Валерий Атамашкин
Как зовут Сергея Фролова?
Пролог
Кожу обожгло. Он почувствовал, как пульсируют свежие ожоги на пальцах. Боль была ноющей и крутящей. Из тех, что приходит не сразу. И которую следует осознать. Со временем. Он чувствовал, как тяжело дышит, как трясутся руки, как монотонно стучит в висках. И тем не менее – он спал. Всего лишь на какой-то миг закрыл глаза – и заснул. Он спал, а окурок мерно тлел в его руке… Ожог разбудил его. Он поспешил подняться. Не задумываясь о последствиях, затушил сигарету о дорогой итальянский паркет. На узорчатой дощечке осталась длинная черно-синяя полоса пепла вперемешку с сажей. Окурок, шипя и потрескивая, потух. Сквозняк подхватил облачко табачного дыма и понес к открытому нараспашку окну.
Что было бы, вырони ты сигарету на простыню?
Засосало под ложечкой. Чем черт не шутит, он мог спалить это Богом забытое место дотла.
– Все в порядке, – прошептал Сергей.
Смахнул каплю пота, норовившую попасть в глаза, и поправил прядь волос, разделившую лоб пополам.
«На прошлое Рождество?.. Нет?..» – Сергей попытался вспомнить, когда он принимал душ и брился последний раз. Стыдно сказать, он не помнил… Не помнил потому, что делал это очень и очень давно… Однако волосы его были всегда чистыми, а лицо гладковыбритым. Тело пахло дорогой туалетной водой, он пил коньяк элитных сортов, курил кубинские сигары и расплачивался наличными. Все было бы как в сказке, но серые будни дышали в спину, шли по пятам. Он знал, что обманывает сам себя. Так всегда поступает обманщик и трус. Легче сделать вид, что ничего не происходит.
Но это не так.
Ничего не в порядке.
Все гораздо хуже, чем могло быть еще вчера…
Не стоило об этом забывать.
На кончиках губ застыла улыбка. Сергей почувствовал ее и невесело рассмеялся: фальшивка, гримаса раздражения, судорога невроза.
Сказать «хватит» самому себе? Это не то же самое, что вновь поддаться и начать игру? Возможно, существуют другие выходы…
На журнальном столике рядом с постелью стоял бокал, наполненный до краев вином. Успокоиться, протолкнуть ком, который встал поперек горла… Сергей выпил вино и с трудом сдержался, чтобы не плюнуть на пол. Спазмами свело желудок. Несколько капель вина упали на постель и впитались в белоснежную простыню.
Что?.. Винные пятна не отстирываются… Ты это хочешь сказать?
Напиток оказался теплым и неприятным на вкус.
Но почему нет? Дрянная выпивка лучше воды, правда?
Стало легче. Он долго сидел на краю постели и смотрел на опустевший бокал. Странно, что он не помнил, как заказывал алкоголь. И как лег спать в номере. Как вообще оказался здесь. Не помнил ничего из того, что происходило с ним вчера.
Губы Сергея скривились и застыли в нехорошей ухмылке. Он поставил бокал на журнальный столик и пожал плечами. Один раз, другой. Со стороны могло показаться, что он сомневается или желает себя в чем-то убедить. Наверное, так оно и было на самом деле. Он не узнавал этого номера… Он не бывал здесь раньше. При этом собственные вещи не отталкивали его, не казались незнакомыми и чужими. Парадокс? Ощущения были странными и давно забытыми. Они пугали, да, но и возбуждали.
Сергей окинул себя взглядом. Он не сомневался, что провел здесь ночь. На нем не было нижнего белья, он замерз, тело покрылось гусиной кожей, а пенис съежился настолько, что с трудом выглядывал из-за небольшого живота. Брюки и рубашка оказались небрежно брошенными у изголовья двуспальной кровати. Туфли валялись на полу рядом с портмоне и пачкой сигарет… Значит, алкоголь? Будем считать, что так. Выходит, он крепко напился вчера. Это чувство, ощущение похмелья, не перепутаешь ни с чем. Он помнил… Вернее сказать, он все еще помнил, как виски с похмелья наливаются тугой болью, и сейчас получал от этого особое удовольствие. Он хотел, чтобы боль стала сильнее, а голова под тяжестью вчерашней выпивки превратилась в огромный переспелый арбуз. Напился до беспамятства или отравился? Ха! Какая теперь разница…
Если все эти суки говорят, что вы буги?
Все это по-настоящему, детка…1
Он поднял сигаретную пачку, повертел ее в пальцах и отшвырнул на постель. В номере не было балкона, а на журнальном столике отсутствовала пепельница. Он уставился на след от потушенной сигареты на паркете. Возможно, потом ему станет плевать. Он снова будет курить в постели, бросать окурки на пол или тушить их в цветочных горшках на подоконнике. Потом он начнет материться и громко петь. К черту совесть, просто сейчас хотелось думать, что все позади. Хотелось думать, что все в порядке…
К удивлению, в номере не было бара. У подножия журнального столика стояла пустая бутылка виски. Не густо. Взгляд Сергея упал на телефон у двери. Старенький, ничем не приметный аппарат для вызова прислуги. Можно биться об заклад, что администрация раздобыла эту штуковину на одной из барахолок, что работали по выходным у входа на Центральный рынок Ростова-на-Дону, города, где он жил. Несмотря на потрепанный и какой-то неуклюжий внешний вид, телефон удачно вписывался в общий интерьер номера. Спокойного темно-синего цвета корпус со вставками из дерева и с декорированной дюралевой панелью.
Сергей гулко выдохнул и почувствовал, как кружится голова. К головокружению добавилась неприятная резь в желудке. Лишнее напоминание о том, что чувствовал он себя паршиво.
По-настоящему паршиво.
Сколько? Двадцать тысяч? Или здесь расчет шел долларами? Не вопрос… Он мог выложить кучу «зелени». Сколько администрация отеля запрашивает за подобный номер в сутки? Он не помнил. Не потому что забыл, а потому что не смотрел в прайс, когда мертвецки пьяным оплачивал услуги. Зачем? За последнее время он не привык считать купюры и сорил деньгами, которые, словно сами по себе, появлялись в бумажнике. Бумажник, эта штука черного цвета с логотипом солидной фирмы на вкладке, был настолько толстым, что не складывался пополам и напоминал разъевшегося и греющегося на солнце бегемота. Сергей поймал себя на мысли, что когда-то клялся всем святым, что не купится на подобные уловки и не возьмет ни копейки… Это было так давно… Он задумался и смутился от подобных мыслей.
Разве не так?
«Давно и неправда» – как часто говорила его мама, когда он был совсем маленьким. В одном она была права. Он вырос, и из него получился отличный кусок дерьма. Из тех, что не смываются в канализацию с первого раза, а всплывают в унитазе, пачкая ершик. Аллегория показалась забавной, и Сергей улыбнулся. Можно причитать дальше. Задуматься о том, что он бездарно потратил кучу денег на никчемный номер. Целое состояние по меркам среднестатистического гражданина, день которого начинается со звонка будильника и утренней спешки в офис. Гражданина и человека, каковым являлся сам Сергей когда-то. Тогда, когда он считал каждую смятую сторублевую купюру и берег мелочь… Когда-то, но не сейчас…
Весомая поправка.
Совершенно точно, это был его номер, и совершенно точно, он стоил целую кучу денег. Бессмысленно потраченных денег. Бессмысленно – не потому, что плох, а потому что оказался не нужен Сергею. Здесь он обустроил конуру, здесь в очередной раз дал себе последний шанс. Зарекся, возомнил себя человеком слова… Сергей понимал, что к происходящему можно подобрать тысячу эпитетов, но правильным будет только один…
Заткнись. Я не хочу этого слушать.
Он поднялся, поплелся к стойке с телефоном. Ноги заплетались, и Сергей с трудом удерживал равновесие. Все это чушь, и говорить об этом сейчас было глупо. Зачем теребить рану, которая не зажила?.. Лучше действительно заткнуться и сделать вид, что ничего не происходит. Как всегда…
Что теперь? Виски с содовой? Водка? Может быть, ликер или декантер с коньяком… Тот самый коньяк, который он любил… Коньяк с гравировкой Х.О. на этикетке, печатными латинскими буквами. Мм… Этот сумасшедший, безупречный вкус. Конечно же, легкий завтрак: омлет из перепелиных яиц, лист салата и пару ломтиков хорошо поджаренного французского батона. Возможно, стейк, но из телятины. Чтобы совсем не сойти с ума или не напиться до беспамятства еще раз…
Так? Ты этого хочешь?
Это как посмотреть. Стоило поднять трубку и сделать заказ, пока эти чертовы мысли не начали поедать его изнутри. Сергей помассировал виски. Будучи трезвым, он понимал, что сделал много недозволенного, пока был пьян. Последний шанс в очередной раз канул в лету. Однако… Не желая пускать ненужные мысли в голову, поднял трубку. На панели телефона рядом с цифрами были аккуратно распечатанные и заламинированные полоски бумаги – наименования гостиничных служб. Наверное, он видел подобное и раньше… Сергей нашел номер прислуги, неверными движениями набрал короткий номер. Поднес трубку к уху, вернее, прижал настолько сильно, что первый раздавшийся гудок оглушил его, резанув по барабанной перепонке.
Сергей откашлялся и приготовился услышать приветствие с другой стороны линии, как вдруг связь оборвалась. Из динамика доносились короткие гудки. Захотелось врезать трубкой в стену, но вместо этого Сергей набрал номер еще раз. Некоторое время устанавливалось соединение, после раздались длинные гудки. Сергей отодвинул динамик подальше от уха и приготовился слушать. Ожидание затянулось. На этот раз гудки прекратились, и на линии повисла тишина. Легкое потрескивание помех, постороннее клацанье, режущее слух, какое можно услышать в барахлящей рации. На другом конце никого не было. Сергей замер в нерешительности. Покалывание в желудке лишний раз напомнило о том, что самое время позавтракать.
Может, стоит одеться и выползти из номера? Для приличия покричать… возможно, даже устроить скандал и потребовать книгу «Жалоб и предложений». И предложить администратору сделать выговор сотрудникам за несвоевременное обслуживание клиента. Это в качестве «предложения». Как вам, мои хорошие?
Успокойся, все в порядке.
В последнее время он стал злым и раздражительным. Он многое себе позволял, многое просил и многое получал даже тогда, когда не платил за оказанную услугу. Не успел Сергей разозлиться, положить трубку или заново набрать номер, как взгляд его упал на журнальный столик. Рука крепче сжала трубку, но, когда он посмотрел внимательнее, трубка вывалилась из пальцев и безучастно повисла на спиральном прорезиненном проводе, не достав до испорченного итальянского паркета считанных сантиметров. Сергей попятился и уперся в стену. Между лопатками взмокло, и кожа неприятно прилипла к стене, настолько холодной, будто он прислонился к ящику со льдом огромного бытового холодильника. Взгляд остановился на механических часах, ничем не примечательных и, как могло показаться человеку со стороны, не заслуживающих столь пристального внимания. Создавалось впечатление, будто часы небрежно бросили на тумбочке рядом с кроватью, хотя Сергей готов был поклясться, что еще минуту назад там ничего не было. Пустой бокал, на стенках которого застенчиво замерли капельки вина, светильник…
– Только не в этот раз… – сорвалось с губ.
Сергей отшатнулся, запутался в проводе, вырвал кабель из розетки. Потянул за собой телефон. Лакированная подставка, на которой тот стоял, опрокинулась. Аппарат со звоном ударился об пол. Трубка болезненно стукнула по колену. От обиды и нелепости происходящего перехватило дыхание. Ни жив ни мертв, Сергей смотрел на часы и не мог пошевелиться. Обычная механическая безделица заворожила его, сковала по рукам и ногам.
Ты думал, что будет по-другому?
А даже если так? Даже если он и впрямь думал, что будет по-другому… Сергей попытался успокоиться, вздохнул полной грудью спертый воздух и чихнул. Ноздри уловили посторонний запах, которого не было прежде. Из-под двери потянуло гарью. Еще не отчетливо, но уже ощутимо. Такое бывает, если бросить в урну непотушенный окурок и мусор начинает медленно тлеть, понемногу воспламеняясь.
НАЧАЛОСЬ.
Инстинктивно он поднял с пола одежду.
Успокоиться?
Было бы неплохо…
Что на этот раз?
За дверью горело. Возможно, в здании отеля вспыхнул пожар, и где-нибудь двумя этажами ниже пламя охватило номера. Огонь перекинется на верхние этажи и сожрет здание дотла за какой-нибудь час… Взгляд Сергея опять невольно обратился к часам на тумбочке. Трогать их не хотелось, но он все же схватил хронометр, защелкнул браслет на запястье. Циферблат показывал шесть сорок пять. Сергей мимолетно увидел свое отражение в зеркале. Статный, высокий мужчина, весьма недурен собой – сейчас он был бледен как полотно, но на лице застыла та самая странная улыбка. Улыбка, которую он знал и ненавидел.
– Ненавижу тебя!
Он прокричал в пустоту. Слова эхом разлетелись по углам комнаты. Кого ненавидишь? Сергей стиснул зубы. Оставалось пятнадцать минут… Как он мог так бездарно потерять время. Как он мог напиться? Кого он хотел обмануть? Стоило убраться отсюда как можно скорее.
Он замер в замешательстве, огляделся, рассматривая обитые тканью стены. Взгляд скользнул по смятой в комок одежде, которую он все еще держал. Сергей дрожащей рукой отбросил ее в сторону. Из кармана брюк выпал бумажник, и по полу разлетелись пятитысячные купюры. Деньги выглядели нелепо и смешно.
Теперь не скажешь: бутылку виски, мэм! Правда?
Времени оставалось в обрез. Он подскочил к двери и подергал ручку. Заперто. В голове крутился вопрос. Не совсем логичный, может быть, сумбурный, но настойчиво требующий ответа: «Как произошло, что вчерашний день перерос в сегодняшний?»
Похмелье, чертова головная боль, сон… Блеф? Нить настоящего становилась невидимой и недосягаемой. В который раз он попал впросак. Сергей подобрал одежду, вывернул наизнанку карманы, но нашел ключ от номера торчащим в замочной скважине. Глубоко, в одном из нижних слоев сознания мелькнула мысль, что, не закрой он дверь на ночь, дежурный принес бы ему ужин.
Провернулся язычок замка, скрипнули петли, и дверь открылась. Сергей выскочил в коридор, в спешке натягивая трусы. Наткнулся на конверт, лежащий на полу. Его, видимо, воткнули с противоположной стороны двери, и теперь он выпал. На конверте большими печатными буквами было выведено: «Уважаемому Дементьеву Е.Г.».
Он с раздражением отшвырнул конверт ногой.
– Идиоты…
***
– Я сделал все, что мог… Нет, пожалуйста, нет…
Огромный неповоротливый медбрат с густыми пышными усами жестом подозвал помощника. Кивком указал на молодого человека в застиранной больничной пижаме, который лежал на полу и бился в конвульсиях. На вид пациенту было не больше тридцати. Бледная, мраморного оттенка кожа, большие глаза, ранняя седина в густой черной шевелюре. В уголке губ слюна, подкрашенная кровью, липкая и вязкая, словно клей. Было очевидно, что бедолаге совсем худо и, если не вмешаться и не оказать помощь, летальный исход неизбежен. Больной сжался в комок, трясся всем телом, издавал нечленораздельные звуки, в которых проскальзывали отдельные слова. Когда приступ обострялся, пациента трясло с новой силой.
– Что произошло, Игорь? – поинтересовался второй медбрат, мужчина средних лет, немного полноватый, бритый наголо.
– Я не знаю, Семен. – Медбрат, которого звали Игорь, выглядел растерянным, непрерывно пожимал плечами. – Все было нормально, он был в общей группе, без рубашки…
– Заведующий убьет нас, – Семен одарил напарника колким взглядом и потянулся к поясу, где у него висела внушительная кожаная сумка с медикаментами. Извлек шприц и ампулу сульфозина.
– Что ты собрался делать? – насторожился Игорь.
– Ты не видишь? – спросил Семен, вертя ампулу в пальцах.
– Тебе оно надо? Может, я схожу за врачом? – Игорь покосился на шприц в руках Семена.
– Не в первый раз. Не в первый и не в последний, – заявил Семен. – Пора дать знать этому паршивцу, кто здесь главный. Как ты думаешь?
– Но…
Семен не стал слушать, ведь этот его так называемый напарник всегда нес чушь. При любых обстоятельствах, что бы ни произошло, от этого человека нельзя было услышать ничего толкового. Что взять с идиота? Неудивительно, ведь рано или поздно работники психушки сами становятся немного того. Все, кроме него, Семена, который проработал в ней больше двадцати лет, с тех пор как развалился Союз. Тогда родной завод Семена сбавил обороты, а сам он, фрезеровщик четвертого разряда, попал под сокращение. Да, он двадцать лет отпахал в этой гребаной психушке, но не стал идиотом, как Игорь, которому пора бы заткнуться! В конце концов, заведующий лично настоял, чтобы этот паршивец, который сейчас корчится на полу, вышел на прогулку в общей группе, без смирительной рубашки и всяких мер предосторожности… Как вообще такое могло быть? У Семена, который мнил себя строгим сержантом, этаким «дедушкой», которого окружали «салаги», было на этот счет свое мнение. С этими ребятами, у которых едет крыша, следовало быть начеку, ни в коем случае нельзя распускать их. Они должны понимать, что это не санаторий «Голубая ласточка» и попали они сюда не случайно.