– И не только камеру, но и сигнализацию подключил. А что ж было делать? Ведь я получил заказ на ремонт той крыши, сложил новые черепицы на её краю, а без меня им вполне могли приделать ноги. Ну, и не выключал уже, камера, ведь она кушать не просит, только самую малость электричества, а его всё едино хозяин лавки оплачивал…
– Понятно. Вы подождите, Сэм, пока мы покажем фрагмент записи, а потом вы скажете, с той ли крыши это снималось. Нам крепко повезло, когда нашли эту запись, она драгоценна для нас тем, что позволяет заглянуть внутрь автобуса через высоко прорезанные окна. Вот она.
Появилась картинка. Черепичная крыша, а в конце её верхняя часть копии «Грейхаунда», на сей раз снятой сверху. Через окна видны ноги пассажиров в баскетбольных кедах и штанах от одинаковых спортивных костюмов. В первом от кабины окошке происходит изменение: справа от огромных кед появляются небольшие двуцветные полуботинки. Закрывая теперь кеды, на пол опускается серый пластиковый чемоданчик. Неразборчивый тихий разговор, дверь автобуса открывается, выходит Макс Лоу. Дверь закрывается за ним, серый чемоданчик, получив мощный пинок ногой в растоптанном башмаке, летит почти до середины салона. После паузы автобус рычит и отъезжает.
– Мистер Каннингс, это было снято вашей камерой?
– А то чьей же ещё, Ваша честь? Там же и новые черепицы хорошо видно. Справа.
– Можете идти, мистер Каннингс. Свой коммуникатор получите позже. Итак, что же мы увидели? Террорист поставил чемоданчик возле первых двух кресел в салоне. Кто на них сидел? Водитель, когда пришёл в сознание, был допрошен местным полицейским и показал на схеме, как расселась в салоне некоторые игроки команды «Гориллы», где расположились остальные, он не запомнил. Местному полицейскому, его здесь называют также шерифом и Сэмом-полисом, эти показания были нужны для первичного опознания обугленных трупов. Но и для нас разве не важно, что как раз над чемоданчиком сидел играющий тренер «Горилл» Джордж Харрис, а следующее кресло, у окна, было пустым? Между тем, водителю Джону Кибрику не пришлось по душе поручение Крошки Слоу, он и футбольнул в сердцах роковой чемоданчик, передвинув бомбу на середину салона. Тем самым водитель, сам о том не догадываясь, спас жизнь себе (в метре от бомбы ему не выжить бы), зато угробил всех своих пассажиров. Ведь если бы бомба взорвалась в самом начале салона, у сидевших в корме появился бы шанс. Но бомба контузила ударной волной и обожгла всех баскетболистов в равной степени, они не смогли выбраться и сгорели в креслах.
– Ой! – подала голос Марта. – Теперь я только пешком!
– А ваш пазл всё-таки не собран, мистер Судья. Без фрагмента “Qui prodest?” он рассыпается. Подготовившись, я достойно отвечу на все ваши инсинуации в отношении нашего замечательного мэра. Единственного и лучшего мэра в истории нашего Хеппинес-тауна.
– Ах, милые дамы, неужели вы желаете лишить меня удовольствия покрасоваться в заключительной речи? Вы позволите, медам?
– Валяйте, мистер Судья! Я вроде сериал о Шерлоке Холмсе и докторе Бэтмене смотрю.
– Можно подумать, что вы нуждаетесь в моём разрешении, старый фигляр.
– Итак… В который раз я повторяю уже это «итак»? Самому стало любопытно… Итак, некто, занимающий в городе высокое положение (назову его пока «мистером Икс»), испытывает необходимость избавиться от Джорджа Харриса, играющего тренера команды баскетболистов-любителей «Гориллы», спонсируемой мэрией. Харрис – безработный, служил в полиции до Сэма-полиса, уволен в результате закрытого муниципального расследования. Я перебирал разные версии конфликта между «мистером Икс» и покойным Харрисом. Рабочей гипотезой стал шантаж. И вот по городу распространяется слух, будто городской сумасшедший Крошка Слоу пытается организовать из других таких же коротышек «Лигу низеньких мужчин», чтобы осуществить свои смутные угрозы в адрес высокорослых горожан, которые, по его словам, преследуют низеньких и даже их кастрируют. «Мистер Икс» входит с ним в контакт, для квартирной хозяйки Макса Лоу, дамы… ну, очень умной… маскируя для неё реальные деловые отношения как гомосексуальные. Догадываюсь, что в следующем процессе по делу о взорванном автобусе защита сосредоточится на версии, что «мистер Икс», сам ростом в 172 сантиметра, душевно симпатизировал идее «Лиги низеньких мужчин», а поэтому и спонсировал её организационное собрание в баре «Элвис». Ведь движения счетов зафиксированы в электронных документах Межмирного банка, и нет сомнений, что Макс Слоу не потратил ни пенса на выпивку для всей лиги в «Элвисе» и на вознаграждение для официанта-баскетболиста Фила Миллера, а вот именно «мистер Икс» понёс эти расходы.
Мы никогда не узнаем о том, как «мистер Икс» уговорил обвиняемого подорвать автобус с верзилами-баскетболистами. Макса Слоу о том спрашивать бесполезно: соврёт ведь. Можно догадаться, что обвиняемому была обещана не только безнаказанность как душевнобольному, но и богатая и безмятежная жизнь в Хеппинес-тауне или в другом таком же затерянном уголке галактики после выхода из клиники. Возможно, что речь шла о наказании смертью только одного Харриса, чтобы заставить остальных высоких ростом злодеев отстать от бедных коротышек. С другой стороны, очень удобно для «мистера Икс» было убрать заодно и Фила Миллера. Правда, если бы Фил отделался испугом, то вынужден был бы молчать, понимая, что стал соучастником убийства, когда передал Максу Лоу известие о том, что бомба уже в заранее обусловленном месте. Но второй террорист едва ли упустил шанс заставить его замолчать уже без вариантов.
– И это всё, что вы прятали в рукаве своей чёрной мантии? – спросила Защитник презрительно.
– Нет. Там есть ещё мое обращение к «мистеру Икс». Если вы разоружитесь перед судебной властью Межмирья и добровольно признаете вину, я не стану копаться в той грязи, которой шантажировал вас Джордж Харрис. Что бы вы не натворили, эти ваши проступки уже не в моей компетенции, а наказание за них покроется наказанием за участие в массовом теракте. А не желаете сдаваться – воля ваша. Но тогда тотчас же после завершения сегодняшнего заседания роботы-криминалисты изучат каждую пылинку в вашем доме и все ваши переговоры по коммутатору, ни одно слово, вами произнесённое, и ни одно передвижение по городу с начала контактов с Максом Слоу и доселе не останется без их внимания. То же касается покойных Джорджа Харриса и Фила Миллера, а относительно Макса Слоу сбор информации будет продолжен. Не верьте производителям девайсов, не берегут они ничьих тайн, и стёртое на любой электронной игрушке поддаётся восстановлению. И спасибо вам за то, что утыкали Хеппинес-таун камерами наблюдения: они очень пригодятся. Разумеется, в нашу демократическую эпоху никто не решится взять под колпак весь Хеппинес-таун, но в вашем случае подозрение настолько сильное, что моей власти достаточно, чтобы проделать это с вами. Что скажете? Сдаётесь? Нет? На нет и суда нет. Подсудимый, встаньте.
Поднимаясь со стула, Макс Слоу едва его не опрокинул. То ли задумался, то ли задремал.
– Приговариваю вас, Макс Лоу, к принудительному лечению в психиатрической больнице. Приговор окончательный и ввиду вашего статуса психического больного обжалованию не подлежит. О новом судебном заседании по этому же делу о теракте, но уже с другим обвиняемым будет сообщено дополнительно.
Неприятная пустота поселилась у Судьи в голове. В животе посасывало, но он не стал бы ужинать в Хеппинес-тауне, а уж ночевать тем более, хотя глаза уже слипались. Судья прогуливался на окраине города под билбордом с двенадцатью Элвисами Пресли, потягивающими по-разному «колу», и дожидался, пока мэр отключит защиту на въездной арке. Как только соизволит и как только можно будет покинуть опостылевший город, Судья полюбуется на четыре луны, повисшие над планетой. Сейчас они видны мутновато.
«Объект не в мэрии. Переодет. Он на автостоянке самообслуживания», – это высветился на фоне тёмных улиц доклад робота, приставленного на всякий случай к мэру. И тотчас же: «Объект снял с хранения гоночный “Magnum МК-5”, выехал со стоянки в вашу сторону. Разгоняется. Возвращаюсь к вам». И не успел Судья опомниться, как увидел сообщение уже большими буквами, от самого Платона, стало быть: «ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ. СИТУАЦИЯ ПОД КОНТРОЛЕМ».
Сначала еле слышный, рёв двигателя гоночной машины резко усилился, и вот она уже рядом. За рулём мелькнула чёрная фигура в капюшоне Ку-клукс-клана. Судья невольно охнул и отступил на шаг. А голубой автомобиль на полной скорости расплющился, как показалось, на прозрачной стене впереди Судьи. С оглушительным треском исковерканную машину отбросило назад, она вспыхнула, тут же взорвалась и продолжала догорать, коптя чёрными полосами дыма.
Секундой позже столкновения и невидимая стена вдруг проявилась под безжизненным светом уличных фонарей. Постояла, узкая, в рост человека, поблёскивая и колеблясь, а потом, рассыпавшись, рухнула на бетонные плиты улицы. Неровный обломок печатной платы подкатился под ноги к Судье.
– Только не говори мне, Платон, что это не поддаётся ремонту, – пробормотал он.
«РОБОТОВ ТЕПЕРЬ ТРОЕ. ПЕРВЫМ РЕЙСОМ ЧЕЛНОКА Я ПЕРЕПРАВЛЮ ОСТАТКИ УНИЧТОЖЕННОГО. ДВА РОБОТА ОСТАНУТСЯ С ВАМИ. О! ПРИБЛИЖАЕТСЯ БЫВШАЯ ЗАЩИТНИК. НА ЭЛЕКТРОКАРЕ. ИЗ МЕТАЛЛИЧЕСКОГО НА НЕЙ ЗОЛОТЫЕ ЧАСИКИ И ПРЯЖКИ НА БЮСТГАЛЬТЕРЕ. МАГИЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ НА НУЛЕ».
Судья вздохнул обречённо. Миссис Брэдли вышла из электрокара, не доехав до горящего авто, и подошла к Судье пешком. Встала рядом, всматриваясь в костёр из пластика и металла. Запахло подделкой духов Шанель № 5, отработанным дезодорантом и женским трудовым потом. Вдали завыли сирены.
– Если бы не пристегнулся ремнями, его выбросило бы, и был бы шанс на оживление. А теперь он только груда углей, как и злосчастные баскетболисты. Идиот! Наш Джекки всегда мыслил и поступал слишком традиционно, а к тому же не продумывал всех последствий своих решений. Хотите узнать, чем шантажировал его негодяй Харрис?
– Нет, я обещал, что не буду этого раскапывать. Дело закрыто. Вы можете вызвать кого-нибудь, чтобы снял для нас защиту?
– А для чего я здесь, по-вашему? Разговоры с вами мне приятности не доставляют, вы уж извините. Скатертью дорожка, Межмирный Судья.
Она достала из сумочки девайс, похожий на механическую электробритву пятидесятых, и нажала на кнопку.
«ОСТОРОЖНО! МАГИЧЕСКАЯ АКТИВНОСТЬ РАСТЁТ!»
А миссис Брэдли повернулась к Судье спиной, оборотилась чернокудрой ведьмой с великолепной фигурой, оседлала метлу и взвилась в тёмное небо.
Судья кивнул вдогонку. Выход уже чернел в мутноватой ночи высокой звёздной аркой. Судья побрёл туда, от усталости едва поднимая ноги. За ним по воздуху двигались в прозрачном мешке останки героически погибшего робота. Потом над головой Судьи заискрились звёзды. А четыре луны залили человека и труп его кибернетического помощника таким ярким светом, что фонари не понадобились.
Справка 2. Убийство княгини Баторий
– Миклош! У меня холодеют руки! – провизжала княгиня Баторий. – Холодны, как лёд!
– Это ничего, госпожа. А вы прилягте да отдохните, – прозвучало снаружи, с другой стороны скважины, точнее, дыры в стене. Прошелестело, стукнула чернильница, стражник вздохнул. Хлопнула дверца, и бывшая спальня княгини, а теперь её одиночная камера, снова погрузилась в полную тьму.
Отверстие в заложенной кирпичом дверном проёме оставлено, чтобы можно было передавать знаменитой убийце поднос с едой и питьём и забирать его назад с пустой уже посудой, та же дыра служила для манипуляций с ночным горшком. Окна безжалостно замурованы. Княгиня Эржбет не ослепла только потому, что дважды в день могла наблюдать у скважины проблески дневного света, а вечером – багровые пятна, отражения огней факелов.
Будто на смех, ей оставили шкафчик с её любимыми книгами. Но ни суровая «Вульгата», ни первый том «Писем тёмных людей», ни «О женщинах прославленных» великого Боккаччо не могли во тьме утешить её. Приходилось сдерживать себя на краю безумия, вспоминая страница за страницею напечатанное в них и сочиняя письма на латыни, древнегреческом и немецком языках. В проговариваемых вполголоса посланиях она обращалась к живым и мёртвым родственникам, к приятелям и врагам.
Дивны, однако, дела твои, Господи! Сегодня утром, незадолго до завтрака, у неё случился настоящий праздник: Миклош, ворча, просунул в отверстие четвертушку бумаги, чернильницу, очиненное перо и огарок сальной свечи на дешёвом медном, заляпанным салом подсвечнике. В ответ на её замечание (где, дескать, ей взять огниво?) выругался, забрал огарок и вернул уже зажжённым и оплывающим на глазах. «Сын твой, его светлость господин Паль, и высокородные зятья твои просят тебя написать завещание, свою последнюю волю. Поспеши, госпожа, огонька ненадолго хватит». Именно эти слова он и пробормотал, грубая скотина. Видно, теперь некому в Чахтицком замке его как следует отделать кнутом.
Завещание она давно уже составила и тщательно хранила в памяти. Записать его трудности не составило. Было бы зеркало, она вполне успела бы и осмотреть себя. Но зеркала у неё нет, и слава Богу. Ей вполне хватило зрелища своей правой руки, держащей перо. Хотя… Она решилась тогда и при свете огарка – чадящего, уже почти расплывшегося на медной чаше подсвечника, растопырила перед собою пальцы обеих рук.
Господи, да куда же подевались её красивые ручки – тонких костей, изящно длиннопалые, в нежной коже и со всегда остриженными ноготками? Те ручки обожали целовать любовники и, с особым пылом, любовницы… Перед нею – клешни старухи-нищенки, все в грязи и коросте, ногти длинные, загнувшиеся, кое-как обломанные и обкусанные. Не может быть сомнений, что и всё её тело в таком же бедственном состоянии. В отчаянии перевела она взгляд на обстановку спальни – и ахнула. На сей раз не огорчилась узница, а только изумилась. Вся в клочьях жирной пыли, затянутая сетями рыхлой паутины, комната показалась ей берлогой сказочной колдуньи. Княгиня Эржбет всегда обожала чистоту, но сама убирать не умела.
Что посоветовал этот недоумок, Миклош? Прилечь? А ведь совет не глуп… Тем более, что подташнивает, и ноги не только холодны, но и подгибаются. Найти кровать не ощупь не проблема, да и нос, увы, тут её поводырь. Постель и в вонючей комнате отнюдь не благоухала заморскими благовониями. Лишённая служанок, первое время пыталась княгиня самолично следить за собою, даже какое-то время часть отпускаемых ей воды и вина жертвуя на влажные обтирания тела, но недолго сумела вытерпеть жажду…
На пути ко кровати узницу согнула резкая боль в животе. Не разгибаясь, она вывернула содержимое желудка на пол. Добравшись до кровати, засунула ноги под подушку, а руки обмотала одеялом. Холод в конечностях (и это в августе!) меньше стал досаждать, она смогла собраться с мыслями – и связала концы с концами, наконец.
Её отравили – а именно в ожидании её неминуемой смерти позволили написать завещание. Поистине, post hoc ergo propter hoc! Чем же вы отравили, подлецы-родственнички? Грибами, ядовитыми грибами, ведь на завтрак был салат, а в нём сырые грибы. И вина утром не получила именно поэтому, чтобы не стало противоядием, так что напрасно она злобствовала на нерасторопность тупого Миклоша. Чему удивляться? Избавленная в последний момент от суда и казни, она продержалась в темнице больше трёх лет, её живучесть всем осточертела, и даже детям, которым некогда подарила жизнь. Даже единственному сыну, любимчику её Палу. Ну, так и не получить вам завещания, уроды! И княгиня Эржбет рванулась было к письменному столику, чтобы нащупать и разорвать бумажку, но тут вспомнила, что передала её вместе с чернильницей Миклошу перед тем, как имела наивность пожаловаться ему на холодные руки. А если в голове начинает путаться, это признак зловещий… Тем более, что попыталась только рвануться к письменному столику, а пошевелиться не смогла.
Конец ознакомительного фрагмента.