Дни в последнее время стояли ясные, ночью подмораживало слегка, но все военные действия возможны только дней через сорок, когда просохнет земля. Да еще не знаю, как воспримут они наши предложения, не посылали ли совхозные карателей и к ним? Хотя вряд ли, на три фронта воевать совхозным не с руки.
Добираться с учетом привала мне только по лесу больше суток, а там еще полчаса по дороге легкой рысью – и я на месте. Нет, по дороге от нашего поселка, на Вороне я доскакал бы часа за три, но встретиться с патрулем совхозных мне «не улыбалось». А с лошадью по лесу несподручно добираться, но не оставишь же Ворона одного? Вон какие зверюги по лесу шастают. Так в неторопливых мыслях, внимательном выборе пути и осторожном шаге и закончился день. Сидя вечером у костра, я прихлебывал чай и размышлял о вчерашнем разговоре с Юрой…
– Вот скажи, почему мы сами ничего не производим? Дед рассказывал, что до катастрофы люди производили много товаров, строили большие дома и оружие делали о-го-го, какое…
– А сейчас просто техники такой нет, да и людей не в пример меньше осталось, – сказал Юра.
– Ты думаешь, все погибли от катаклизма в один день? – продолжал он. – Нет, люди были очень изнеженными, и потому, думаю, половина всех погибших вымерла, не приспособившись к суровым условиям. Я, в общем-то, с историей знаком, читал старые сохранившиеся книги. Вот на этой немного известной нам сохранившейся территории пять веков назад проживало семь миллионов человек, а перед катастрофой уже в десять раз больше. Сейчас же дай бог триста тысяч наберется. Нас мало, Степан, и у нас нет центрального управления. И всегда находятся такие, кто предпочитает принцип – легче отнять, чем произвести самому, поэтому мы пользуемся старыми материалами и продукцией пятидесятилетней давности… Но скоро халява кончится, когда-то произведенная продукция конечна, я заметил, что в последнее время ужесточилась борьба за нее. Да и за личные людские ресурсы – подразумевай женщин как основную половину в воспроизводстве человеческого рода. Умные мелкие феодалы понимают это уже на уровне инстинкта, они пошли дальше, начали охотиться за головами.
– Это как? Головы режут, что ли, – спросил я.
– Нет, это образно. Меня же повязали совхозные, требовали наладить работу пороховой мельницы. Только требовать надо было деликатно: пригласить в гости, напоить накормить-привязать к симпатичной девке, глядишь и остался бы, ученые натуры – тонкие штуки, – пояснил Юра без ложной скромности.
Ворон всхрапнул, вздернул головой, отрывая меня от мыслей, но вроде успокоился. Волчата бродят, спать не дают, я подбросил в костер сухих полешек, пламя взметнулось, разгоняя сумрак, волки не решились напасть на наше становище. Так я и просидел всю ночь в полудреме…
В самой большой избе рябиновского хутора располагался местный клуб, где в зимнюю пору после полудня собирались все значимые (и не совсем) жители. Туда я и направил свои стопы по прибытии. Пацаны, крутившиеся около общественной избы, уважительно приняли повод, привязав Ворона к столбу у входа, и обещали накормить и напоить животину. Слегка задев притолоку при входе, я шагнул в большую, светлую от побелки комнату, битком забитую местным народом и сидящим в центре стола незнакомым мужиком средних лет. Он вещал что-то столь занимательное, что на мое присутствие обратил внимание только староста – кряжистый, седой как лунь мужчина, лучший друг моего сгинувшего отца. Он подошел ко мне, приобняв, тепло поздоровался:
– Ну, здравствуй, здравствуй, Степа, все уже знаю, вчера Петрович прибегал, рассказывал про ваши страсти. Все потом, садись, поешь, послушаем человека.
Он усадил меня рядом с собой, собственноручно положил парующей картошки из чугунка, привалив сверху темными ломтями тушеной сохатины, и налил полстакана самогона.
– Прими с устатку, – посоветовал он. А сам весь во внимании к незнакомцу, который продолжал:
– Так еле вырвался я из Степного, эти твари хоть и двигаются небыстро, но почти успели сомкнуть кольцо вокруг поселка, их было тысячи тысяч!!!
– Если они двигаются медленно, коли поставить пару пулеметов, отбиться можно, дать отпор – и отойдут, – подал кто-то реплику.
– Не так все просто, – тяжело вздохнул рассказчик и продолжал: – Когда они чувствуют опасность или зрят жертву перед собой (а видят они, к счастью, недалеко), то некоторое время могут двигаться со скоростью взбешенного кабана, собственно, на них они и похожи, только покрыты костяным панцирем и абсолютно всеядны. Хотя предпочитают живое мясо. Южане называют их леммингами, хотя я человек образованный, даже одну книжку видел, где лемминги нарисованы были, – совершенно другая животина. Сходство у них в одном: мутанты, как и лемминги, в кучу собираются и прут вперед, сжирая все на своем пути.
– Скажи, а почему мы про них раньше не слышали? – негромко спросил староста.
– Да они такими массами еще не собирались, хотя южанам уже приходилось с ними бороться, плавают они плоховато, вот на реках их и задерживали. Сейчас эти мутанты, видимо, научились ходить вдоль рек, отыскивают брод и переправляются или переплывают ночью, так что последнее нашествие точно до вас доберется. Степное от вас всего в трехстах верстах. Думаю, даже если их частично выбьют, дней через семь будут у вас.
– Скажите, – спросил Костя Рябой (я их почти всех знаю, умник еще тот), – а они человеческими жертвами питаются?
– Я и говорю, – терпеливо продолжал чужак. – Едят все подряд… Если на крышу дома залезть или на дерево, то спасешься, но скот, посевы… Да и запасы продовольствия вряд ли сохранишь. Чуют они очень хорошо, разроют и съедят.
– Ты насчет совхозных приходил? – тихо спросил у меня Ефимыч (староста).
– Уже нет, потом дома у тебя поговорим.
Дом у Ефимыча справный, сложен из толстых бревен лиственницы, со стеклами в небольших оконцах и крыт черепицей, живность в сарае гомонит, сыновья и дочь по хозяйству хлопочут, жена еду к нашему приходу сготовила, расстаравшись рыбными расстегаями. Ну, как водится, приняли по полстакашка первача, и, хоть был я вполне сыт, все ж не удержался, давно домашней выпечки из настоящей русской печи не пробовал. А потом мы стали обсуждать с хозяином возможности защиты его хутора, ну и нашего леса, от новой напасти. Видимо, мой авторитет в глазах Ефимыча поднялся после наших военных действий против совхозных, и он внимательно слушал мои замечания. А наши планы в отношении Совхоза подождут, чего их раньше времени раскрывать.
– Ефимыч, смотри, вот Гадючья балка, и именно здесь река наиболее узка. Твари неглупы, будут форсировать реку именно в этом месте или перейдут через Лосиный брод. Насчет заслона у брода сам с антоновскими договаривайся, а здесь, смотри, мы можем закрыть подходы к лесу и твоему хутору, поставив скрады на помостах, и, как они реку переплывать будут или в балку нырнут, так скорость потеряют, тут и лупи леммингов.
– А если они ночью поплывут или балку переходить будут?
– Факелов побольше заготовьте, скрады вплотную к реке поставьте. Швыряй повыше да лупи погань, только факелов надо очень много, чтоб с каждой скрады постоянно двое стреляли по мутантам, а двое факелы закидывали. Я лично и так в темноте вижу, да и у тебя найдутся такие охотники, мы с ними на одной скраде без освещения обойтись сможем. Ну ладно, мне теперь некогда засиживаться, через пять дней я с Митькой и Юрой приеду сразу к месту засады.
Вышел из горницы, а во дворе мне навстречу Настена плывет – дочка Ефимыча. Изумрудными глазищами так и сверкает. Эх, хороша девка стала! Сам бы ел, да денег нету…
Похождения Юры и Мити
Я уже сутки «загорал» на з и. аимке, когда наконец нарисовались мои компаньоны. Да, видок у них был еще тот…
– Ну что, пропойцы, удачно съездили?
– Ага, удачно, все привезли, – Юра часто закивал головой с изрядно поредевшей шевелюрой, Митька просто пламенел побитым лицом – стыдно ему было, но привезли они действительно много полезного, а за вечерним чайком рассказали о своих похождениях.
Добрались они быстро, к вечеру уже стучались в ворота Ярмарки. По словам Митьки, торговое место сильно разрослось, теперь там три лавки, трактир и гостиница с номерами, гм… была. Лавка дяди Изи оказалась самой большой, и он сам восседал за прилавком, сверкая лысиной и гладкими щеками.
– Што вам, молодые люди? – После прояснения ситуации по поводу общего знакомого (меня) и осмотра нашего товара произвели обменную операцию, которая, кажется, порадовала старика, и он изволил пригласить приятелей на обед. Ребята поломались для порядка, на что получили в ответ, что хороший обед дороге не помеха, и отправились в гостиницу, хозяин которой приятельствовал с Изей.
В трактире при гостинице было шумно и грязно, чад от кухни стелился по потолку, три стола занимали крепкие возчики, чьими телегами был забит весь постоялый двор. Свободным оставался только стол у стены рядом с кухней, где, развалившись, сидел толстый мужик с красным носом, очевидно хозяин заведения.
– Толик, – представился он тонким голосом и, уже обращаясь к дяде Изе: – Все как обычно, но только в трех экземплярах?
И, следуя молчаливо одобрительному кивку дяди Изи, дал знак подавальщице, показав три пальца. Поданный сочный шашлык и кувшин с самогоном способствовали благодушному настроению старика и моих приятелей, и они уверяли меня, что второй кувшин появился на столе сам собой. Лишнее спиртное подействовало на старика явно отрицательно, и он впал в меланхолию:
– Я старый еврей, имевший несчастье пережить апокалипсис, – бормотал он сам с собой.
Ну, старый не старый, а за толстый зад подавальщицу успел ущипнуть, когда она приносила шашлык, отметил для себя Митя и спросил:
– Дядя Изя, а что такое еврей?
Старик, оторвав тупой взгляд от столешницы, внимательно посмотрел на Митяя и значительно сказал:
– Нация такая… Была.
– А, значит, не охотники?
– Не охотники, – как-то в сторону прошептал старик.
В это время открылась входная дверь, запустив пятерых новых посетителей и запах навоза и кожи, исходивший от вновь прибывших. Оглядев зал и не увидев свободных мест, пятерка возчиков решительно направилась к нашему столу. Здоровый жлоб, встав сзади Юры и нависая своей челюстью над его макушкой, пророкотал:
– Вали отсюда, жидовская рожа, и приятелей с собой захвати.
– Шо я слышу? Таки давно забытые звуки, – сказал дядя Изя, состроив умиленное лицо.
– Да я вообще хозяин здесь, что командуешь! – возмутился Толик.
– Хозяин – так дуй на кухню, обслуживай клиентов, – резонно возразил верзила, и тут пьяненький Юра, очевидно вообразив себя адвокатом, резко встал с лавки для произнесения речи в защиту своего клиента (откуда что берется?), попав при этом макушкой в незащищенный шнобель жлоба. Такие действия были восприняты как акт агрессии, и спустя доли секунды наш приятель, схваченный за шевелюру, полировал несвежий пол. Ну, тут и понеслось…
Митька, невысокого роста, но вполне крепкий парнишка, не имея возможности напрямую достать противника из-за разделяющей их столешницы, выдернул лавку из-под Толика и засветил в лоб увлекшемуся экзекуцией амбалу и, не останавливая поступательного движения скамьи, снес еще двоих его приятелей. Оставшиеся на ногах тоже даром времени не теряли. Рыжий детина, возчик, засветил в глаз поднимающемуся как раз из-под стола Толику, но тот хорошо держал удар и, схватив детину за грудки, резким рывком насадил его подбородок на свой лоб. С последним бойцом у Митьки неувязочка вышла, сказалась разница в весовых категориях, и оба мои приятеля оказались в горизонтальном положении. Но Изя тоже не дремал: пока боец шаркал ногой, пытаясь достать упавшего под стол Митьку, добрый дядюшка тихо лишал его наследства невесть откуда взявшейся дубинкой. Фактически все противники нашей компании теперь находились не в форме, и дядя Изя, подходя к каждому, закреплял достигнутый результат ударами дубинки. Возчики, сидевшие за другими столами, не вмешивались, они были трезвыми, и ссориться с любой противоборствующей стороной им было не с руки. Они только помогли вынести тела и наказали двум перепуганным подросткам, охранявшим возы пришельцев, следовать далее по маршруту, от греха подальше. Вскоре и остальные возчики уехали и полупьяная компания под предводительством дяди Изи решила отметить славную победу. Тут же появились две подавальщицы, которые, выполняя уже роль дам наших героев, скрашивали своим присутствием маленькое общество…
В честь успешного завершения дня Толик достал из погреба бочонок с особым, по его словам, коллекционным первачом, который он уже выдерживал энное количество лет, и вся компания дружно черпала его кружками прямо из бочонка. Все плясали, пели песни, потом Юра почему-то очутился сидящим на коленках у толстозадой Дульсинеи, и она, видимо принимая химика за свое дитя, укачивала его, как ребенка, исполняя соло колыбельную песню…
Юра проснулся от удушья, его тощую грудь придавливала чья-то мощная рука. Тяжелая женская ляжка горой возвышалась над хилыми чреслами химика. Ему нестерпимо захотелось во двор. Юра понял, что если не выберется, то журчать придется под себя, и отчаянно завозился, выбираясь из захвата.
– Милый, ты куда? – пробормотал сонный голос.
Юра, схватив лампу, выскочил в коридор и только там зажег ее. В свете разгорающегося фитиля ему открылась картина вселенского хаоса, царившая в трактире. Повсюду валялись черепки битой посуды, какая-то солома покрывала половину пространства пола. Рядом с лестницей на второй этаж, раскинувшись в вольной позе, возлежал Толик, крепко сжимавший в руке кружку. От него к бочке, стоявшей у стола, протянулась широкая полоса пролитого спиртного.
Юра нетвердой поступью стал спускаться по лестнице, и тут нога попала в какую-то склизкую дрянь, и он кубарем полетел вниз. Лампа при этом упала точьнехонько в ополовиненный бочонок с первачом.
Юра, удачно завершивший свой полет, увидел языки синего пламени, поднимающиеся из бочонка, и широкую реку огня, быстро ползущую к Толику…
– Горим, – тихо пискнул химик и попытался оттащить Толика от пламени. – Горим! – закричал он уже во всю силу своей глотки, вытаскивая бесчувственного трактирщика на свежий воздух. Пламя ярилось уже на лестнице, и Юра, обежав здание гостиницы, стал кричать, взывая ко всем живым, которые не замедлили посыпаться сверху.
Юра с облегчением увидел свою Дульсинею, Митьку и его подругу стоящими на подоконнике.
Друзья незамедлительно поспрыгивали с небольшой, в общем-то, высоты. Потом долго искали Изю, оказалось, старый ночью уполз в свою лавку, предоставив более молодому поколению разбираться с дамами.
Вот так красиво обрисовал события Юра.
– Ну а трактирщик? – спросил я.
– Трактирщику скормили версию его собственной вины, да они не первый раз горят, так что горевал только до опохмела, а потом жизнь опять показалась в радужном цвете, они же с Изей компаньоны, у них еще лавка осталась…
Я потянулся за котелком и долил себе чайку.
– Так, мужики, у меня новости тоже есть, разборки с Совхозом придется нам отложить, – и я рассказал о наших новых заботах.
– Интересная ситуация, – сказал Юра, задумчиво поглаживая расцарапанную щеку.
– Так эти лемминги двигаются с юго-запада? Но тогда первым разорению подвергнется Совхоз, и это событие может изменить наши планы, да, а вот дальше как они пойдут, какова ширина фронта движения? – бормотал он вроде для себя.
– Ладно, Юра, не заморачивайся, завтра с утра соберемся и поедем оборонять добро возможных союзников.
Ночью мне снилась Настя, девочка с Рябинового хутора, и так мне с ней хорошо, что утром проснулся во влажных штанах. Да-а, надо решать
эту проблему…
Ребятам даже позавидовал – съездили, разгрузились, хоть подавальщицы не бог весть какой товар, но все ж облегчение. Вот еще парадокс: лошадь имею, а почти все время вожу в поводу. Вот как сейчас: пробираемся по лесу, Ворон уже, кажется, привык и не спотыкается о каждую валежину, но все же обидно, хочется галопом по лугу или дороге, чтоб ветер в ушах и слезы из глаз от встречного воздуха. Наконец вышли из леса, и кони неторопливой рысью (я-то один, а ребята на соловую вдвоем взгромоздились) попылили напрямки к Гадючьей балке.