Я ее еще встречал пару раз у Беликовых, когда те устраивали приемы для старых русских, где Индра Дэви даже танцевала в ее возрасте, позванивая золотыми колокольчиками своих сандалий.
Расспросив Светлану Ивановну, как ориентироваться на улицах, чтобы не заплутать, я решил побродить по Бельграно и раскланялся с ней.
Через какое-то время я вышел на широкую авениду, проспект по-нашему, и медленно пошел по тротуару, вглядываясь в лица идущих навстречу людей.
Мне показалось, что я вижу полное смешение рас и наций. Встречались в большом количестве белые – от типов северных до южных европейцев, были и креолы13, мулаты, явные индейцы в национальной одежде, негров практически не было. Я знал, что в этом мегаполисе проживает половина населения страны плюс много приезжих из соседних государств, то есть обретается более семнадцати миллионов душ.
Обратил внимание и на зеленые насаждения. Сразу опознал платаны за их своеобразную пленочную кору, мандарины, невзрачные кусты гранатов, остальное видел впервые. Очень понравилась хакандара́, дерево родом с Индии, все усыпанное нежно-синими цветами, напоминающими большие колокольчики. Кустарники и цветы не смог определить – все было внове.
День спустя Владимир Дмитриевич повел меня в редакцию газеты «Наша страна» к ее бессменному руководителю господину Кирееву. Газета выходила на очень тонкой бумаге на четырех-восьми полосах, в зависимости от тиража, и была посвящена политике и русским, в России и латиноамериканских странах.
Газета переживала не лучшие времена – проблемы с финансированием, и как следствие – падение тиражей. Раньше, во времена «холодной войны», противостояния советской системы и капитализма, в Аргентине и соседних странах проживала много-тысячная русская община и «Наша страна» была весьма популярным изданием среди русских.
Ситуация изменилась – старшее поколение уходило в мир иной, многие из детей русских эмигрантов не отождествляли себя с родиной предков и не интересовались событиями в России.
После редакции поехал на метро на старое русское кладбище, расположенное об стенку со знаменитой Чакаритой – главным кладбищем Аргентины, да нет, настоящим городом мертвых. Там есть улицы, переулки, дорожные указатели, и фамильные, уходящие вниз многоэтажные склепы вместо домов. Есть и настоящие произведения архитектуры. Для тех, кому склеп не по карману, есть многоэтажная стена с ячейками хранилищ, вроде шкафов для сумок перед входом в супермаркет. Можно абонировать для вазы с пеплом близкого.
Зайдя за Чакариту, я очутился на Сементерио Британико – британском кладбище, где похоронены первые русские эмигранты времен гражданской войны в России. Пройдя по отлично ухоженным дорожкам под большими королевскими пальмами, я склонил голову и опрокинул чарку в поминании лежащих здесь штабс-капитанов и есаулов, купцов первой гильдии и фабрикантов, флотских экипажей, чьими старания-ми строилась Российская империя и коим пришлось умереть тут, на чужбине.
Уже возвращаясь обратно, обратил внимание на открытую со всех сторон харчевню под навесом, расположенную в центре площади, перед входом на Чакариту. Меня привлек невероятно ароматный дым, клубами валивший из этого заведения. Зайдя, уселся за стойку, тянувшуюся вдоль всего длинного прилавка. По другую сторону, у жаровен над углями, ловко орудовало несколько поваров, управляясь с мясом.
Чего тут только не было.
Говяжье мясо на ребрышках, нарезанное поперек на манер длинных полос – аса́до де ти́ро или просто асадо, было главным блюдом. Ни до, ни после Аргентины я не пробовал такого качества говядины из быков, выращенных на круглогодичных пастбищах на всем натуральном.
В ассортименте были также различные жареные колбаски. Ну, и разумеется красное вино в розлив. И все это за очень небольшие по местным меркам деньги – долларов пять. К Беликовым я вернулся сильно пьяненьким и умиротворенным, и, стараясь не гневить судьбу, незаметно скользнув в свою комнату, уже через минуту провалился в безмятежный сон.
Кирилл рекомендовал мне, для общего представления о моих соотечественниках за рубежом, посетить один русский ресторан в Буэнос-Айресе, располагавшийся недалеко от авениды Санта-Фе.
Я узнал у Беликовых, как мне удобнее туда добраться, и отправился на автобусную остановку.
В Буэнос-Айресе огромное количество автобусов. Разобраться в маршруте для неискушенного иностранца трудно. Мало знать номер маршрута, надо еще знать варианты номера. Это все помечается разным цветом или пишется рядом с номером. И пассажир на остановке, в потоке автобусов, должен безошибочно найти нужный и метнуться к нему, ненаглядному, способному уйти в любую секунду.
Домчав меня до места, полусумасшедший водитель унесся вдаль. Пройдя немного, я нашел вывеску и зашел.
В небольшой, светлой зале одну стену занимали портреты российских императоров и членов их семей. Напротив, у окна во внутренний дворик, находилась барная стойка, за которой пребывал человек. Явно русский, без особых примет, опрятно одетый.
Я поздоровался и сказал, откуда узнал о ресторане.
– Помню, – кивнул головой Сергей, хозяин заведения. – Бывал здесь пару раз.
– Могу пообедать? – спросил я.
– Нет. Мы работаем по вечерам, по предварительным заказам, – томно сказал он.
Тогда я попросил сварить кофе.
– Три доллара, – ответил Сергей.
Попивая у стойки кофе, я увидел на полках, за спиной хозяина, среди бутылок различные призовые кубки по боевым единоборствам.
– Да. Имею черный пояс по каратэ, кун-фу, айкидо, – не моргнув глазом, пояснил он, заметив мой взгляд.
Его ручки не были похожи на руки бойца.
В залу вошла супруга хозяина с маленькой дочкой, которая тащила на руках большого попугая ару.
Мы поздоровались.
– Как жизнь здесь? – спросил я хозяина.
– Замечательно. Вот машину себе купил – «СААБ». Заряженная модель! – оживился он. – В Буэнос-Айресе только у меня и у шефа столичной полиции такая. Пойдем в гараж, покажу!
– Да ладно, не горит, – отмахнулся я.
– А ты себе тачку взял? – спросил он. – Если нет, могу подсказать, где купить. Пойдем, возмешь.
Тут позвонил телефон и отвлек хозяина.
– По дому то не скучаете? – спросил я хозяйку.
– Нам домой нельзя, а то убьют, – ответила дочка, и попугай каркнул, соглашаясь.
Мама молча отвесила дочке подзатыльник и та уткнулась в тарелку с едой.
Я допил кофе, раскланялся и ушел.
Уже много позже одесские братки мне рассказали, что этот Серж кинул серьезных людей на бабки в Ялте и ушел с деньгами за кордон.
Акклиматизировавшись несколько дней в Буэнос-Айресе, я засобирался в Патагонию. Поблагодарив Беликовых за приют, собрал багаж и подался на центральный автобусный вокзал.
Можно было лететь и самолетом, так быстрее, но хотелось проехаться по земле и увидеть жизнь воочию, природу этой страны.
У территории Аргентины на карте широкий верх с сильно вытянутой вниз сужающейся нижней частью. Ее протяженность с севера на юг больше трех с половиной тысяч километров. Один часовой пояс, климат на севере субтропический, в центре на побережье муссонный, на юге резко континентальный. Население страны составляет тридцать пять миллионов жителей, основная религия католицизм, денежная единица песо.
Центральный автобусный вокзал Буэнос-Айреса или Термина́ль де Омни́бусес был расположен на северо-востоке столицы около железнодорожного вокзала Рети́ро.
Выйдя на одноименной станции метро, я прошел вдоль фасада Ретиро, направляясь к автовокзалу. Справа, напротив Ретиро, возвышалась гостиница «Шератон», а перед ней, в большом сквере, укатанном красным гравием, стояла точная копия лондонских часов Биг-Бэн.
Проталкиваясь в людском потоке, текущем с Ретиро и с автобусных остановок, во множестве находящихся справа, я, наконец, дотащил свой багаж до длинного пандуса автовокзала, идущего сразу на второй этаж. Кроме центральной залы для пассажиров автовокзал представлял собой множество представительств автобусных компаний, в том числе и сопредельных государств.
Меня интересовало южное направление, и я остановил свой выбор на компании «ТАС», достаточно здесь известной. Вся поездка должна была занять сутки, на дистанцию что-то около двух тысяч километров и стоила недорого – пятьдесят долларов, конечно с трехразовым питанием в пути.
Купив билет, я вскоре выехал из столицы на юг.
Мы долго выбирались из городской черты и пригородов, минуя какие-то многоуровневые эстакады, проносясь мимо складов и фабрик. Большой автобус шел очень приемисто, если не сказать быстро. Можно было даже покурить, правда, около водителя.
В Аргентине хорошие дороги и автострады, связывающие города, чего нельзя сказать о городских улицах, особенно на окраинах. В этой стране развита транспортная инфраструктура. Свыше восьмидесяти процентов перевозок осуществляется автомобильным транспортом. Сравнительно дешево автобусом вас перевезут в любую точку страны. Железнодорожный транспорт остался в окрестностях столицы, на Атлантику в Мар-дель-Плата и до города Розарио на северо-запад. Железнодорожный транспорт дальнего следования умер, хотя сами железные дороги кое-где есть, как есть и подвижной состав. В Патагонии действует туристический поезд в районе города Эскель. Паровозы узкоколейки тащат старинные вагоны, как во времена освоения дикого Запада в Северо-Американских Штатах. Есть поезда и на севере Аргентины. Существует и авиатранспорт. В стране полно аэродромов национального и местного значения.
Наконец, мы вырвались на простор и помчались, обгоняя фуры и другую тихоходную мелочь. На протяжении пары часов я не видел машин дорожной полиции и понял так, что правила движения здесь довольно лояльны для водителей, судя по явному превышению разумной скорости всеми участниками движения.
Стюард подал еду и после обеда я задремал.
Проснувшись, прильнул к окну.
После индустриального пейзажа пригородов мегаполиса пошли бескрайние луга. Мы ехали по провинции Пампа, славившейся своим скотоводством. До самого горизонта по обеим сторонам шоссе пасся крупный рогатый скот. Между черными быками важно расхаживали страусы нанду. Иногда мимо попадались загоны для животных. Владельцы этих гигантских пастбищ в десятки тысяч гектаров и неведомого количества голов скота жили в изредка встречавшихся на пути асиендах-усадьбах под раскидистыми рощами, от которых шла дорога к шоссе. Эти семейные кланы скотоводов причисляются к элите Аргентины, экспорт говядины которой является важнейшей статьей дохода этого латиноамериканского государства.
Уже под вечер проезжали провинцию Неукен, за окном стеной стояли виноградники и сады.
Автобус делал редкие короткие остановки. Входили и выходили люди, и мы ехали далее в наступившую темноту.
Сам не заметил, как уснул и довольно хорошо выспался.
Утром картина за окном стала другой. Мы въехали в провинцию Рио-Негро.
Вокруг была степь с бурой, пожухлой растительностью – пампасы. Постоянно дул ветер, гоняя облака пыли, которая лежала на всем, включая проносившиеся навстречу тяжелогруженые грузовики.
Встречались небольшие постройки скотоводов с обязательной ветряной мачтой с пропеллером наверху для подъема из скважины драгоценной тут воды.
– Здесь тоже раньше была трава по пояс, – сказал, кивая на пейзаж за окном, мой сосед – старый немец, едущий в Барилоче.
Мы разговорились с ним от нечего делать.
– Овцы съели всю растительность. Как в Австралии, – продолжил дед. – У одного семейства Бенеттонов больше миллиона голов скота.
Я помнил такую торговую марку, выпускающую неплохие шерстяные свитера.
– Кстати, в этих краях есть один старинный закон, – разговорился немец. – Если мимо стада идет голодный человек и у него нет денег, чтобы купить барана на еду, то он может съесть его бесплатно, убив и зажарив на костре. Главное – повесить снятую шкуру с животного на плетень. Иначе посчитают за воровство.
Местность вокруг стала гористой, местами с выходом на поверхность скальных пород. Автобус замедлил скорость, двигаясь по серпантину шоссе, которое пролегало между уже кряжами и небольшими озерами с чистой изумрудной водой, соединенными рекой.
– На здешних реках есть три каскада гидроэлектростанций, в строительстве принимали участие твои земляки еще во времена Советского Союза, – пояснил сосед.
Я заметил на этих озерах и озерцах плотики и буйки, около которых что-то клали в ящики люди на лодках.
– Что они делают? – спросил я у немца.
– Это инкубаторы мальков форели и лососевых. Вода с гор очень чистая и идеально подходит для разведения ценных пород рыбы, – сказал дед.
Мне вспомнился Шварцвальд и запруды с рыбой на его горных ручьях.
Мы уже вовсю поднимались в горы, с одной стороны была отвесная скала, с другой, как водится – пропасть. Пройдя перевал, открылась долина с видневшимся невдалеке городом, лежащим на берегу большого озера. Через полчаса я простился с моим соседом на автовокзале Сан-Карлос-де-Барилоче и поехал далее.
Автобус все также петлял по серпантину, въезжая из долины в долину. Собственно, мы уже были в Патагонии, но мне надо было конкретно в городок Эль-Больсо́н, находящийся на границе провинций Рио-Негро и Чубут. Осталось проехать сто двадцать километров.
Свое название Патагония, как говорят местные, получила от испанского слова «ля па́та» – стопа, так как первые европейцы в этих краях, встретив местных аборигенов – индейцев, были поражены большим размером их стоп. Я же более склонялся к названию «Потогония» из-за неудержимого выделения пота на тяжких физических работах, которые мне еще предстояло тут совершить.
Наконец, добравшись до Больсона, я вылез около бензоколонки в центре городка и, забрав свой багаж, стал разминать затекшие ноги, высматривая такси.
У меня была бумажка, написанная Беликовым, для водителя такси, чтобы сориентировать оного в правильном направлении.
Проехав на такси еще пяток километров в гору, мы свернули с шоссе и, въехав на лесную дорогу усадьбы – чакры по-местному, через пару минут подкатили к желтому дому с колоннами, стоящему в небольшой ложбине.
Глава третья
На звук подъехавшего такси из желтого дома вышли два субъекта лет двадцатипяти, мужского полу, в драной одежде. Тот, что повыше, имел нечесаную гриву черных волос и черную же бороденку, походив на разбойника с большой дороги, сутулился и хмуро глядел на прибывших.
– Вы Константин? – спросил он на довольно сносном русском, несколько неправильно строя фразы, когда я подошел к нему.
– Да, – поздоровался я.
Это был сын Комарова Юрий. Второй оказался аргентинцем и в разговоре участия не принимал. Оказалось, что Комаров с дочерью выехал меня встречать, и мы разминулись.
Меня пригласили в дом на кухню, угостили кофе.
– Немецкие? – спросил Юрий, уставившись на мои наручные часы.
– Да, – подтвердил я.
– А куртка? – он потрогал мою черную джинсовую куртку.
– И куртка, – меня начал раздражать разговор.
Подъехало еще одно такси.
В дом вошли высокий седой, с лысиной сеньор в очках и молодая полная чернявая девушка.
– А мы вас у центра такси ждали, – Комаров улыбнулся и крепко пожал мне руку, дочь тоже поздоровалась.
Оказывается, я перепутал место встречи.
Начались расспросы, как доехал, каковы первые впечатления от страны. Помолившись, сели ужинать.
У Комарова была интересная судьба.
Его семье пришлось уходить вместе с отступавшими немецкими войсками из Харькова во время Второй мировой войны. Отец Виталия Георгиевича был высококлассным инженером на одном из харьковских заводов. Его семья не успела эвакуи-роваться и уже в оккупации ему пришлось идти работать у немцев, чтобы прокормить близких. Занимался ремонтом поврежденной военной техники оккупантов. По законам военного времени это считалось пособничеством врагу. При наступлении Красной Армии ничего хорошего ждать не приходилось, поэтому Комаровы ушли с немцами на запад. В германском тылу Виталий Георгиевич еще мальчиком учился в гимназии, немецкий язык знал безукоризненно.