Евгения Кочетова
Суа сонка-птичка цвета неба
«Иногда мне тоже кажется, что я совсем не счастлива, но потом я смотрю из окна, вижу просторные улочки, красивые богатые дома и приятных ухоженных людей. Я прохаживаюсь по большой и просторной спальне, примеряю наряды и драгоценности, подаренные супругом, вижу прекрасную архитектуру и украшения вокруг, тогда нехорошие мысли быстро покидают меня. И вот я уже слышу шаги своего любимого мужа, он вернулся с деловой встречи, в эту минуту я точно знаю – я счастлива. Я уверена, и ты, сестра, обретешь свое счастье», – читала девушка, присланное давно письмо, сидя на краю кровати в своей маленькой комнатке.
Перечитав в очередной раз, она положила его обратно в конверт и закрыла в ящике деревянного комода. Девушка услышала голоса за дверью и вышла, спустившись вниз к завтраку. За столом уже присутствовали члены семьи, которые проживали в доме. Сам дом был небольшим по сравнению с остальными в городке, непримечательный, двухэтажный, с холлом внизу, маленькой гостиной, столовой и музыкальной комнатой, где дети семьи обучались и практиковались игре на пианино и арфе, но второй инструмент, к сожалению, сейчас был сломан. На второй этаж вела обычная лестница, где находились спальни проживающих, всего три: для главы семьи и ее супруга (в данной семье командовала матушка), сына и двух дочерей, ранее делящих одну комнату, сейчас же с переездом старшей та осталась для младшей. В холле появился молодой парень в очках. На нем светлая жилетка на пуговицах, с рубахой под ней, темные штаны и босые ноги. Как только он заметил идущую вниз по лестнице девушку, то громко обратился к ней с улыбкой:
– Савѝтри, сегодня снова твой день! Яркое солнце озаряет светом!
Девушка улыбнулась в ответ, посмотрев на улицу сквозь окна гостиной. Она подошла к парню, и они вместе направились в столовую. Там за столом сидела женщина в возрасте с деловитым и недовольным видом. На ней было красивое цветное платье с круглым декольте, жемчужные бусы и серьги, волосы собраны наверх и заколоты гребнем. Напротив нее – пожилой мужчина с небольшой седой бородой, в довольно простой и старой одежде вроде рубахи, потемневшей от старости и стирки, и жилетке примерно такого же состояния. Не успели молодые войти, как женщина воскликнула:
– Леонард, ты опять за своё! Сколько раз просить перестать называть сестер и всех вокруг какими-то непонятными вульгарными названиями! Что за вздор!
Парень помог сесть сестре и, присев сам, спокойно ответил:
– Матушка, это не названия, это имена, имеющие свои трактовки, и они вовсе не вульгарны.
– Да, «солнышко» разве звучит плохо, Элеонора? – заступился пожилой мужчина.
Матушка нервно вздохнуло и бросила колкий взгляд на супруга.
– Для вас всё хорошо, только обо мне никто не думает! – продолжила возмущаться Элеонора.
– Ча̀нда… – произнёс тихо Леонард.
Сестра хихикнула, пытаясь скрыть веселье, поджимая губы.
Матушка, снова вздохнув, пожаловалась:
– Ну конечно! Теперь я объект насмешек собственных детей! Вырастила! Заслужила такое отношение! Старшую еле как отдала замуж за обеспеченного человека из высшего общества, кого было крайне трудно заинтересовать, а вы, похоже, так и останетесь в своих нелепых мечтах и «чандах» каких-то! Никто обо мне не думает!
– Са̀рика… – прошептал сын.
Дочь усмешливо кашлянула. Отец опустил голову в тарелку в попытке начать завтракать, не обращая внимания на ворчливую супругу, к которой в общем-то уже привык за всю совместную жизнь, ведь она даже на свадьбе, будучи молодой, возмущалась весь день о не таких скатертях, не тех цветах и некрасивом платье. Но всё же с возрастом становилось труднее переносить склоки, терпению спокойного добряка приходил конец.
– Обеспеченный и из высшего общества – два единственных критерия для поиска мужа… – добавил Леонард.
Его аккуратно пихнула локтем рядом сидящая сестра, дабы не раздувать конфликт с матушкой. Но она слышит и, безусловно, не может промолчать.
– А что не так с супругом нашей Белинды? Мистер Хартманн образован, воспитан, имеет хорошее состояние и приличную семью! – выступила в защиту матушка.
– А еще имеет лысину, живот и вредные привычки! – ответил смело сын.
Матушка ахнула и схватилась за сердце.
– Лео, прекрати, – попросила сестра.
– Иви, я не хотел грубить, просто матушка, как всегда, не объективна… – прошептал брат.
– Думаете, легко было выдать Белинду удачно замуж при нашем нынешнем положении?! – воскликнула миссис Флорес, убрав руку от сердца, и вновь бросила осуждающий взгляд на кушающего супруга. – Да и к тому же внешность весьма обычная… как трудно мне было уговаривать и обихаживать родителей мистера Хартманна, ведь он то и дело поглядывал на Ивонн!
Снова услышав знакомую до боли историю про себя, девушка вздохнула. И ведь на самом деле она была очень красивая и приятная. Темные густые брови ровной дугой, длинные черные ресницы вокруг голубых, как небо, глаз, аккуратный носик и пухлые узорные губки. Точеную фигуру выделяли и подчеркивали даже самые обычные серые платья. Длинные темно-русые волосы с золотистым оттенком слегка вились. А любые серьги прекрасно смотрелись на маленьких резных ушках. Ивонн в большинстве была похожа на папу, у него когда-то были золотистые локоны и густые ресницы с бровями. Но с возрастом волосы превратились в короткие седые, лицо покрылось морщинами, нѐкогда выразительные голубые глаза невольно уменьшились и потеряли былой блеск в кожных старческих складках и опускающихся веках, а нос, наоборот, расширился. Ростом же отец был невысок и всегда в меру упитан, характер спокойный, выражение лица открытое и доброе. Матушка младше супруга, имела приличный рост, примерно на полголовы выше мужа, темный волос, карие небольшие глаза и тонковатые губы, к старости появились более выразительные скулы, а овал лица стал острее, однако в молодости женщина выглядела миловидно. Взор ее был порой надменный, часто недовольный, выражение лица, как и характер, беспокойное. Многими внешними чертами в нее пошли самый младший из троих детей сын и старшая дочь. Лео непритязательный, благодушный парень, обладающий добрым взглядом отца, стройной слегка худощавой фигурой, приличным ростом, перенятой от матушки весьма привлекательной внешности с похожим нормальным для мужчины носом, дуговыми широковатыми бровями, придающими умиления; из-под круглых очков карие глаза тоже мамины – небольшие, как и губы; немного удлиненная стрижка, коричневый волос обычно сложен для приличного вида на одну сторону.
Белинда отличалась от Ивонн не только внешним видом, но и характером, суетливая и хлопотливая, особенно по пустякам, ее темперамент был близок к матушкиному, как и внешний вид, только Элеонора была довольно стройной для своего возраста, нежели пухлая дочь. Белинда и матушка обожали украшения, драгоценности и роскошь, к чему они так и стремились. Поэтому, увидев однажды мистера Хартманна, матушка дала себе обещание любыми путями подвести его к свадьбе со старшей дочерью, ведь младшую он совершенно не интересовал. Ивонн – мечтатель, словно ребенок, летает в облаках в поисках несуществующего мужчины, который должен стать для нее не просто мужем, но и крепкой высокой «стеной», защитником и мудрым наставником, к тому же к симпатии и притяжению девушка относилась очень придирчиво и разборчиво, ведь, к примеру, даже запах партнера должен быть приятен. Белинду же не особо волновали внешний вид и характер будущего супруга, было важным его состояние. Именно за сходство с собой матушка среди всех детей выделяла старшую дочь и любила ее больше. По мнению Элеоноры – собственная жизнь не удалась, так пусть у детей сложится. Ведь выйдя замуж за Джека – отца семейства, женщина и представить не могла, что вскоре вместо спокойной и приличной жизни в высшем обществе она получит уйму проблем с финансами супруга и долгами за землю. Отчего семье пришлось срочно и дешево продать большой дом и переехать в маленький на окраине города, где рядом проживал средний и низший классы. Это вызывало массу недовольства у матушки, так как соседствовать с нищими не ее удел, она образованная дама, познавшая роскошную жизнь, правда в основном до замужества. А после семья миссис Флорес категорически отказалась помогать. Узнав о беде, они попрекали её за неверный выбор мужа. Родители скоропостижно умерли, так и не отписав свое имущество дочери, а сделали это в пользу иных людей. Возможно, это всё наложило негативный отпечаток на матушку и поэтому она стала холодной и расчетливой, однако склочность с высокомерностью ей были присущи ранее. Из воспоминаний Джека супруга всегда имела скверный характер.
– Можно подумать, ты не имеешь вредных привычек!.. – возникала матушка на сына. – Раздавать всем клички, чем не вредная привычка?!
Из кухни вышла единственная оставшаяся служанка молодого возраста, которая согласилась работать за еду и кров над головой, потому что происходила из бедной пьющей семьи и проживать в старой разваленной лачуге с сумасшедшим отцом казалось каторгой по сравнению с нынешним предоставленным домом, точнее, комнаткой неподалеку от кухни. Хозяйку в лице миссис Флорес, безусловно, смущали такие факты, она также была недовольна работой молодой и неопытной самоучки. На подносе служанка несла четыре тарелки с десертом в виде кусочка пирога.
– Это не клички, матушка. Каждое имя несет в себе важный смысл, – ответил сын.
– Конечно! Я в этом не сомневаюсь, надеюсь, хотя бы при гостях ты перестанешь! Убедительно прошу! – сказала возмущенно Элеонора, делая акцент на последней фразе.
– Лео-лев, я понимаю, ты царь зверей, судя по имени, но всё же уступи сейчас и просто начинай кушать, иначе завтрак никогда не кончится, – вмешалась Иви, но дружелюбно.
Брат понимающе воспринял эти слова как шутку и тихо ответил сестре, посмеиваясь над значением ее имени:
– Молчу и слушаюсь, тисовое дерево.
Они оба улыбнулись, отец тоже.
– Никогда не пойму, откуда такое влияние и интерес к варварской культуре, к народу, который не пойми где и как живет! Застрявшие в средневековье, они даже выглядят пугающе! – добавила матушка, затем увидела служанку и тут же переключила внимание.
Миссис Флорес говорила об одном из восточных далёких народов. После прочтения книг и рассказов друга Лео всерьез заинтересовался этими необычными людьми и их обычаями. Парня всегда тянуло на нечто неизведанное, отличающееся от его образа жизни и мышления. Он с удовольствием посещал дом отца своего друга, где слушал невообразимые истории о его путешествии на восток. Парень называл сестру «савѝтри», что с чужого языка переводится, как «солнечная», а собственное имя в каком-то источнике означает «тисовое дерево», кое словосочетание приглянулось ему. Ча̀нда – «злой», са̀рика – «попугай», кои слова адресованы порой матушке.
– Дороти! – вскрикнула миссис Флорес. – Ты что снова порезала пирог и разложила?! Сколько раз тебе повторять, на стол нужно подавать только нарезанный, а затем уже раскладывать! – ругалась хозяйка.
Служанка виновато извинилась и остановилась на месте с подносом, не успев расставить еще три тарелки.
– Быть может, кто-то не хочет твой подгоревший пирог, а ты лезешь с тарелками! – продолжила Элеонора.
Мистер Флорес поднял голову и сам протянул руки к подносу со словами:
– Я хочу!
– Ну конечно, хоть бы раз меня поддержал! Надеюсь, дискуссий не будет во время визита к гостям! – молвила недовольно матушка.
Иви переглянулась с братом.
– Дорогая, дискуссировать – это твое любимое занятие, – весьма спокойно ответил супруг.
– Какие гости, матушка? – поинтересовалась девушка.
– О, я вчера ездила в город, в кои-то веки посмотреть на приличных людей, а не на это невежество вокруг (мистер Флорес закатил глаза), так вот там я встретила миссис Баррет. Мы мило побеседовали, и она пригласила нас к себе в роскошное поместье на празднование дня окончания реставрации дома! Там, между прочем, будут и ее дети в лице младшего и старшего сыновей!
Матушка приподняла брови с намеком и посмотрела на дочь. Иви поняла, но промолчала, не изъявив желания. «Какое важное событие – окончание реставрации», – думала девушка.
– Молодой и глупый или старый и хитрый, кого выбираешь, Иви? – тихо спросил с сарказмом Лео.
Девушка направила печальный взгляд на брата.
– Тисовое дерево промолчит… – ответила она.
– Леонард! – вмешалась матушка. – Твои насмешки не по делу, скорее они глупы, нежели, те о ком намекаешь ты! У людей есть все блага и уверенность в завтрашнем дне, не будь Иви красавицей, на нее ни один господин из высшего общества не посмотрел бы, приданного ведь нет! Про тебя я вообще молчу…
– Вот и молчи, – шепотом заметил отец.
Но Элеонора проигнорировала и продолжила:
– Ты имеешь лишь образование, которое мы едва потянули после нашей второй дочери, а больше ничего!..
Сын был младше Иви буквально на два года, самой старшей являлась Белинда.
– Благодарю, матушка, за образование и столь приятные слова с намеком на отсутствие у меня привлекательности и всего остального… – произнес Лео и опустил голову, кланяясь сидя.
Парень без обид воспринимал матушку такой, какая она есть, и не обращал внимания; часто ее слова звучали довольно жестоко, Элеонора легко могла уколоть или указать на недостатки у своих детей. Порой казалось, матушка устала от всех и начинает выплескивать засевшую внутри уязвимость. Что о Лео, то парень обладал прекрасным талантом художника, причем он рисовал по памяти любые предметы, людей и даже пейзажи. Ему достаточно лишь раз мельком увидеть, картина тут же откладывалась и рисовалась в его голове, оставалось передать на холст, что получалось быстро и умело. Но с недавних пор он перестал иметь нужные принадлежности для написания картин, остались только обычные листы бумаги и карандаши.
– Прошу меня извинить, – сказала Иви и встала из-за стола.
Своим уходом она наконец-то закончила очень долгий завтрак. Остался нетронутый пирог и съеденная лишь немного каша.
– Но ты же совсем не поела! – сказал вдогонку обеспокоенный отец. – Видишь, Элеонора, до чего доводят твои склоки!
– Мои?? – крайне удивленно переспросила супруга и тут же обиделась. – Предпочитаешь отмалчиваться, как ты это делаешь последние пятнадцать лет, так вот я не такая, мне важно, что происходит в моей семье! – оправдывалась с нападением она.
– Происходит то, что твоя дочь уже который раз ничего не ест из-за твоих дискуссий и возмущений! – утверждал мистер Флорес, как всегда, сдержанно. – Главного ты не видишь, лишь только кто красивый и богатый, а кто нет!
Миссис Флорес ахнула и начала перечить. Возник снова спор. Из-за стола встал Лео и также ушёл. Ему вдогонку сказала матушка:
– Завтра едем к миссис Баррет, надень что-нибудь приличное! – затем увидела босые ноги сына и добавила: – И туфли! А то позора не оберемся!
Когда сын ушел, Элеонора шепнула себе под нос:
– Ну надо же, какой еще вздор, услышал от сумасшедшего старика, что ходить босиком полезно… это всё те варвары идеи задают! – имея в виду отца друга, что изменился, по мнению общественности, в плохую сторону после возвращения с востока.
Пришло время поездки в гости. Единственная карета и кучер, которому уже давно не платили, а отдавали едой или вещами, привезли семью к поместью. Богатый трехэтажный дом с четырьмя колоннами по две с боков от главного входа, соединенные со стеной. К дверям вела двусторонняя лестница. Слева и справа располагались окна. Территория зеленая, окруженная цветочными клумбами и ухоженными кустами. Приехавших встретил опрятно одетый лакей; он открыл двери экипажа и пригласил гостей. Неподалеку уже стояли несколько карет.
Миссис Флорес встретила некогда свою подругу, миссис Гловер, которая после их переезда на окраину перестала общаться и отвечать на письма. Элеонора решила поздороваться.
– Моя дорогая Анна, давно не слышала от тебя, наверное, письма не доходили? – спросила с улыбкой и надеждой женщина.
Анна не спешила навстречу и, делая ленивые шаги, с натянутой улыбкой ответила:
– Элеонора, какой сюрприз, не думала, что вы в списке приглашенных сегодня…
Ивонн слышала фальшивый разговор и очень не хотела, чтобы собственную семью унижали и указывали на и без того известное положение. Миссис Флорес смутилась от слов подруги, но не показала виду. Не получив ответа о письмах, она поинтересовалась:
– Как поживает супруг, дети?
– О, всё замечательно, дочь скоро выходит замуж за мистера Брюдерштайна, ты его знаешь, молодой и красивый, сын графа и графини! Ей невероятно повезло, будет жить в настоящем дворце! – хвасталась миссис Гловер, кинув взгляд на Иви. – А твоя младшая красавица всё еще одна и без перспектив?! – вроде как вопрос, но при этом некая утвердительная и колкая форма.