– Пойдем, – сказал он, тяжело дыша от душившего его гнева, – заберешь своего товарища и мотайте, на «хер», отсюда подальше, пока я не зашелся сердцем и обоих вас здесь не прикончил.
Бомж, отхаркиваясь кровью и утирая перепачканные с грязью кровавые слезы, не возражая поднялся и послушно поплелся следом за отставным офицером. Однако, когда тот достиг пределов своего хозяйственного участка и обернулся назад, то обнаружил, что вынужденный спутник удивительным образом испарился, не оставив о себе из напоминаний, даже своего вонючего запаха.
– Хорош друг, – скорчил бывший полицейский презрительную гримасу, имея в виду взаимовыручку двух социально «опущенных» личностей, – ну что же, придется самому от него избавляться.
Рыжий так и продолжал лежать в том положении, в каком его недавно оставил отставной полицейский, в форме эмбриона, скрючившего руки и ноги, и не подавал признаков жизни, лишь только то раздувавшийся, то вновь уходящий внутрь носа кровяной пузырь свидетельствовал, что этот человек еще жив. Не долго думая, совсем даже неглупый и юридически подкованный в недавнем прошлом защитник правопорядка, мгновенно сообразивший, чем может вылиться условно-осужденному внезапная смерть пусть даже и такого никчемного, но все-таки человека, тут же вызвал по мобильнику скорую помощь, намереваясь не дать этому «куску пахнущего дерьма» благополучно скончаться. Однако приехавшие медработники вдруг совсем неожиданно заявили, что транспортировкой таких «опустившихся» личностей – а тем более их спасением! – они заниматься не будут, и пускай хозяин дома сам думает, куда бы эту издыхающую «мерзость» пристроить.
– Да вы что тут, совсем «охренели»? – очень удивился отставной полицейский правилам, существующим в этом, несмотря ни на что, все же российском городе, но спорить не стал, а перевел разговор в более продуктивное русло: – Я вам денег дам… сколько скажете, только увезите его из моего дома, а то, боюсь, греха бы какого не вышло.
Глава II. Современное монгольское иго
В это же самое время в Рос-Дилере, в следственном изоляторе, в камере предварительного заключения, находился глава местного преступного клана Джемуга, которому грозил весьма внушительный срок заключения. Выбрал себе такое прозвище этот человек неслучайно: еще в самом своем раннем детстве, когда был простым беспризорником и побирался в девяностые годы по помойкам одного провинциального городка, являвшегося тем не менее региональной столицей. Своего настоящего имени, а тем более фамилии, неудивительно, что он не помнил, ведь ему приходилось думать о своем пропитании практически с пяти лет. Имя же это ему полюбилось из-за того, что, «отбывая свой очередной срок в детдоме» (куда его, еще будучи маленьким, периодически доставляли и откуда он постоянно сбегал), тогда еще ребенок в одной занимательной книжке сумел вычитать, что был прославленный полководец древней Монголии Джамуха, которого опасался сам Чингисхан, в те далекие годы еще Темучин, при этом мальчик, не переставая, твердил: «Ну и что, – имея в виду Джамуху, – что он его потом все равно убил? – предполагая в этом случае Чингисхана. – Ведь потому и убил, что смертельно боялся». Таким образом, полностью потеряв сведения о своих настоящих предках, человек этот полностью уверился, что являлся прямым потомком славного воина и даже в паспорте умудрился проставить себе одно только единственное имя Джемуга, без фамилии и без отчества, не преминув переврать его на свой, как ему казалось, более звучный лад.
Некогда беззащитный ребенок давно уже вырос и теперь превратился в закаленного в уличных противоборствах, уверенного в своих силах мужчину. На вид ему было чуть более тридцати лет, что соответствовало и дате, проставленной в основном документе. Он не был красавцем, но и не имел какой-то отталкивающей внешности, удивительно сочетая безраздельную мужественность, без единого признака какого-то страха или сомнений, и в меру необходимую привлекательность, где невысокая фигура имела природную коренастость, а лицо, действительно, монгольские очертания, а именно: слегка продолговатое, выглядело бронзовым с зауженными глазами и украшалось тонкими, спускающимися книзу усами. Касаясь его характера следует отметить, что он был, самоуверенным, упрямым, безнравственным типом, а главное, невероятно жестоким, проще даже сказать не знающим жалости ни к своим, ни к чужим, хотя если касаться понятия «своего», то таковых для него попросту не было, так как, выросши в промозглых трущобах, этот грозный человек считал, что добился всего в этой жизни сам и никому ничем не обязан, все же остальные должны ему только прислуживать, а ежели – кому что не нравилось? – такие бесследно исчезали, приобретая статус «пропавшего без вести».
В Рос-Дилере он появился с момента самого его основания, когда в небольшой деревушке появился первый игорный дом и «заложилось» строительство огромного мегаполиса. Имея от природы кипучую и деятельную натуру, тогда еще молодой, не достигший совершеннолетия, человек, активно включился в развитие зарождающегося общества и взял на себя обязанность «сколотить» устойчивую преступную группу, способную держать в страхе не только постоянное население, но и приезжающих тратить денежки богатеньких толстосумов. Неудивительно, что таких, как он, предприимчивых было несколько человек, прибывающих в тогда еще небольшой населенный пункт в сопровождении небольших и значительных группировок, но Джемуга, поначалу будучи совершенно один, а потом обрастая преданными сподвижниками, остававшимися от поверженных конкурентов, смог организовать невероятно действенный клан, который сам он называл: «мое монгольское иго», как пчелиный улей трудившийся сплоченным, продуктивным и слаженным механизмом, способным держать в страхе всю прилегающую округу и обложившим преступной данью все имеющие маломальский доход заведения. Не трудно догадаться, что охотников поспорить за криминальную власть, в том числе и приезжих, больше не находилось.
Вместе с тем, кроме охотников разделить сферы влияния опасного «бизнеса», существовали еще и правительственные структуры, также пытавшиеся сломить авторитет и могущество этого человека. Вот и сейчас, закончив трудную, но грамотно проведенную операцию, уже тогда «крестный отец» всех преступников города был помещен в следственный изолятор, причем в отдельную камеру, чтобы исключить всякое его сношение с внешним миром. Сейчас же его доставили в комнату для допросов, где бандита посещал прокурор, лично Замаров Дмитрий Аркадьевич, чтобы значимостью своей должности склонить к признательным показаниям. Если касаться внешности этого человека, то, достигнув тридцатисемилетнего возраста, он дослужился до звания советника юстиция, выделялся высокой, атлетического склада фигурой, невзирая на идущий четвертый десяток лет, не начавшей еще обрастать возрастным жирком; лицо выглядело худым, книзу несколько вытянутым, и не было лишено мужской привлекательности, где прямой, аристократический нос гармонировал с тонкими, выдающими хитрость, губами и гладкой, не имевшей загара кожей; серые с голубым отливом глаза выражали ум, проницательность и способность к построению логических выводов, не лишенные притом и какой-то жесткости и какой-то даже жестокости; голова являлась ровной, ухоженной, с короткой прической светлых волос и чуть оттопыренными ушами; одежда его составляла стандартный мундир представителя службы прокуратуры, снабженный всей необходимой символикой.
Находились они в небольшом помещении, где стены были окрашены мрачными серыми красками, а из мебели находился один только металлический стол, разделенный посередине невысокой перегородкой, словно сеткой для игры в теннис, а также привинченные к полу два стула. Из средств сдерживания движений со стороны заключенного имелись стальные браслеты, снабженные чуть удлиненной цепь, прочно крепящейся к верхней обшивке, благополучно закрепленные на руках чрезвычайно опасного подопечного.
– Итак, господин Джемуга, простите, не знаю Вашего настоящего имени отчества, да и никто, наверное, об этом не ведает, – начал допрос представитель органов правопорядка, – давайте вернемся к тому, с чего вчера начали, но в чем Вы так упорно пытаетесь нас запутать. Хочу сказать сразу, что все Ваши приведенные накануне доводы мы проверили и не нашли, поверьте, никакого им подтверждения. В свою очередь хочу сказать, что доказательств Вашей вины у нас предостаточно и мы – даже без Ваших признательных показаний! – сможем упрятать Вас на значительный срок заключения. Согласен – это будет немного дольше, но результат все равно будет единственно правильно, ведущий Вас на «длительный отдых. Ну так как, господин Джемуга: сможем мы с Вами найти обоюдовыгодное решение этой проблемы или Вы согласны на полный срок заключения, повторюсь, равный десяти, может быть в лучшем случае, девяти годам тюремного лагеря?
– Доводы твои, прокурор, – криминальный авторитет нисколько не церемонился, – кажутся мне нисколько неубедительными. Что у вас на меня есть? Да, по сути сказать, практически ничего, а именно: нашли какой-то непонятный труп, а чтобы связать с этим меня, провернули какую-то там «подставу», подкинули якобы причастное к убийству оружие, затем подделали экспертизу, что на нем мои отпечатки пальцев, при этом, заметьте, я допускаю, что именно из него был застрелен тот человек, а вы не сфабриковали и этот, в том числе, документ, ну, а до «кучи» подговорили еще какого-то непонятного мне свидетеля, которого я и видом не видывал и слыхом не слыхивал, несмотря на то, что он утверждает, будто бы видел меня в тот самый момент, когда я спускал курок и стрелял в какого-то там человека. Однако, прокурор, даже это все вместе взятое я считаю не самым важным, что должно тебя сейчас беспокоить…
Здесь, придав себе злобно-ехидное выражение, бандит прервался, ожидая какой эффект произведет на собеседника высказанная им последняя фраза. Тот же в свою очередь непонимающе уставился на грозного и опасного собеседника, обозначив свое недоумение самым обыкновенным вопросом:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Хм, – злорадствовал дерзкий преступник, наваливаясь на стол и приближаясь лицом к своему оппоненту, – только то, что ты очень мало интересуешься личной жизнью своего нерадивого отпрыска и, наверное, даже не знаешь, где он может сейчас находится. Выясни этот вопрос, а потом мы продолжим нашу беседу: мне бы очень не хотелось, чтобы ты, «мусор», – так этот закоренелый преступник обращался ко всем представителям правоохранительных органов, – упустил некоторые жизненно важные аспекты, связанные с семьей, а потом винил в этом меня.
– Что ты, «мразь», сделал с моим ребенком?! – наливаясь пунцовой краской, в гневе закричал советник юстиции. – Только попробуй с ним что-нибудь сделать, и я лично тогда тобою займусь!
– О чем ты, прокурор, говоришь, – не переставал «зловредничать» погрязший в криминальной жизни преступник, не спускавший со своего монгольского лица довольной улыбки, – я сижу в четырех стенах, в отдельной, «мать твою…», камере, ты же, я думаю, человек разумный, поэтому задайся вопросом: как я мог отсюда выйти и навредить твоему несмышленому сыну? – здесь он вернулся в обычное положение и стал медленно выстукивать пальцами по верхней части стола похоронный мотив, не замедлив добавить: – Повторюсь: я просто переживаю, как бы с ним чего случилось – только и всего.
– Ну, «мерзавец», – едва сдерживался прокурорский работник, чтобы здесь и сейчас не начать избивать заключенного, даже несмотря на ведение видеосъемки: до такой степени он был подвержен справедливому отцовскому гневу, – если с ним что-нибудь случится – ты отсюда никогда больше не выйдешь!
Здесь служитель Фемиды резко поднялся со своего стула и, продолжая то бледнеть, то краснеть, направился к двери, услышав брошенную ему вслед фразу: «Напугал кота мышами!» Он хотел вернуться назад, чтобы дать выплеск своему гневу и самому уже начать избивать этого не в меру зарвавшегося, возомнившего о себе Бог знает кем, человека, однако служебная этика, долгие психологические тренинги и личная выдержка сделали свое дело, и мужчина, все же сдержавшись, вышел из комнаты допросов, обозначив свое отношение, лишь громко хлопнув металлической дверью.
***
Одним днем ранее. Зецепин Игорь Вениаминович, согласно установленного в СИЗО распорядка, заступил на суточное дежурство по охране содержащихся там преступников. Молодой человек, едва достигший двадцатисемилетнего возраста, он, при своем высоком росте, совсем не выделялся мускулатурой, но тем не менее был сравнительно сильным; лицо не выглядело каким-то уж примечательным и выделялось только голубыми глазами и чрезмерно курносым носом – признак излишнего любопытства; волосы были настолько светлыми, что им бы позавидовала любая блондинка. Останавливаясь на его тяге к излишней осведомленности, стоит отметить, что именно это качество привело его несколько лет назад к одной неприятной ситуации, где окончанием вполне могло стать расставание с жизнью. И вот именно тогда ему помог уладить свое щекотливое дело небезызвестный Джемуга, вызвавшийся стать посредником между ним и его оппонентами. С тех пор этой сотрудник охранно-конвойной службы находился «на зарплате» у своего покровителя и, преданный ему душой и всем сердцем, готов был ради него на любые, даже самые рисковые, непопулярные для сотрудников внутренней службы, жертвы. Поэтому и неудивительно, что, как только ему представилась такая возможность, он был у камеры опаснейшего преступника, с которым было запрещено видеться кому бы то ни было, не исключая рядовых конвоиров. Однако Зецепин являл исключение, так как он носил офицерский чин, выделялся среди сослуживцев рвением и усердием и успел дослужиться до звания старшего лейтенанта, занимая в этом учреждении оперативную должность, на которой, в силу своих прямых служебных обязанностей, он просто обязан был проводить со всеми заключенными оперативно-профилактическую работу. Вот под таким прикрытием сотрудник и зашел вечером, уже после отбоя, в камеру своего некогда спасителя и теперь уважаемого наставника.
– Садись, «брат», – обратился преступник к посетившему его человеку, указывая на нары рядом с собой, – хорошо, что ты нашел время и посетил меня в столь тягостный момент моей жизни. Мы можем сейчас поговорить откровенно? Я имею в виду – не слушают ли нас сейчас?
– Да, – кивнул головой в знак согласия молодой человек, в отличии от собеседника, никак не выдававшего своих эмоций, слегка дрожавший от возбуждения, – сейчас можно говорить совершенно спокойно: наш разговор останется нашей тайной.
– Отлично! – воскликнул Джемуга, вскакивая со своего места и начиная «мерить» шагами небольшую тюремную камеру, ходя по ней взад и вперед. – Надеюсь, ты уже в курсе, как меня жестоко подставили, – Игорь утвердительно кивнул головой, – меня заманили в ловушку, приставили ко мне грязную «суку», которому я стал доверять как родному брату и взял его на одно «стремное» дельце, где, не подозревая подвоха, застрелил одного мерзкого типа, а оружие – дурак! – заставил уничтожить того «засланца», но, как ты думаешь, что сделал он? Правильно: он понес его своим хозяевам, где они благополучно провели экспертизу, а он сам теперь выступает свидетелем и его где-то надежно прячут, иначе мои хлопцы давно бы уже до него добрались, следствием чего явилось бы то, что я бы уже здесь не сидел. Учитывая же тот факт, что мы тогда с ним были только вдвоем, шансов «соскочить» в этом случае у меня просто не будет. Разумеешь, что нужно делать?
– Пока что не очень? – засомневался Зацепин, мысленно понимая, что в любом случае от совершения должностного преступления – что, в принципе, было ему не в диковинку – ему в этот раз не уйти, ведь необходимо было вызволять из беды своего благодетеля. – Но сделаю все, что от меня только будет зависеть.
– Так я и думал, – утвердительно кивнул головой «крестный отец» «монгольского ига», останавливаясь посреди камеры и внимательно вглядываясь в своего собеседника, – сейчас у нас только один – единственный! – выход. Мою судьбу, и в том числе уголовное дело, держит сейчас в руках один очень несговорчивый прокурор, который почему-то посчитал, что может что-либо изменить в существующем в городе распределении сил, – мы не должны этого допустить! – иначе удачи нам не видать.
– Что нужно делать, «брат»? – вдохновленный вступительной речью, с готовностью поинтересовался оперативный сотрудник. – Как мне тебе помочь? Я готов даже устроить какой-нибудь беспрецедентный побег, только после этого – мне здесь уже не работать…
– Нет, – остановил Джемуга пылкую речь преданного ему до самой глубины души человека, – этого не потребуется: тебе необходимо в спешном порядке, любыми путями, передать «весточку» моему человеку, Баруну. У тебя есть с собой небольшой клочок «чистой» бумаги?
– Разумеется, – утвердительно кивнул головой Зецепин, одновременно доставая из кармана миниатюрную записную книжку, – в написании документов заключается вся моя нынешняя работа, так что такого добра здесь хватает.