать энергию, если у тебя её давно нет. Севшей батарейке в грудине нужно было зарядиться. И Кейд снова брался за SG, лаская гитару, как не ласкал никогда ни одну женщину. Он надевал наушники, включал понравившийся трек и начинал тихонько пробовать подыгрывать. Ему всегда нравилась хорошая музыка. Когда в плейлисте попалась старая композиция «Сынов хаоса», с удивлением понял, что его собственный голос в записи звучит пискляво и по-детски. Словно связки ещё не сломались.
Или нужно было дождаться, пока сломается что-то внутри.
– Разреши мне играть, – повторил он тупо, жадно вглядываясь в насмехающееся лицо лисицы Мэй. Сейчас его больше ничего не интересовало, кроме желания испытать себя ещё раз. Провал перед Сьюзен требовал отмщения. Уязвлённое самолюбие удивило: за ненавистью к себе оно ещё живое?
– Блять, ты как из пизды на лыжах, Кей, – фыркнула на это заявление прожжённая владелица бара и снова затянулась сигаретой. – Я тебе и так даю играть. Хоть сегодня, как народ подтянется, – она обвела многозначительным взглядом пустующее в дневной час заведение.
– Не так, – мотнул он головой. Подхватив со столика стакан воды, стоящий возле пепельницы, залпом его опустошил – в горле сохло постоянно, он чуть не сорвал ночью связки, пытаясь скримить. – У меня есть аппаратура. Я могу делать рок. Особенно, если найдутся ребята, которые могут подключиться к барабанам и басухе.
Мэй тяжело вздохнула и лениво убрала ноги со столика. Она не первый год знала Кейда. И вполне помнила, что когда он начинает стаканами вливать в себя воду, это плохой знак. Воду быстро заменяла газировка. Потом Ред Булл. А потом в энергетики начинал примешиваться крепкий немецкий Ягер или пойло подешевле.
– Сядь, – кивнула она на соседний стул, и Кей послушно на него опустился, скрипнув ножками по полу. – Слушай, ты классный музыкант. Если бы мне не нравилось то, что ты делаешь, я бы не давала тебе играть, верно? Но, во-первых, мы уже обсуждали это сотни раз: сюда народ приходит не за тем, чтобы им в уши ломился рок. Им надо выпить, поболтать, подраться, снять шлюху и выебать её в сортире. И довольными идти спать в ночлежку. Я ведь просила тебя. Играть надо так, чтобы музыка не мешала парням.
– Но…
– И второе, – не дала ему вставить слова Мэй, откидывая назад гриву сальных рыжих волос. – Посмотри, на кого ты сейчас похож. Проспись, Кейд. У тебя пальцы трясутся, глаза покрасневшие. Мне нахуй не нужен твой очередной запой.
– Мэй, я не пил! – едва не простонал он, закатывая глаза к потолку. – Ни капли, клянусь. Полтора года, Мэй – разве я всё ещё не заслужил твоё доверие?
– Я не настолько ёбнутая, чтобы доверять вообще хоть кому-то, – вздохнула она и затушила сигарету в пепельнице. – Кстати о доверии. Какого хуя ты выгородил ту шлюху? Только такой долбаёб как Годзилла мог поверить, что она твоя дочь.
– А что, надо было дать им жопу малолетке порвать? – хмыкнул Кейд, откидываясь на стуле. Вот таких наездов от старой приятельницы он не ожидал. Да и то, что после стольких лет знакомства она не верит ему на слово, тоже. Хотя в клубе часто говорилось о том, что никто не будет воспринимать зависимого человека всерьёз. Единственный шанс на хоть какую-то публику таял на глазах.
Мэй наклонилась вперёд, понижая и без того сиплый покуренный голос – видимо, не хотела, чтобы её услышали ребята из подсобки, шумно разгружающие ящики с бутылками.
– Если бы ты иногда бывал в соцсетях, то знал бы, каким ветром её ко мне тогда занесло. Я и сама не знала, Джонни потом дал мне посмотреть блог этой шлюшки. Ходит по разным заведениям в городе и устраивает скандалы ради хайпа. Типа ревизор, мать её. Но знаешь, у тебя отличная чуйка: ты спас меня от большого дерьма, когда не дал ребятам развлечься.
– Это ещё почему? – он старался казаться похуистичным к этой информации, но отчего-то именно упоминание Сью его передёрнуло. Наглая зараза. Снимающая всё вокруг себя на камеру больная сука.
– Потому что зовут её Сьюзен Глоуз, смекаешь? – Мэй притихла до свистящего шипения. – Единственная дочурка Аарона Глоуза. Я бы потеряла бар, если бы вскрылось, что поимели её именно тут.
Кейд удивлённо поднял бровь, но не верить нарытому Мэй у него не было причин. Глоузы – одна из самых влиятельных семей Мидлтауна, владельцы практически половины недвижимости города. «Клык и коготь», рестораны и аптеки – всё это по факту помещения Глоуза, сданные в аренду. А что продано, как дом Кея, то всё равно в управлении Аарона. Да уж, злить этого парня не стоило. И тут неожиданная мысль заставила Кейда истерически хохотнуть:
– Бля…
Он даже рот кулаком прикрыл, потому что ситуация была до тупого идиотской. Дочка Глоуза дала ему денег, чтобы он покрыл долг перед самим Глоузом. Может, проще было передать папочке конверт за завтраком?
– Ты чего? – шокированно уставилась на него Мэй. Было от чего охренеть: каким-каким, но хохочущим она Кейда не видела никогда, только если он не был пьян. – Эй, что я такого сказала?
– Да так… О своём, – отмахнулся он и с азартом подхватил со стола свою гитару. Но когда вспомнил слова «родители любили слушать рок, а мамочка просила записать песню», его снова пробило на сдавленные смешки. Вот же лживая сучка. Навешала ему редкостной брехни, а он, как лопух, повёлся.
Стоп, а зачем же она тогда приходила к нему домой? Зачем хотела заснять?
– Ты меня сегодня пугаешь, – Мэй с сомнением посмотрела на гитару. – Хочешь сыграть? Давай «Смертные грехи», гулять так гулять.
– А давай немного нового, а точнее забытого старого, – сам от себя не ожидая, отказал Кейд и потянулся к струнам. Может, просто Сью была дерьмовой слушательницей, и переосмысленная песенка Депеш Мод зайдёт другим ушам? В последний момент пальцы на грифе замерли для вопроса. – Слушай, а в блоге этой Сьюзен в последние дни новых видео не было, не в курсе?
– Не знаю, почему тебе это вообще интересно, – она подозрительно вглядывалась в его непривычно оживлённое лицо. – Но нет, Джонни следит, я попросила.
Кея это немного порадовало. Пусть на акустике песня звучит иначе, но не менее хорошо. Если знать, о чём и для кого петь. Он уже подцепил струну, выравнивая дыхание, но тут за спиной раздался грубый бас, мгновенно сбивая весь настрой на игру:
– Так выходит, ты всем нам сбрехнул, старый мерин? – тяжело ступая, из подсобки выперся Годзилла. Он иногда помогал Мэй с разгрузкой товара, и, похоже, приглушённый тон разговора не помог. Кей неприязненно поморщился, когда понял, что чокнутый ублюдок слышал слишком многое. – Та шлюшка не была твоей дочкой, она дочурка самого Глоуза.
– Эй, Газ, кончай это, – грубо оборвала его Мэй, поднимаясь со стула. – Развесил уши, мудила? Так вот значит, ты должен был услышать: я рада, что девчонка ушла отсюда целой. Мне не нужны такие проблемы.
– Ты просто обоссалась, Мэй. Как и этот лживый хрен, решивший поиграть в рыцаря, – Годзилла смачно харкнул прямо на пол, и Кейд со вздохом развернулся к нему лицом. Непонятная тревога пульсацией нарастала в затылке. Он крепче сжал гитару и вскинул квадратный подбородок:
– Я нихера не понял, Газ: что это меняет? Я не дал тебе и Хосу сделать глупость. Держу пари, Глоуз бы вас всех прикопал живьём, а бар закрыл к хуям. Скажи: «спасибо, Кей, ты у нас такой дальновидный». И вали, куда шёл.
– Ты много на себя берёшь! – Годзилла многозначительно ткнул в него пальцем и выпучил глаза с явственно расширенными зрачками. Грозно оскалившись, он угрожающе шагнул вперёд, давя вонью немытого тела. – Этот дрочила Глоуз давненько задолжал моим парням на стройке. Кажется, дочка вполне сможет отдать долги, – он довольно оскалился железными зубами и демонстративно заржал.
Кейд вздрогнул. Эта биполярочка от ярости к смеху за тридцать секунд была ему до тошноты знакома. Какие только мысли не придут к обдолбанную башку – представить страшно. Почему-то перед глазами чётко встала картина, как тощую девчонку в голубеньком платьице облапывают грязные руки, пинают ботинками в живот и раздирают на части подобно куску мяса. В желудке клубком свернулось отвращение. Это же как ребёнка отыметь.
– Даже думать не смей, ублюдок, – прошипела Мэй, упирая кулаки в бока.
– И что ты мне сделаешь, а? Вызовешь копов? Сиди и дрочи свою гитару, Кей: у меня сегодня запланировано веселье!
Толкнув Мэй плечом, он демонстративно пошёл к выходу, весело насвистывая себе под нос. Кейд смотрел на его обтянутую чёрной кожанкой широкую спину, даже не скрывая своей злости. Ладони вспотели. Он с трудом подавил в себе желание вскочить и двинуть по оборзевшей роже Годзиллы, чтобы тот захлебнулся кровавыми соплями.
– Бедная. Храни её Господь, – буркнула Мэй и, вздохнув, пошла к барной стойке. Никто не скажет копам. Не принято.
В нижнем городе не принято заступаться, не принято защищать. Можно только или участвовать, или не смотреть. Отвернуться. Сью ему абсолютно никто, это не его проблема. И только пульсация в затылке всё громче. Тудум. Тудум. Через пальцы в гриф гитары, нарастающим ритмом.
***
Из южного кампуса Сьюзен выходила с неприятным, тягостным ощущением. Щебет подруг мешал сосредоточиться, а подумать было о чём: как вернуться «на коня» после провала в «Клыке и когте». В последние четыре дня цифры на её аккаунте сильно таяли, и Сью всё чаще начинала ловить себя на дурацком сравнении с Кейдом. С той лишь разницей, что его забывали больше десяти лет, а её могли забыть меньше, чем за неделю.
– Эй, ты слышишь? – позвала её Трейси, лениво поворачивая блондинистую голову. – Сью?
– Да, прости, задумалась. О чём вы говорили?
– О том, что тебе нужна новая идея для канала, – серьёзно кивнула Лу. Сьюзен криво улыбнулась ей – хоть кто-то понимает, что её волнует. – Я давно говорила, что ходить по всяким клоповникам не безопасно. Даже с придурком Майлзом.
– Особенно с придурком Майлзом, – высокомерно вздёрнув нос, подчеркнула Трейси. Из их компании она была самой мажористой, благодаря крутому папочке из Нью-Йорка. Сью же с ней общалась исключительно потому, что хотела быть ближе к Лу. Вот с этой простецкой девчонкой, без зазрения совести подрабатывающей в книжном магазине, дружить было, по меньшей мере, интересно.
– Девочки, я всё понимаю и так, – Сью закатила глаза и поправила рюкзак на плече. Крыльцо кампуса оставалось позади, и они втроём двигались к парковке после занятий. – Но понятия не имею, куда мне переквалифицироваться. Всякие бьюти-темы и мода точно не моё.
– Ты могла бы обозревать музыку, – не задумываясь, предложила Лу вполне здравую мысль. Сью и сама об этом уже думала, вот только её познания ограничивались собственным вкусом и хорошим слухом. Петь самой её никогда не тянуло, хотя мама пару раз и отмечала у неё вокальные задатки. Но быть за троном гораздо легче.
– Или брать какие-нибудь забавные интервью, – Трейси оставалась в своём репертуаре. Статная блондинка с надменным лицом, она была не столько хорошей подругой, сколько выгодной. Например, когда надо было развезти всех по домам. Точнее, отвезти Сью, потому как с Лу они снимали квартирку вместе.
– Я не смогу. Я хочу делать контент, мне нравилась эта шумиха в обсуждениях. Но больше лезть в кадр сама не стремлюсь.
– Так снимай кого-нибудь другого, – Трейси закатила глаза, вспорхнув нарощенными ресницами. Да уж, вывод слишком очевиден. – И бог мой, Сью, когда уже отец вернёт тебе машину?
– Не в этом тысячелетии.
Настроение испортилось ещё сильней, и даже сама погода сегодня словно хотела её поддержать. Мелко накрапывал противный дождик, и если бы не он – лучше бы Сьюзен сегодня накинула капюшон куртки, сунула наушники в уши и потопала до жилого квартала пешком. Ездить с подругой было унизительно, но таково было наказание папы за вождение подшофе. Любимая синяя малолитражка уже месяц как пылилась в гараже. Тогда после студенческой вечеринки и лёгкого подпития Сью имела тупость зацепить придорожный столб. Ну как, зацепить – вмазаться в него бампером так, что чуть не разбила нос об руль.
Родители ей потакали, но границы в их семье были всегда. Мама горой стояла за то, чтобы положение дочки предпринимателя в маленьком городе не сделало из Сью ходячую вседозволенность вроде Трейси. Дорогие подарки были нечастыми, или выпрашивались, как айфон. Да, доступ к семейному счёту она имела свободный, но при снятии существенной суммы должна была предупредить отца. Да, денег Глоузов вполне хватило бы, чтобы купить дочурке местечко в лучших университетах кинематографического искусства в Эл Эй, но было сказано чёткое «нет». И Сью, наверное, единственная из одноклассников, после школы осталась в Мидлтауне, пропихнутая по протекции в Уэслианский универ. Под крылом родителей. Под их надзором, который в двадцать три уже смешон. Возможно, именно это не давало ей завести отношения с парнями – попробуй, пригласи после свидания в один из лучших новеньких коттеджей верхнего города.
Её блог – единственное, что принадлежало только ей, а не Глоузам. Сейчас он на грани уничтожения, и это бесит до невозможности.
В рюкзаке затрезвонил телефон, и Сьюзен нехотя потянулась его достать. Наверняка мама. Но экран высветился незнакомым, а если точнее, несохраненным номером. Она влезла в машину Трейси на заднее сиденье, походя принимая вызов.
– Да?
– Сьюзен, это Кейд Харрис. Помнишь?
Она улыбнулась, мельком взглянув на себя в зеркало заднего вида. Захотелось убедиться, что выглядит не хуже, чем обычно. Голос узнала с первого хрипловатого звука. Пытаясь не выдать своего удивления, прощебетала с чуть наигранным неудовольствием:
– К сожалению, да. В чём дело? Я не стану покупать твои гантели.
– Срать на гантели. Ты сейчас дома? – такие вопросы и явственная тревога в его голосе немного смутили, да и Трейси с водительского места поглядывала на неё с болезненным любопытством. Только бы она не догадалась, кто ей звонит. Отвечать на вопросы про Кейда Сью отчаянно не хотелось.
– Тебе какое дело? – грубо оборвала его она, – Решил обокрасть? С тебя станется.
– Идиотка, – устало выдохнул он в трубку, и по лёгкому шипению показалось, что Кей попутно курит. – Не выходи сегодня никуда, ясно? Особенно одна. Те парни из бара узнали твою фамилию, мисс Глоуз. И хотят поговорить по-взрослому. Так понятно?