Заболело лицо, я заворочалась, стараясь принять удобную позу, и Ариша тут же нырнула вниз, где у ее ног стояла сумка с охлаждающими пакетами. Я пробормотала «спасибо» и приложила пакет к щеке, зажав его плечом. В рот отправила пару таблеток обезболивающего, запила водой из протянутой Аришей бутылки. Стало немного легче. Мне нужно было многое обдумать, но сейчас ничего не шло в голову. Времени в клинике у меня будет достаточно, и я продумаю все свои дальнейшие действия так, чтобы не случилось больше ни единого сбоя, ни малейшего прокола.
– …Регинка, ну, просыпайся, садимся уже!
Голос Ариши вырвал меня из состояния дремы, я вздрогнула и выронила пакет. Он, разумеется, завалился между креслом и стенкой и там прочно застрял, за что-то зацепившись.
– Да и черт с ним, Регинка, еще два есть, – пресекла мои попытки достать пакет Ариша. – Давай спинку подними, пристегивайся. Там, похоже, зима полным ходом. Я так давно нормального снега не видела – чтобы сугробами… А клиника, дядя сказал, в лесу…
– Ты говорила, – автоматически отозвалась я, стараясь замаскировать повязку капюшоном. – Который час?
– Половина седьмого.
– Это местное или московское?
– Местное, в Москве ночь еще.
– То-то я себя чувствую, как злая невыспавшаяся сова… – Я снова заерзала в кресле, пытаясь размять затекшую спину.
– Привыкай. Тебе здесь придется месяца два-три пробыть.
– А ты? – задала я, наконец, мучивший меня вопрос.
– А что – я? – удивилась Ариша. – Меня же в клинику не положат вместе с тобой. Да там на территорию, дядя говорил, без специального пропуска не попасть, теперь понимаешь, почему я именно эту клинику выбрала? Хорошо, что дядя знаком с владелицей, так бы долго ждать пришлось.
– Осчастливил, значит, меня твой дядюшка? – криво усмехнулась я – терпеть не могла этого мерзкого типа с липкими глазами.
– Ну, Регинка… зачем ты? Он меня вырастил, между прочим, и до сих пор еще помогает, чем может…
– Ну, все-все, не трогаю я твоего дядюшку, успокойся, и спасибо ему за клинику. Но ты так и не сказала – в Москву когда улетаешь?
– А ты как хочешь? Могу остаться и квартиру снять в городе…
Нет, я не хотела, чтобы Ариша снимала квартиру в городе, не хотела, чтобы она приезжала в клинику. Мне нужно полное одиночество и возможность побыть наедине со своими мыслями.
– Думаю, тебе лучше вернуться. В Москве легче держать руку на пульсе, сама же сказала. Сможешь отслеживать все, что пишут о моем исчезновении. Ну и нам ведь нужно делать какие-то информационные вбросы, чтобы почтенная публика меня не забыла, правда? – похлопав Аришу по руке, сказала я. – А кто, кроме тебя, этим заниматься будет? И потом – ну какой смысл тебе торчать в незнакомом городе? Что ты делать-то здесь будешь?
– Ты права, Регинка… я устрою тебя и постараюсь улететь вечером.
– Можешь жить пока у меня, если хочешь, – расщедрилась я, и глаза Ариши заблестели:
– Ой, правда?! Спасибо, Регинка! Я очень аккуратно буду… ты не волнуйся…
– Да я не волнуюсь, чего мне волноваться-то?
– Я тебе буду звонить каждый день. – Ариша развернулась в кресле и притянула меня к себе, не рассчитав, что в порыве благодарности может случайно задеть мое лицо. Так и вышло – ее рука скользнула по повязке, и я взвизгнула от боли. – Ой…
– Сиди спокойно, – процедила я, вцепившись пальцами в подлокотники. – Не надо лишнего внимания привлекать, вдруг меня узнают…
– Тебя в этом парике родная мать не узнает… ой! – Ариша прикрыла рот обеими руками, и глаза ее тут же наполнились слезами: – Регинка… ну, прости… я как дура какая-то… все время не то ляпаю…
Не то чтобы упоминания о матери причиняли мне какие-то особенные моральные страдания, но Ариша, конечно, как и все остальные, об этом понятия не имела, и для нее факт, что мать моя мертва, был гарантией того, что я их непременно испытываю. С точки зрения выросшей без матери и отца Ариши это было горем. Но не объяснять же ей…
– Все, прекрати! Садимся, – с облегчением увидев в иллюминаторе приближающиеся огни посадочной полосы, пробормотала я. – И это… давай помолчим немного, хорошо? Мне больно разговаривать.
Ариша понимающе закивала, вытерла слезы и, сложив на груди руки, закрыла глаза – она панически боялась взлетов и посадок, хотя сам полет переносила нормально. Я же повернулась к иллюминатору и наблюдала за тем, как темная полоса внизу становится все ближе, ближе, и вот самолет уже коснулся ее шасси, понесся, вжимая скоростью тела пассажиров в спинки кресел. В салоне вспыхнул свет, и голос бортпроводницы произнес положенные в таких случаях слова приветствия и температуру за бортом.
– Однако! – встрепенулась Ариша, услышав «минус двадцать два градуса».
– Ну, не околеем, мы же тепло одеты.
– Я боюсь, что ты лицо застудишь.
– Намотаю сейчас шарф повыше, сбоку капюшоном закрою – до такси добегу.
Нас пригласили к выходу, и я, застегнув пуховик до подбородка и спрятав лицо в шарф, устремилась следом за Аришей.
В бизнес-классе нас летело четверо, так что в поданном к трапу микроавтобусе мы быстро уселись назад, так, чтобы я оказалась спиной в салон.
– Все в порядке, – прошептала севшая напротив Ариша, – мужики эти вперед сели, спиной к тебе.
– Будем выходить после них, путь пройдут.
Такси Ариша нашла мгновенно – у нее всегда хорошо получалось организовывать такие бытовые моменты, я бы перебирала, приценивалась, сомневалась, а она – раз! – и готово, и машина у выхода, и цена за поездку явно меньше, чем могла бы быть.
– Далековато ехать, девчонки, – объявил таксист, выезжая с территории парковки, – вздремнуть успеете.
– Вздремнешь тут – в таком холоде, – пробурчала Ариша, усевшаяся рядом с ним.
– Это разве холод? Так, легкий морозец. Да и всего второй день.
– А обычно сколько?
– Да всю зиму! – захохотал он. – Это не столица ваша, здесь морозы настоящие, да и снег тоже будь здоров.
– Снег – это замечательно! – с энтузиазмом подхватила Ариша. – Я, если честно, нормального снега не видела… даже не знаю, сколько лет. У нас же как – выпал вроде, а его тут же реагентами завалили, и вместо снега – получите кашу непонятного оттенка. А тут – красота… – Она прижалась носом к стеклу, рассматривая абсолютно белые деревья вдоль трассы.
Они с таксистом еще о чем-то болтали, но я уже не прислушивалась – разболелась щека, я полезла в карман, где лежали таблетки.
Если так пойдет, я рискую впасть в зависимость… быстрее бы уже оказаться в этой клинике.
Матвей позвонил, когда я уже сняла халат и собиралась вынуть из шкафа сапоги – время перевалило за половину четвертого, мой рабочий день давно закончился.
– Вы спуститесь, Аделина Эдуардовна? – сухим официальным тоном спросил муж, и я поняла, что в приемном клиенты.
– Да, сейчас.
Пришлось снова облачаться в халат и идти в приемное отделение.
В смотровом кабинете я увидела Матвея с лампой-рефлектором на лбу и высокую худощавую женщину с длинными светлыми волосами, постриженными «каскадом» так, что пряди закрывали почти всю половину лица, которой сидящая была повернула ко мне. На стуле у двери притулилась вторая женщина – тоже высокая, с круглым открытым лицом и мелкими кудряшками, белым облаком обрамлявшими голову, как одуванчик. Казалось, что от малейшего движения воздуха вся эта белоснежная прелесть может облететь, оставив голову хозяйки совершенно обнаженной.
– Почему в смотровой посторонние? – спросила я, глянув на Матвея, и тот пожал плечами.
– Клиентка не возражала.
– Я возражаю. Будьте добры, подождите в холле, там удобный диван, – бросила я той, что сидела у двери.
– Но я…
– Побыстрее, пожалуйста, – отрезала я, больше не поворачиваясь, и услышала, как она встала и захлопнула за собой дверь смотровой. – Меня зовут Аделина Эдуардовна Драгун, я главный хирург этой клиники, – обращаясь к сидевшей у лампы женщине, сказала я.
– Меня зовут Регина Шелест, – низким приятным голосом произнесла она, – вам должен был звонить насчет меня Семенцов из Минздрава.
– Он мне звонил. И я назначила время, в которое вы должны были сюда приехать. И это время истекло как минимум пару часов назад.
– Извините, пожалуйста… перелет, разница во времени… кроме того, у меня бессонница и боли… я задремала в гостинице, а Ариша не стала будить… Ариша – мой агент, – сбивчиво заговорила клиентка. – Еще раз извините…
Я кивнула, прерывая поток извинений, и обратилась к мужу:
– Матвей Иванович, вы еще осмотр не проводили?
– Нет, только готовлюсь. Хотите сами? – спросил Матвей, и в его голосе я уловила неодобрение.
Ну, еще бы – не понравилось, что я с порога отчитала и его, и эту парочку.
– Я поприсутствую.
Матвей оттолкнулся от пола и подъехал на табурете прямо к смотровому столу.
– Парик снимите, пожалуйста. Здесь нет необходимости в маскировке.
Клиентка стащила длинные волосы, оказавшиеся очень хорошим париком, маскировавшим стильную стрижку глубокого медового цвета. Правая половина лица от нижнего края орбиты до подбородка была заклеена повязкой, и та уже пропиталась сукровицей.
– Что случилось? – спросил Матвей, готовясь снимать повязку.
Шелест наблюдала за его руками, и в ее глазах я видела испуг. Матвей тоже это заметил:
– Не бойтесь, больно не будет, только немного неприятно. Так что произошло?
– Мне плеснули в лицо кислотой.
– Круто, – аккуратно снимая повязку, сказал муж. – Фанаты или завистники?
– Не знаю… я даже толком не рассмотрела, кто это был… ой…
– Больно?
– Д-да…
– Ну, ожог не особенно глубокий, – произнес Матвей, внимательно осматривая рану. – Посмотрите, Аделина Эдуардовна.
Я надела маску и наклонилась из-за плеча Матвея, рассматривая раневую поверхность. Она была довольно большой по площади, но не глубокой. И что-то в этой ране мне не понравилось, собственно, как, видимо, и Матвею, потому он и предложил мне посмотреть ближе.
– Видите? – он направил «зайчик» рефлектора на рану.
– Да… площадь большая, но глубина незначительная… интересный ожог. Не рассмотрели, из чего в вас плеснули?
– Н-нет… это так быстро произошло… всего пара секунд – и все, страшная боль, я даже сознание потеряла…
– Кто вам помощь оказывал?
– Сама… никого не было, я пришла в себя и постаралась смыть все с лица водой из бутылки… к лицу не прикасалась, просто поливала… – сбивчиво рассказывала клиентка, то и дело морща здоровую часть лица и облизывая губы.
Она переводила взгляд с меня на Матвея и обратно, словно искала поддержки.
– Хорошо… а потом? Вы ведь обратились за медицинской помощью?
– Да… вызвала «Скорую»…
– А полицию?
– Полиция на следующий день приехала… но я ничего не смогла вспомнить, я даже не поняла, мужчина это был или женщина…
– И вас даже не госпитализировали? Ведь такой ожог – прямая дорога в ожоговый центр, – накладывая новую повязку, спросил Матвей.
– Вы понимаете… мне не нужна огласка, я же актриса… только-только сериал закончили, а тут… я ведь без работы останусь…
– Мне казалось, в вашей среде в последнее время модно подогревать интерес к себе и своему творчеству любыми способами, – сказала я, отходя к столу и снимая маску.
– Это дело вкуса… я, например, не хочу такой славы. Меня потому и заинтересовала ваша клиника, что она далеко, и в ней гарантируют спокойствие и отсутствие журналистов с камерами.
– Ну, с этим у нас все обстоит строго. На территорию без пропуска не попасть, пропуск можете заказать только вы и только на конкретных людей. Кстати, вашему агенту пропуск нужен?
– Арише? Нет, она улетит завтра утренним рейсом. Посетителей у меня не будет. Но… я могла бы попросить разрешения все-таки носить парик? – каким-то жалким тоном спросила Шелест.
– Как вам будет угодно. Но вы увидите, что здесь никто друг другу в лица не вглядывается.
– Вы не понимаете… – вздохнула она. – Я актриса, причем актриса довольно известная… даже с перевязанной половиной лица меня могут узнать… не хочу, чтобы кто-то вообще это обсуждал.
– Я же сказала – дело ваше, можете носить парик, можете просить обслуживание в палату – у нас это практикуется.
– Спасибо, – с облегчением выдохнула Шелест.
– Значит, поступим следующим образом. Раз уж вы здесь, не вижу смысла возвращаться в город – тем более ваша агент, вы сказали, улетает завтра утренним рейсом. Она может пробыть здесь до вечера, но после семи должна покинуть территорию клиники. Вас сейчас определят в палату, а завтра после обхода мы вам предложим план лечения. Оперировать вас будет доктор Мажаров. – Сказав это, я заметила гримасу недовольства на лице Матвея, но решения менять не собиралась – оперировать эту мутную даму будет он, я и так загружена, на этой неделе пять операций, на следующей – семь, из них четверо – дети, а это дополнительные сложности. Так что приводить в божеский вид лицо этой известной актрисы придется Матвею.
Кстати, надо глянуть, как она выглядела до случившегося, чтобы понимать, с чем будем иметь дело.
Шелест кивнула, потянулась рукой к парику:
– Арише можно будет со мной в палату пройти?
– Можно. Но в семь вечера она должна стоять за шлагбаумом, медсестру я предупрежу. Всего хорошего, Регина… как вас по отчеству?
– Владиславовна.
– Значит, Регина Владиславовна. Завтра увидимся на обходе. Матвей Иванович, вы оформите бумаги?
– Да. Мне нужно минут тридцать.
Я вышла из смотровой, спиной чувствуя недовольство мужа. Странно, с чего бы он так не хотел брать эту Шелест? Похоже, меня ждет непростой разговор дома…
Сидевшая на диване в холле агент актрисы вскочила и кинулась ко мне, едва я показалась из коридора, где находились смотровые.
– Доктор, что вы скажете?
– А что вы хотите услышать?
– Вы сможете вернуть Регине лицо?
Я поморщилась.
– Не надо преувеличивать масштабы. Предстоит пересадка кожи, только и всего. Раны неглубокие, хоть площадь и большая. Скажите, Арина, вы знаете, при каких обстоятельствах Регина получила эту травму?
– На нее напали, когда она возвращалась домой. Регина живет за городом, ездит туда на машине… видимо, тот, кто на нее напал, как-то проник на территорию ее коттеджа.
– Погодите… то есть ее облили кислотой во дворе? Не в доме?
– Кажется, нет… Регина сказала, что потеряла сознание, а когда пришла в себя, то смогла смыть кислоту водой из бутылки – у нее всегда в машине есть пара бутылок с водой, она следит за питанием и соблюдает водный режим.
«Очень странно… если Шелест потеряла сознание, то кислота оставалась на лице довольно долго – ровно столько, сколько актриса пробыла в отключке плюс время, чтобы взять бутылку из машины. Ожоги должны быть куда глубже».
– Что-то не так? – обеспокоенно спросила агент, и я помотала головой.
– Нет-нет, это я так… вы не волнуйтесь, все с вашей подопечной будет в порядке. Скажите, Арина, а полицейские осматривали место происшествия? Нашли что-то?
– Понимаете… – она замялась, оглянулась по сторонам и, понизив голос, проговорила: – Я постаралась замять это дело… ну, Регина не хотела, чтобы было расследование… она так и написала, что не помнит нападавшего, не сможет его узнать…
– И дело не возбудили?
– Нет…
– Понятно. Ладно, это меня не касается. Лицо мы ей поправим, – еще раз сказала я. – Вы можете пробыть здесь до вечера, я объяснила правила госпоже Шелест.
– Спасибо.
– Это дяде своему скажете, мне пока не за что.
С территории клиники мы с Матвеем выехали в гробовом молчании. Напряженность повисла в салоне и стала настолько осязаемой, что мне казалось – могу ее потрогать.
Матвей был ощутимо зол, его брови сошлись к переносице, а лоб перерезала вертикальная морщина – так бывало всегда, если Мажаров сердился.
– Что я сделала не так? – не выдержав, спросила я, развернувшись, чтобы видеть его реакцию.