Миры и Судьбы. Книга третья - Харьковская Рита 6 стр.


Хозяйка обвела взглядом комнату.

Марик, уходя, не стал забирать ни телевизор, ни видик, которые стоили немало в то время. В шкафу висела дорогая одежда.

«Вот и ладненько, будет мне в качестве компенсации за то, что срач в квартире убирать придется».

Хозяйка вынула из шкафа простыню и набросила на стоявшую в углу аппаратуру. Нечего посторонним на "ее добро" зыркать.

Вскоре раздался дверной звонок.

В квартиру вошли два дюжих санитара, привыкших усмирять запивших мужиков, внушающих одним своим видом страх и заставляющих забыть о всяких попытках оказать сопротивление.

– Ну, где там наша алкашка? – спросил один из них, не сразу заметив укрытую одеялом до подбородка девушку.

– Да вот же она! Угомонилась только-только, дрыхнет.

Санитар подошел к Регине, отбросил одеяло.

Долго смотрел на продолжающую что-то невнятно бормотать девушку. Наклонился над ее лицом. Принюхался.

– Что-то темнишь ты, тётка, алкоголем от нее не пахнет.

Хозяйка схватила санитара за руку, сразу признав в нем старшего, и потащила в кухню.

– Смотри, сколько выбухала! – указала рукой на батарею бутылок.

– Да, красиво спилась девчушка, – ухмыльнулся санитар, сразу оценив и качество и стоимость того, чем когда-то были наполнены бутылки.

– Но забирать мы ее не станем, проспится и все. Нет тут и признаков "белки".

Хозяйка засуетилась, замельтешила. Нужно было что-то немедленно предпринимать. Жиличка ей и даром не нужна, а облюбованную аппаратуру она за короткое время уже привыкла считать своей.

– Да как же так, сынок! Она проспится и снова бухать начнет! Прирежет меня еще, не дай Бог, а кто отвечать будет? Узнают, что вас вызывала, а вы буйную не забрали, будут у тебя неприятности.

И уж чтобы окончательно уговорить санитара, понизив голос, добавила:

– Я отблагодарю, ты не думай.

В кошельке лежал аванс, полученный от нового жильца. Расставаться с деньгами хозяйке ох как не хотелось, но делать нечего, видик с телевизором дороже стоят. Она вытащила из кошелька две сотенные купюры и всунула в карман сначала одному, а затем другому санитару.

Деньги в кармане моментально становятся «своими», как только в него попадут, но санитар все еще продолжал сомневаться:

– Даже не знаю, что делать. В приемном сегодня Мегера на дежурстве. Вот заартачится, не станет девчонку оформлять, и куда я ее потом дену? Обратно тебе привезу?

– Не надо мне! Ты уж, сынок, постарайся, чтобы забрали ее на лечение, а это для вашей врачихи, – хозяйка извлекла из кошелька еще одну сотенную и сунула санитару в карман.

– Ну ладно, будь по-твоему – (хозяйке). Рубаху доставай, паковать будем – (второму санитару).

Регину приподняли в кровати и попытались надеть смирительную рубашку.

Словно чувствуя неладное, девушка (и откуда силы взялись) закрутилась ужом и попробовала вырваться.

– Да ты и в самом деле буйная! – усмехнулся санитар:

– А ну-ка успокоим мы тебя аминазинчиком, да галоперидольчиком угомоним.

Игла вонзилась в мышцу прямо через одежду, и вскоре тело девушки обмякло, глаза закрылись, и она повисла в руках санитара тряпичной куклой.

– Вот так-то лучше. Давай рубаху.

Девушку обрядили в смирительную рубашку, дважды обмотали рукавами, завязав их на животе особым узлом. Санитары уложили ее на носилки.

– Документы есть у нее какие-то??

– Есть, наверное, сейчас гляну,– хозяйка вывернула сумочку Регины, из которой выпал паспорт:

– Вот, держи, сынок.

– Ну бывай, тётка! – дверь захлопнулась, и хозяйка облегченно вздохнула.

***

В приемном покое санитары долго рассказывали дежурному врачу, которую все, и сотрудники и пациенты, называли не иначе, как Мегерой, о том, как алкашка буянила и бросалась на всех с ножом, о том, как ее еле-еле успокоили, вкатив лошадиную дозу препаратов.

Делиться деньгами санитарам не хотелось, а потому страсти нагнетались изо всех сил.

Мегера недоверчиво хмыкала, глядя на девушку, потом глаз ее загорелся, увидев, как блеснул в ухе крошечный бриллиантик.

– Ну ладно, раздевайте ее, в помывочную и в палату. Серьги из ушей выньте и мне дайте, сохраню и отдам, когда выздоровеет.

Санитары, ухмыляясь и понимая, что никто никому ничего возвращать и не подумает, вынули из ушей Регины дареные серьги и положили на край стола.

Мегера смахнула их одним движением в ящик.

– Тут у нее на шее еще какая-то побрякушка висит. Тоже вам отдать?

Мегера взглянула на кулон, все так же подвешенный на кожаном шнурке. Огромный камень, бледно-желтый металл, какие-то мутноватые стекляшки вокруг просто не могли быть драгоценностью:

– Зачем мне эта дешевка? В пакет с вещами и в камеру хранения. Пусть до выписки там лежит.

Под руки Регину оттащили в душ. Она немедленно сползла по стенке на пол и попыталась свернуться калачиком.

Но ее окатили холодной водой, на еще мокрое тело напялили полосатые штаны и все ту же рубаху, снова завязав ее узлом.

Ну так, на всякий случай.

***

Дни слились воедино. Уже неделю Регина была в психушке. Не успевало закончиться действие препаратов, как ей немедленно вкалывали новую дозу.

С диагнозом "белая горячка" пришлось распрощаться сразу. Ну не похожа была девушка на пропитую аклкашку. Да и схема лечения "белочки" была совсем иной, более щадящей, без лошадиных доз психотропов. А "отрабатывать" полученную мзду было нужно, и потому в медкарте с первого дня "поселился" диагноз: Маниакально-Депрессивный Психоз в стадии обострения.

Спала температура, иммунитет справился с гриппом, но Регина по-прежнему была в полузабытьи, вызванном уже теперь лекарствами.

Оба Ангела все время были возле своей подопечной, тоскливо смотрели на то, как ее "лечат" и ничего не могли поделать. Затуманенный мозг девушки не воспринимал ничего.

Где-то там, в другом мире, люди весело отмечали Новый Год.

Ломились столы, сверкали фейерверки, грохотали, пугая собак, шутихи и хлопушки.

Так же невидимо промелькнуло Рождество.

Ничего не менялось в жизнях и судьбах несчастных постояльцев этого угрюмого дома.

В один из дней, подойдя к кровати Регины со шприцом, наполненным "отравой", дежурная медсестра, уже не в первый раз заметила, что девушка как-то странно поглаживает живот и что-то шепчет, непонятно к кому обращаясь.

Медсестра немедленно побежала к Мегере:

– Что-то не пойму я, что с нашей пациенткой? Ну той, что с острым психозом перед новым годом привезли.

– А что с ней не так? Вроде ведет себя спокойно, потихоньку в овощ превращается,– Мегера гнусно захихикала.

– Так-то оно так, но она все время живот поглаживает, часом, не беременная ли?

– Вот это будет номер! Ну ладно, завтра приедет гинеколог, пусть посмотрит ее.

Гинеколог подтвердил догадку женщин: да, беременна, уже десять недель.

Ни на секунду не задумавшись, Мегера отдала распоряжение:

– На чистку! Причем – немедленно!

Гинеколог смотрел на молодую женщину, безразлично лежавшую на кресле, казалось, даже не понимавшую где она и что с ней:

– Такая молоденькая. Может к родственникам обратимся, нельзя самим принимать такие решения.

– Нет у нее родственников! Бродяжка! И так взяла на себя обузу, приняла на лечение, теперь еще и беременной оказалась. Ни она не нужна никому ни ее выблядок. Чистить!

– Когда? – гинеколог все еще хотел протянуть время, а вдруг найдутся родственники девушки. Но Мегера была неумолима:

– Немедленно! И так срок почти критический. Сейчас анестезию вколем, чтобы дергаться не начала и делай все, как нужно да по-быстрому.

И, усмехнувшись, добавила:

– Что замер? Чай не в первый раз. Любят эти убогие ноги раздвигать, а нам за ними подгребать приходится.

В палату, находящуюся все еще под действием наркоза, Регину привезли уже без ее нерожденного ребенка.

Глава восьмая

На работу в психиатрическую лечебницу Александра Степановна вышла уже после Старого нового года.

Новогодние праздники и Рождество она повела в гостях у дочери, ее мужа и своей любимой внучки.

Дочь уговаривала Александру погостить еще немного, а в перспективе и вообще переехать и жить одной дружной семьей.

Но по-поводу дальнейшего гостевания Александра благодарила и отнекивалась: отпуск заканчивался, и нужно было выходить на работу, а на счет потенциального переезда, не желая обидеть единственную дочь, отвечала туманно и конкретных обещаний не давала.

Когда-то Александра работала врачом в этой больнице, но жизнь сложилась так, что теперь, в этой же больнице, она была санитаркой, вымывая до-блеска пол и окна, меняя постель пациентам, вытирая струйки слюны и успокаивающе гладя по головам не в меру разнервничавшихся, стараясь утихомирить и уберечь от внеочередной инъекции.

Пациентки женской палаты "для буйных" спали или подрёмывали после завтрака и приема, прописанных врачом препаратов, когда Александра неся пахнущее мылом и хлоркой ведро, тихо, стараясь никого не разбудить и не потревожить, притворила за собой дверь. Обернувшись, еле слышно, скорее самой себе, Александра прошептала:

– Ну здравствуйте, мои страдалицы, как вы тут без меня?

Ответом ей было молчание. Да и не ждала Александра никакого ответа.

В этой палате лежали те, кого принято называть "тяжелыми", для кого день без агрессии, вызванной параноидальным бредом, без истерики, заканчивающейся струей ледяной воды и внеочередной дозой препаратов, без попытки суицида, считался спокойным и хорошим.

Врач ставил себе "галочку", отмечая правильность выбранного метода лечения и верно рассчитанную дозу психотропов, не давая себе труда задуматься о том, почему, когда на смене Александра Степановна в палатах всегда тихо.

Уже начав уборку, Александра заметила "новенькую".

Девушка лежала в самом углу, вдалеке от окна, на старой койке с провисшей почти до пола панцирной сеткой.

Она лежала тихо, до самого подбородка укрытая одеялом, но глаза, подернутые пеленой, были открыты.

Александра подошла к девушке и присела на край кровати:

– Здравствуй. Я Александра Степановна, а тебя как зовут?

– Регина.

Губы девушки запеклись, в уголках рта скапливалась слюна, но взгляд был осмысленным. Настолько, насколько он в принципе может быть осмысленным после ударной дозы психотропов, которыми продолжала потчевать пациентку Мегера.

– А почему ты не спишь, Регина? Давай, закрывай глаза, нужно поспать.

– Я не могу спать.

– Почему не можешь? Что тебя беспокоит?

– Они убили моего ребенка, – еле слышно прошептала Регина.

– Что ты говоришь? Я не расслышала, – Александра наклонилась над самым лицом девушки.

– Они убили моего ребенка, – так же тихо прошептала Регина.

Из глаз девушки покатились слёзы.

Опасаясь того, что у "больной" начнется истерика, не зная, что перед ней абсолютно здоровый человек с нормальной психикой, с только слегка заторможенными реакциями вследствие "лечения", Александра стала успокаивающе гладить девушку по голове, чуть слышно, речитативом, приговаривая:

– Тихо-тихо, моя миленькая, тихо-тихо моя маленькая, спи-спи моя девонька, все будет хорошо.

Монотонный голос, равномерное поглаживание головы теплой ласковой рукой, вскоре привели к тому, что Регина задремала.

Александра знала о диких порядках в пихушке. О том, что гипертрофированное либидо душевнобольных женщин, отсутствие контрацепции и полная безнаказанность санитаров, частенько приводили к тому, что женщины беременели.

Зачатые ими дети не были нужны никому, ни самим матерям, ни их отцам. Да и что это были бы за дети? В самом лучшем случае такие же душевнобольные, как и женщины их зачавшие, ну а худшем – с дичайшими физическими уродствами.

Негласно было принято правило отправлять беременную женщину на аборт сразу же, как только лечащий врач заметит первые признаки "интересного положения", совершенно не интересуюсь мнением самих женщин по этому вопросу.

В исключительно редких случаях, если у пациентки были родственники, которые соглашались взять на себя заботу о будущем младенце, беременность не прерывали, пациентке прописывался более щадящий медикаментозный курс, и она могла стать матерью.

Но такие случаи действительно были уникальны.

За все время работы Александры в клинике, такое произошло только дважды.

В остальных случаях, родственники, запроторившие женщину в закрытую клинику, и знать ничего не желали ни о каких беременностях.

" Что же случилось с этой девушкой? Кто ты такая, Регина?"

Из сетчатого бокса в изголовье кровати Александра достала историю болезни и начала внимательно читать.

Все в этом анамнезе было не так.

Все было неправильно.

С самого начала, с самого момента поступления. С описываемых симптомов, с дважды измененного диагноза, с неоправданно больших доз препаратов до размещения именно в эту палату, палату для буйных.

Сразу создалось впечатление, что кто-то либо хочет отработать полученные деньги, либо прикрыть собственную ошибку.

Александра еще раз посмотрела на мирно спящую девушку и, дав себе слово во всем разобраться, принялась за уборку.

***

Имя Мегеры было на слуху и у пациентов, и у врачей, и у родственников больных.

Конец ознакомительного фрагмента.

Назад