С тех пор, конечно, немало воды утекло. Годы, годы. Ну, не то, чтобы вечность, но все-таки. Это ведь что-то значит. Разумеется, поначалу было очень больно. До безумия. Но Вера считала себя сильной, во всяком случае, пыталась быть такой. Она пережила, перешагнула и все такое. Да, на первый взгляд, она сбежала и скрылась. Но беда в том, что это только на первый взгляд. Иллюзия. Хуже того, самообман. Надо признать, он легко нашел бы ее, если бы захотел… Ах, опять не то! Не мог он этого хотеть. Он сам решил прекратить их отношения. Их бесконечную войну друг с другом за обладание какой-то другой любовью, большей и лучшей чем та, которую довелось завоевать.
Вера тряхнула блестящим каскадом волос и посмотрела на Игоря. Брови его были сдвинуты, что свидетельствовало о напряженной работе мысли. Рот чуть приоткрыт, взгляд сосредоточен на оживленной трассе. Она взяла сигарету.
– Знаешь, я чего-то не понял, – проговорил он вдруг, не глядя в ее сторону, – этот школьник, он что-то еще значит в твоей жизни?
– Ничего.
– И я что, должен поверить?
– Как хочешь.
Он наконец повернул к ней лицо, стараясь одновременно контролировать дорогу.
– Вера, ты же знаешь, я только хочу, чтобы тебе было хорошо.
Вера заглянула ему в глаза, и где-то внутри шевельнулось неприятное чувство, может быть, вины. Но с чего бы? Впрочем, другое удивительно. С каждой встречей Вера обнаруживала в его глазах что-то новое, такие чувства или мысли, в которых прежде напрочь ему отказывала. Ведь кто он, Игорь? Просто мужик с бабками. Машина – как положено ребятам его круга – агрессивный черный монстр, два мобильника, один из которых – коммуникатор новейше-крутейшей модели, непрерывно вызванивают дурацкие мелодии, демонстрируя деловую активность абонента (слава Богу, он послушно перестал вести переговоры в ее присутствии.). Фирма процветающая, большая квартира, дом за городом и т.д. Но и только! Конечно, он страшно доволен собой. Победитель, ничего не скажешь. Само собой, Вера с самого начала не собиралась строить с ним серьезных отношений. И объяснилась прямо: ничего не обещаю, ничего не чувствую. (И с какой стати? Тоже мне, Ромео!) Тогда он подумал, а потом кивнул с самым серьезным видом: «Я понимаю. Прости. Все будет, как ты захочешь. А я постараюсь, чтобы тебе было хорошо».
Ясно, что между ними было мало общего, разве что… Неожиданно он оказался до неприличия искренним и милым. Ну, может быть, не только это… В общем, ей нравилось встречаться с ним, и ногти об него точить тоже нравилось. И вот теперь она, не переставая удивляться, видит, как он меняется, и почему-то у нее нет сомнений, что все это только для нее. Неужели книжку какую прочел? Смешное что-нибудь, псевдопсихологическое. С него станется. Казалось, он все время старается к чему-то прислушиваться. Понять, чтобы вовремя среагировать, отступить, если надо. Отскочить. Он стал осторожен, как если бы находился внутри стеклянного домика.
Да ладно, ерунда. У Веры не было желания анализировать поведение любовника. Особенно сегодня. Она им не дорожила, и этим сказано все. А удивиться слегка – это пустяки.
– Ладно, Игорь. Спасибо за завтрак.
– Может быть…
– Нет, – она прервала его с заметным нетерпением, – я позвоню. Если хочешь.
– Конечно, хочу. Но ты ведь никогда не звонишь первая.
Она улыбнулась. Это правда, не стоит обещать. Хотя порой нет другого выхода.
Вера распахнула дверцу машины, затормозившей у ее дома.
– Тогда ты позвонишь.
– Когда?
– Когда захочешь.
Игорь кивнул со вздохом.
– Ну, пока, – она немного поколебалась, но все-таки потянулась к нему с чуть заметной снисходительной улыбкой. Игорь с благодарностью принял этот разрешающий жест и… не успел почувствовать вкус ее губ. Однозначно плохи дела.
Когда Вера зашагала к дому, он еще подождал чего-то, провожая ее взглядом. Признать, что в сердце поселилась любовь? Вообще-то… звучит почти дико. Как дурная болезнь. Впрочем, это еще не все. Игорь чувствовал больше. Внутри него открылось неведомое прежде пространство – дали, дали и дали. Необъяснимо и странно. Упрямо ускользающая женщина будто околдовала его. Он сразу понял, что с ней нельзя, как с другими. Как с ней говорить, чем удивить, что подарить? Все совершенно непонятно. Все наперекосяк. Он помнил первый визит в Дом музыки, куда пригласил ее на концерт знаменитого тенора. Она тогда удивилась и спросила насмешливо: у нас культурная программа? Программа – не программа, но и музыканты, и художники, вся красота мира – все это, конечно, проскочило бы мимо, если бы не она. Пустота преобразовалась в пространство. Он осознал со всей ясностью, что можно просто жить, а можно – Жить, с любопытством заглядывая за каждый поворот времени, злиться, желать, дарить и… да, любить. Оно того стоит. Просто не все об этом знают. Не бывали, не испытали.
Вера прошла через арку к своему дому. Когда до слуха донесся звук отъезжающей машины, она вздохнула с облегчением. Наконец-то! Это так неприятно, когда кто-то пялится тебе вслед. Аж ноги заплетаются. Теперь она почувствовала невероятную свободу и радость. Даже приостановилась перед подъездом, чтобы насладиться этими приятными чувствами. В душе запрыгали и застрекотали какие-то шаловливые кузнечики. Подняв голову, она глубоко вдохнула и снова посмотрела вокруг. Да, теперь деревья стали зелеными, небывало яркими, это точно. И небо понемногу проясняется. И зачем ей идти домой? Книгу почитать?
На лавочке перед подъездом сидела старушка, и смотрела на нее улыбающимися глазами. Вера тоже улыбнулась и подойдя поближе, присела рядом:
– Как поживаете, Зинаида Борисовна?
Та с радостью встрепенулась:
– Хорошо, по-стариковски. А вы, Верочка, сегодня прямо светитесь.
– Да ну?
Вообще-то эту старушку никто в округе не жаловал. Другие бабульки никогда не присаживались с ней посудачить. И со стороны смотрели косо, с каким-то брезгливым осуждением. Вера немного знала историю этих отношений. Дело в том, что целый год у нее была собака, терьер по имени Бой, которого приходилось выгуливать утром и вечером. К несчастью, совсем юный пес подцепил какую-то самую скверную инфекцию и вскоре скончался, чем причинил Вере ужасную душевную боль. Но за период своей короткой собачьей жизни он успел перезнакомить хозяйку чуть ли ни со всеми соседями – лично или понаслышке. Прежде она и по лицам с трудом их различала.
Объясняется это тем, что большую часть детства и юности она жила у бабушки, тут же, неподалеку. А кроме того, в отличие от других детей, не росла «во дворе». Строгие родители так расписывали и распределяли ее детское время, чтобы ни минута не пропадала даром: музыка, Дом творчества с художественным кружком, а вместо «пустых прогулок» – занятия в спортивной секции на свежем воздухе. Конечно, Вере, как и любому другому ребенку в ее положении, это не нравилось. Она изощрялась в изобретении способов увиливания от чрезмерного множества родительских затей. Ей казалось даже, что все болезни в то время были результатом ее собственных волевых усилий. Но кое в чем она преуспела: это наука ценить и защищать собственную независимость. Потом был университет. Впрочем, все это не имеет значения. Так или иначе, до появления в ее жизни очаровательного Боя, Вера почти не знала соседей.
Зато утренние и вечерние собачьи прогулки в окрестностях дома явились для нее чем-то вроде путешествия в сопредельные миры. Выяснилось, что она легко контактирует со словоохотливыми бабушками, получая от этого необъяснимое удовольствие. От них исходит, казалось Вере, какое-то приятное тепло человеческого участия. Пусть не всегда желательного, не очень деликатного, не это главное. С нашими московскими старушками ты не один в пустыне, ты – под пристальным вниманием участливых глаз.
Так вот. Все эти старожилы лавочек и скамеечек очень не любили Зинаиду Борисовну. Она, со своей стороны, относилась к ним с насмешливым презрением. И тому было несколько причин. Во-первых, Зинаида Борисовна совершенно одинока. Это значит, что подавляющая масса тем для разговора с соседками у нее отсутствовала. Ей были неинтересны проблемы отношений родителей и детей, внуков и бабушек, детские и старческие болезни и достижения. Во-вторых, она была одинока по собственной воле, прервав всякие отношения с единственной внучкой, давно оставшейся без родителей. Если верить сплетням, Зинаида Борисовна оказалась скупой до неприличия, одержимой идеей защиты своего внушительного добра от всяких посягательств. Это и явилось причиной разрыва с внучкой. И наконец, в-третьих, Зинаида Борисовна категорически не желала признавать свой почтенный возраст и общаться с соответствующей возрастной группой. Зато она не скрывала своего стремления то ли сохранить, то ли вернуть некое подобие молодости. Волосы ее были окрашены веселой золотистой краской и неизменно завиты. Лицо, прорезанное глубокими морщинами, всегда тщательно покрыто густым слоем светлой тональной пудры, губы – розовой помадой. Руки свидетельствовали о регулярном маникюре. Это был настоящий вызов времени и всем тем, кто ему покорился. В общем, со всех сторон, говорят, у «старой молодицы» наисквернейший характер.
Да, вот еще. Год назад, или более того, с Зинаидой Борисовной случилось несчастье. Она упала и сломала ногу. На время сердобольные соседки забыли о своей неприязни к больной и оказали ей всестороннюю хлопотливую помощь. Однако по выздоровлении несносная старуха снова оттолкнула всех своей черной, глубоко возмутительной неблагодарностью. Ею во всеуслышание было объявлено, что помощь оказывалась в расчете на ощутимое материальное вознаграждение, то есть в корыстных целях. Такое добрые бабушки уже никак не могли простить. Короче, с того моменты Зинаида Борисовна уже, казалось, навсегда осталась жить-поживать в полном одиночестве.
– Хороший сегодня день, – скрипучим голосом поведала старушка.
Вера широко улыбнулась:
– Да, а сначала мне так не показалось. Наверно я давно не мыла окна. Через них все выглядело таким серым и холодным.
– Я регулярно драю окна, – самодовольно заявила Зинаида Борисовна, – не реже раза в неделю.
– Да ну?! – Вера с неподдельным удивлением окинула взглядом маленькую сгорбленную фигурку. – Вы сильная женщина.
– А куда еще мне силы девать? Только мою и вычищаю все с утра до ночи. Еще телевизор смотрю, но он постоянно ломается.
Неожиданно Вера прониклась острой жалостью к одинокой бабульке. Ну да, у нее жуткий характер и какие-то психические проблемы. Но она – вот ведь, живая. Иными словами, человек. Кто знает, откуда и через что она пришла к такой жизни? Может и Вера тоже не ангел. Ну да, далеко не ангел. Скорее наоборот. А вдруг … Вера передернула плечами.
– Хотите, приведу к вам мастера, он починит?
– Спасибо, – в глазах старухи мелькнуло то ли удивление, то ли испуг, – не надо пока, до пенсии.
– Все услуги бесплатно, потому и предлагаю, – возразила Вера как можно беспечнее. Она с некоторым опозданием сообразила, как может истолковать ее любезность этот Кощей в юбке.
Морщинистая рука с утолщенными суставами вдруг поднялась и коснулась пепельных волос Веры осторожно, даже трепетно:
– У меня в молодости был такой же цвет. Все восхищались. А я, дура, стала красить. Теперь смотрю – так красиво! Вы вообще девушка красивая.
– Бог с вами, Зинаида Борисовна.
– Да-да, очень красивая. И ухажер ваш видный мужчина, – тут она сразу заметила, как изменилось лицо собеседницы, и поспешила перевести разговор на другие рельсы. – Да ладно, все они одинаковы. Женщины – нет, другое дело. А родители ваши где сейчас, не в Москве?
– Нет, в Штатах, работают.
– И получают наверно хорошо?
Вера пожала плечами:
– Наверно.
– А вы ведь – переводчица?
– Ну… да, – она окончила факультет романо-германской филологии и предполагала заниматься каким-то интересным делом, хотя каким именно – даже не задумывалась. За литературные переводы сначала взялась с энтузиазмом, потом энтузиазм улетучился. Просто работа, как любая другая. Впрочем, может быть, она сама виновата в том, что пассивно следует по течению.
– Тоже живете независимо?
– Это да.
Они немного помолчали. В это время Вера лихорадочно соображала, куда бы ей податься. Домой не хотелось. Она отдавала себе отчет в том, что боится и нестерпимо ждет одного телефонного звонка. Звонка, который снова осложнит ей жизнь. Сейчас вот все хорошо. Не вообще, а в эту самую минуту. Мир ярок, она питает теплые чувства даже к этой, всеми отвергнутой старой грымзе. И все потому, что на горизонте возникла сиреневато-розовая дымка… любви. Любви, или памяти о ней, или, может быть, тоски по чему-то самому исконному, заветному… Какая чушь. Кто бы мог подумать… Хотя ладно. Ведь речь идет всего лишь о дымке, призрачном сиянии звезд и легком дуновении сладкого аромата… Полная ерунда, к тому же совершенно безобидная.
И все-таки Вере хотелось продлить эту волшебную минуту, сделать ее своим жилищем. Потому что, как ни крути, из серого, неженского дня она перенеслась в очаровательную сказку, где на вершине зеленого холма возносился к небу высокими башнями и разноцветными флажками воздушный замок мечты. Надо же, стоит до сих пор… Прелесть какая. А что будет дальше? Не хочется даже думать.
На этот раз старушка коснулась ее руки:
– Мне кажется или что-то у вас не так?
Вера словно очнулась и просияла:
– Не знаю, Зинаида Борисовна. День какой-то … чудесный.
Зинаида Борисовна кивнула своей золотистой, чуть подрагивающей головкой и лукаво улыбнулась: помню еще, дескать, как это бывает…
– А не зайдете ко мне, чайку попить? Я немного замерзла тут, на скамейке. Странно, да? А мы, старики, частенько мерзнем, готовимся, наверно…
– Да будет вам, Зинаида Борисовна! Какая старость? Вас она не догонит.
Бабка довольно рассмеялась скрипучим смехом. И Вера подумала, что ей совсем не стыдно за эту грубую лесть. Почему не сделать человеку приятное?
– Так как насчет чая, Верочка? Хорошо бы войти в дом с гостьей, надоели мне эти холодные стены.
Вера колебалась. Наслышана она была про Зинаиду Борисовну. Не ровен час, испортит бабка настроение. И словно со стороны услышала свой ответ:
– С удовольствием. Мне почему-то не хочется идти домой.
– Очень хорошо! – с удовлетворением крякнула старуха, неожиданно резво поднимаясь со скамейки, – у меня и варенье есть. Я отличное варю варенье. А потом, к лету, выбрасываю…. И снова варю.
Зинаида Борисовна на удивление бодро и легко стала подниматься по лестнице.
– А нога у вас не болит? – участливо поинтересовалась Вера.
– Нет, я и забыла уже.
Веру снова охватили сомнения. Стоит ли идти к старухе? Может быть, это очередной опрометчивый поступок, грозящий затяжными проблемами? Ведь может и привязаться потом. А сама Вера постоянством, прямо скажем, не отличалась. Все зависит от настроения – категории весьма изменчивой. То ты ласковый котенок, то сумасшедшая тигрица. Не стоит идти, пожалуй…
Злясь на собственную неспособность принять без дурацких колебаний хоть какое-нибудь решение, она сделала шаг мимо ступеньки. Нога подвернулась, и Вера чуть не упала, громко ахнув. Старушка ответила испуганным эхом и ухватила девушку за руку:
– Ну что же вы так неосторожно?
Убедившись, что все обошлось, она пытливо заглянула Вере в глаза. Потом торопливо поднялась на лестничную площадку и принялась быстро отпирать свою дверь.
Вера могла только подивиться, сколько замков было врезано в эту железную крепость. Они щелкали и лязгали целую минуту, не меньше.
– Может быть, я причиняю вам беспокойство?
– Нет, даже не думайте! – с жаром воскликнула старая соседка. – Не обижайте меня!
Наконец дверь нехотя, с противным визгом распахнулась, и Вера вошла в квартиру следом за хозяйкой.
Большая трехкомнатная квартира Зинаиды Борисовны напоминала нечто среднее между кладовкой старьевщика и лавкой древностей. Определиться точнее было совершенно невозможно из-за фантастической захламленности территории всевозможными мелкими предметами от крошечных фарфоровых статуэток всех времен и народов, до множества картин и подушечек с булавками и иголками. У Веры зарябило в глазах и закружилась голова.
– Садитесь, располагайтесь, – Зинаида Борисовна старалась не суетиться, убирая с кресла какие-то тряпки и лоскутки, – еще не до такого может докатиться человек, к которому никто никогда не заглянет. Иногда я специально все разбрасываю, чтобы потом собирать.
Одно было бесспорно. Нигде среди статуэток или затейливо расставленных в застекленных шкафах редкой красоты сервизов не было ни малейшего намека на пыль. Паркет, выглядывающий по краям толстого восточного ковра, сиял благородным восковым блеском. Видно, натирала его хозяйка чуть ли ни ежедневно. Вера сразу подумала о своем, благоразумно покрытом лаком, и наскоро протираемом влажной тряпкой никак не чаще, чем раз в неделю. Крепкое, однако, старое племя. «Богатыри, не мы», – признала она с легкой иронией.
Когда Зинаида Борисовна вернулась из кухни с подносом, на котором красовались прелестные чашки из тончайшего, невесомого фарфора с кружевной позолотой, чайником и молочником, от гостьи не укрылся орлиный взгляд старушки, которым она окинула комнату. Но сегодня Вера была слишком благодушна. Она подумала только, что бедную женщину, наверное, немало обманывали, так что она начисто потеряла доверие к людям.