– Попробуем раскопать что-нибудь? – вступил в разговор Приемыш.
– Силенок не хватит! – ответил Камнебой.
– Да, не хватит… Может быть, река что-то раскопала? – предположил Землевед. – Она ведь извивается, роет берега, зарывается вглубь, оставляет ступени. Надо бы полазить по обрывам.
– Надо как-то назвать эти каменные холмы. Эх, жаль малышек с нами нет, – посетовал Камнебой. – Ну-ка, Приемыш, придумай что-нибудь.
– Трегромады, – предложил Приемыш, – их три и у них треугольные стороны.
– Годится! – отозвался Землевед.
Когда шли назад, тот же самый путь казался загадочней и почему-то опасней, хотя все понимали, что бояться нечего – древность мертва. На сей раз по сторонам смотрели гораздо внимательней: действительно, в зарослях прятался каменный лев, кое-где из склонов выглядывали развалины, из одного холмика торчал высокий кусок стены с квадратными дырами. Снова в траве показались и исчезли мохнатые хвосты, а один из них, серый, сопровождал разведчиков почти до самой реки.
– Женщины, торжествуйте! – закричал Землевед с крутого берега, подходя к стоянке. – Остаемся здесь на несколько дней, пока не поймем, что делать дальше. Отдыхайте и отъедайтесь! Тут интересно!
И мужчины полезли по обрывам. Приемыш – порхая, как бабочка, от камня к камню; Камнебой с Остроглазом – быстро перебираясь по склонам, как муравьи; Землевед – двигаясь не спеша и цепко, как жук.
– Ровные красные камни! – сообщил Камнебой. – Легко разбиваются, на инструменты не годятся.
– Тут блас, как на Большом Курзыце, – доложил Остроглаз. – Им можно резать мясо.
– Я нашел тулбы, сразу три! – вскричал Приемыш.
– Кости! Человеческие кости, хребет и череп!
Все бросились на зов Землеведа. Из плотной массы песка, глины и гальки выступал позвоночник и задняя половина черепа.
– Ну вот мы и нашли… Что я и говорил. И никакие они не великаны и не духи. Такие же люди.
– Почему его никто не сжег после смерти? – спросил Остроглаз. – Он же не смог через пепел превратиться в траву и через пламя стать духом!
– Эх, тут можно много чего спросить! – ответил Землевед. – Был ли кто-то рядом, кто мог его сжечь после смерти? Сжигали ли те люди своих умерших? Может быть, они клали их в каменное ложе или закапывали в землю. Может быть, они все сразу погибли и некому было позаботиться о телах. Но теперь мы хоть знаем, что здесь жили люди и оставили следы – много следов, очень много очень больших следов.
Камнебой принес в лагерь несколько ровных красных камней – мало ли для чего пригодятся. Прыгулька с Веселькой тут же уволокли эти камни, сложили их в две стопки, накрыли ветками.
Камнебой, сидя на камне, следил за их игрой.
– Что вы делаете, чем вы играете? – спросила Мамаша.
– Это чикры. Здесь будет жить овечка, – ответила Прыгулька.
Камнебой вскочил и прошел несколько шагов туда-сюда, схватившись за подбородок:
– Так вот зачем эти камни! Из них те люди строили жилища, как я сам не догадался? Они повсюду – я видел несколько таких камней, слепленных серой глиной. Значит, это был кусок стены.
– А мы можем построить жилище из этих камней – как там они назвали, чикров? – для себя? – спросила Мамаша.
– Конечно, можем построить стены! Надо только найти хорошую липкую глину. И найти, из чего делать крышу…
– Да подождите вы с жилищем! – вмешался Землевед. – Я не понимаю, что делать дальше. Здесь не лучшее место, чтобы остаться, мне оно не нравится, даже не знаю, прочему. А еще меня беспокоит река – ее нрав изменился. Вы-то спокойно сидите на плоту, а меня перед каждым поворотом всего сжимает – что там, может быть такая же крутобойня, как у Большого Курзыца. Оставаться не хочется, и плыть рано…
– Смотрите, вон Остроглаз что-то интересное несет.
Остроглаз принес большой кусок бласа в полторы ступни шириной.
– Смотрите, с одной стороны он совсем гладкий! В нем все отражается, как в воде. Красотка, можешь поглядеть на себя. Ты же любишь смотреться в воду. Встань вот сюда, на границу тени от куста, так, чтобы на лицо падал солнечный свет, и смотрись в блас в сторону тени… Вот так…
Лицо Красотки вытянулось, потом перекосилось. Она посмотрела на Запевалу, потом на Мамашу.
– Что со мной?! Неужели я стала такая старая? У меня же совсем недавно была ровная гладкая кожа! Когда появились эти морщинки здесь и здесь?! Вся в каких-то пятнышках, прыщиках. Что со мной случилось?
– Ничего с тобой не случилось, – ответила Мамаша, взяв у Красотки блас и взглянув на себя, – ты всегда такая. Просто эта штука показывает все лучше и четче, чем вода. Я вон вообще страшилище. Ну и что? Землевед меня все равно любит. А тебя любит Камнебой и вряд ли разлюбит от того, что ты увидела свои морщинки и прыщики.
Красотка сидела на высоком камне, уперев локти в колени, опустив голову, и молчала.
– Эй, Камнебой, иди сюда! Тут твоя подруга в тяжкой скорби. Утешь ее!
Между тем на краю прибрежного откоса появился Приемыш.
– Там лицо на камне! – закричал он, и сбежал вниз большими прыжками.
– Там я увидел много больших ровных камней – светло-рыжих, серых, розовых, – продолжил он, отдышавшись. – На многих какие-то знаки. Они тяжелые, но я перевернул один – там оказалось лицо, лицо женщины! Пойдем, покажу! Идти совсем близко.
Пошли все, включая малышек. Приемыш привел к свежему обвалу у небольшого рукава реки. Поверх обвалившейся массы лежали те самые ровные камни длиной пять-шесть ступней. Концы некоторых были замысловато обтесаны и напоминали контуры человеческих голов на широкой шее, концы других были плавно закруглены. Тот камень, к которому подвел Приемыш, отличался от большинства. Он был зернистым, темно-серым и гладким; чувствовалось, что этот камень крепче других. Посередине был светлый мутноватый овал, в котором просматривались очертания женского лица. Под овалом в камне были высечены знаки:
SARAH JOHNSON
18.05.1997–11.12.2079
– Приемыш, у тебя там в тулбе есть вода? – спросил Камнебой.
– Вот, немного осталось.
Камнебой полил овал водой – лицо проступило яснее.
– Сбегай еще за водой!
Камнебой снял сандалию и стал тереть овал подошвой, смазав поверхность мягкой глиной. Потом снова полил водой.
– Смотрите!
– О, духи! Как живая!
– Почему у нее такая светлая кожа, а волосы темные?
– Она немолодая, но какое хорошее лицо, умные глаза!
– А что на ней надето? Красиво! Из чего это сделано, ума не приложу.
– А как такое вообще может быть? Как может быть лицо на камне как живое? Как оно запечатлелось?
– Она из курзов. Они умели делать чудеса…
Все замолчали, глядя на запечатленное лицо. Молчали даже малышки. Землевед присел на корточки, остальные стояли. Красотка прильнула к Камнебою, Остроглаз обнял Запевалу, у Мамаши намокли глаза, по щеке потекла капля, Приемыш закусил верхнюю губу… Так и стояли… А женщина, слегка улыбаясь, смотрела в небо между склонившимися головами.
– Вот мы и нашли… – сказал Землевед. – Вот какие они были, курзы… Красивые, умные, могучие – соорудили столько чудес, что пугают и привлекают нас. Но почему?! Почему их самих нигде нет? Куда они делись? Все умерли? Ушли? Но куда? Столько всего создать, обустроиться – и взять да и уйти из такого места! Куда, зачем? Нашли место лучше? Или все умерли? Почему? Такие могущественные – и все умерли?! Каждый умирает, но оставляет потомков. Почему не оставили?! Где ее потомки? – Землевед показал на лик женщины. – Знать бы, где сейчас витает ее дух! Где тот ветер, что его носит?
Мамаша посмотрела в небо, где неподвижно висели три небольших облака, остальные озирались по сторонам: два журавля на берегу, три чайки над рекой, стервятник на дереве… Прошелестел и стих ветерок. А Приемыш рассматривал рыхлую землю оползня.
– И здесь кости, вон кость, кажется, ребро, – прошептал он.
Да, там лежало чуть присыпанное ребро, рядом с ним – еще четыре. Чуть дальше торчала берцовая кость, а за ней – несколько ребер. Камнебой отковырнул человеческий таз, Приемыш расчищал череп. Остроглаз держал на вытянутой руке второй череп, будто пытался с ним поговорить.
– Здесь кости многих людей, – добавил Землевед. – Вон хребет вместе с третьим черепом.
– Смотрите! – закричал Приемыш. – Вон в обрыве, будто норы, оттуда тоже кости торчат!
– Я вот что думаю, – сказал Камнебой, – здесь люди закапывали своих мертвецов и клали сверху эти камни. Наверное, и ее кости где-то здесь.
– Что нам кости?! Где ее дух? Ты сам помянул его, – вступила Мамаша. – Видит ли он нас? Как воззвать к нему? Он знает эти места и может помочь нам, чтобы мы не плутали, как в потемках.
– Что ее духу до нас?! Духи предков заботятся о нас по обязательству перед потомством. Даже если она – наш далекий предок, череда потомков давно запуталась и порвалась. А нам ее дух вообще ничего не должен.
– Но если курзы были могущественней нас, они могли быть добрее, может быть, их духи могут помочь без всяких обязательств? Посмотри на ее лицо – оно доброе! Подумай, ощути – может быть, ее дух тебе подскажет что-то. Может быть, он здесь, витает над нами. Думай об этой женщине, закрой глаза, чтобы в голове появилось ее лицо – и тебе на ум придут правильные мысли.
Землевед лег на спину, закрыл глаза и заснул. Через полчаса открыл глаза, потряс головой и сел. Потом три раза глубоко вздохнул и улыбнулся:
– Уже пришли. Вы остаетесь здесь, мы с Приемышем идем на разведку. Я беру Приемыша, потому что его все равно не удержать. А польза от него есть: он наблюдательный и быстро соображает. Камнебой с Остроглазом остаются с вами, обустраивают стоянку и добывают еду. Хотя чего ее добывать – сама в рот сыплется. Если что – защищают вас. Хотя от кого защищать?! Но все равно вам с ними будет спокойней. Давай я лучше кликну остальных и расскажу всем. Камнебой, иди сюда и позови Красотку с Запевалой! Приемыш, Остроглаз, идите сюда! Вот, что я решил. Река быстро меняется – впереди что-то есть, чего раньше не было. Может быть, оно опасное. А может быть, там то, что мы искали, – цель пути, будь это край земли или ее середина. Течение все быстрей, а нам уже хватило приключений у Большого Курзыца. Поэтому все остаются здесь, а мы с Приемышем идем вниз по течению и смотрим, что там. Не позже, чем через половину луны, возвращаемся и решаем, что делать дальше.
Приемыш молча сел, сжался и закрыл лицо руками, чтобы не спугнуть счастье.
5. Край земли
Когда Землевед с Приемышем шли на север, придерживаясь левого берега реки, они уже не удивлялись ничему. Ни прибрежному каменному бурелому, ни огромной наклоненной скале с ровными краями, ни валяющимся под обрывом «чикрам», ни остаткам огромных стен с ровными дырами, из которых выглядывали зеленые ветви. Казалось, у Природы не хватило песка и пыли, чтобы замести все гигантские деяния древнего человека, не хватило силы древесных корней и упрямой травы, чтобы раздробить, скрыть и превратить в почву все эти ровно уложенные камни и непонятно как сотворенные серые скалы. То, что они восприняли издалека как огромные столбы из леса, оказалось ребристыми каменными скелетами – их перепонки плотно заросли деревьями и кустами, высовывающимися в проемы.
Кости на пути больше не попадались.
Река все глубже врезалась в зеленую равнину, все чаще шумела и пенилась на быстринах, которые, впрочем, не шли ни в какое сравнение со стремниной Большого Курзыца – их можно было легко преодолеть на плоту, даже не высаживая женщин и малышек. Каменный бурелом закончился, остались лишь небольшие кустистые холмики – повсюду то ли девственная, то ли полностью победившая природа.
Землевед с Приемышем питались фруктами и маслянистыми ягодами, не тратя время на охоту и приготовление пищи. Ночевали под открытым небом, постелив сухую траву, накрывшись травой. Землевед перед сном рассказывал, как он ходил за Восточный хребет, обходясь по несколько дней без еды, ночуя на голых камнях. Два раза промокли под коротким, но сильным дождем. А на пятый день пути, поднявшись на холмик, чтобы осмотреться, не увидев привычного горизонта, бросились бегом на север.
Что ощущает человек, впервые в жизни увидевший море, человек, никогда не слышавший, что оно существует, и не помышлявший о подобном? Человек, в языке которого нет слова, обозначающего море… Этот человек ощущает теплый шок, светлый шок, выражаемый восклицанием «Вот это да!», и не может стоять на месте – бежит к морю, иногда останавливаясь, чтобы осмотреться, и снова бежит под действием волнующего незнакомого запаха и усиливающегося притяжения синего пространства. И лишь бросившись в прозрачную соленую воду в чем был, человек осознает, что надо остановиться.
– Край земли, край земли! – орал Приемыш срывающимся ломающимся голосом.
– Вот мы и пришли… – тихо произнес Землевед.
Они вышли из воды и легли на галечном берегу, глядя в небо – облака спокойно плыли с юга.
Смотри, и облака, и ветер оттуда же, что и мы. Ну вот и принесло нас сюда, как те семена из сказки! Здесь и взойдем, правда, сын?
– Взойдем, отец!
Край земли тянулся на запад, изгибаясь большой дугой. На другом конце дуги, на длинном выступе стояли невысокие, но могучие утесы с плоским верхом. Разве можно не сходить туда?!
– У нас еще есть время до возвращения. Сходим?
– Сходим!
Берег зарос невысокими деревьями – теми самыми, игольчатыми, – и другими – тоже пахучими, но с маленькими зелеными чешуйками вместо листьев. Идти было далеко, они не успели до заката и заночевали в грудах пахучей зелени под открытым небом. Заснули не сразу – звездное небо не располагало ко сну. Да к тому же яркие звезды отражались в воде.
– Отец, смотри, как высоко Северная звезда! И ведь все звезды крутятся вокруг нее. Помнишь наш разговор на холме в дни долгой стоянки? Теперь она стала еще выше!
– Конечно, помню. Только ничего не понимаю. Не понимаю, почему мы сейчас видим Журавля, хотя он снизу от Северной звезды. Ведь в начале пути все, что снизу от нее, скрывалось под землей. Я думаю, что и сейчас оттуда Журавль не виден. Так почему, разразите меня духи предков, он вот, перед нами?
– И я не понимаю. Представь, вот Северная звезда, – Приемыш показал на шишку на ветке. – Вот плоскость земли, – Приемыш изобразил плоскость движением рук. – Когда мы смотрели оттуда, Журавль при таком расположении звезд был здесь, – Приемыш показал на ветку снизу от воображаемой плоскости. Мы были здесь, приплыли сюда – Приемыш обозначил на воображаемой плоскости две точки. И смотри, отсюда Северная звезда стала выше, а Журавль так и остался снизу, еще сильней опустился. А он на самом деле вот, перед нами!
– Это можно было бы понять, если бы мы жили на шаре: перешли с одной части шара на другую – и открылась часть неба. Но мы-то живем на земле!
– Ты прав, отец. А если бы мы жили на шаре, который вертится, то и вращение неба легко объяснить. Тогда вообще все понятно. Но мы ведь и правда живем на земле. Ничего не понимаю!
– Ладно, давай спать, а то голову сломаем.
– Не могу я спать. Как будто духи издеваются надо мной. Я ведь не дурак, правда, отец! Так зачем они издеваются?!
– Наплюй на духов. Когда-нибудь мы поймем или потомки поймут, почему все в мире так. А сейчас вспоминай, как мы шли сегодня, и считай деревья по дороге. Деревья с иголками отдельно, деревья с чешуйками отдельно.
Поздним утром они пришли к намеченному выступу земли, где стояли, вернее, лежали серые утесы. Их верх шел ровно, края – прямо, концы тоже будто аккуратно обрублены. Дальше стояли такие же – и верх их был на том же уровне.
– Смотри, как ровно они стоят, – обратил внимание Приемыш, – чем-то напоминают Большой Курзыц. Зачем их так поставили предки?
Землевед ответил не сразу. Он смотрел на воду, потом на утесы, потом прилег и посмотрел одним глазом вдоль их верхов.
– Представь, что вода за краем земли давным-давно была намного выше, чем сейчас, вот здесь. Тогда курзам было бы удобно приставать со своими плотами здесь. Вот и мы бы причалили на своем плоту сразу здесь, когда вернулись бы все вместе. И сразу шагнули бы на твердь. Не чавкали бы по илу, не скакали бы по камням, не лезли бы через тростник, а сразу на ровную твердь. Хорошо ведь!