– Но есть же сеть бомбоубежищ! Там можно укрыться.
– Там можно задохнуться. Как они, по-твоему, собираются очищать от снега вентиляцию? Кислородных баллонов хватает на двенадцать часов, не больше.
Он задумался.
– Нам тоже стоит об этом беспокоиться. Когда засыплет слуховое окно, у нас появится большая проблема.
Мы поднялись наверх и стали думать. Если снегопад продолжится с прежней интенсивностью, дом окончательно засыплет уже через сутки. Через двое над крышей будет еще два метра снега. А через трое нам уже ни за что не удастся отсюда выбраться.
Я спустился вниз и принес две бутылки пива – пока у нас оставалась хотя бы эта небольшая радость. Мы выпили за надежду и стали разрабатывать дальнейшую стратегию. Определившись, допили пиво и стали разбирать платяные шкафы – нам было необходимо много крепких досок. Закончив работу, я еще раз выглянул наружу и сделал замер уровня снега – по моим расчетам получалось, что к утру придется откапывать выход с чердака.
Я долго не мог заснуть, ворочался и отгонял тревогу. Наконец, уже в третьем часу, мне удалось задремать. Разбудил меня Владимир.
– Просыпайся. По крыше кто-то ходит.
Я сел в кровати и прислушался. Действительно, раздавался какой-то странный топот, будто кто-то быстро печатает на клавиатуре.
– Что это?
– Не знаю. Уже минут пять слышно.
– Проверим?
Он ничего не сказал, но я его понял. Стараясь не шуметь, мы поднялись на чердак и открыли слуховое окно. Странный звук пропал. Остаток ночи был совершенно испорчен, мы до утра прислушивались, но так ничего и не услышали. Я приготовил завтрак, мы поели и поднялись наверх – нужно было узнать, что происходит на улице.
Как я и предполагал, окно чердака было засыпано. Мы расстелили брезент и стали выгребать на него снег. Его оказалось не так много – хотя в нашем положении это и звучало смешно. Пробив выход наверх, мы вынесли и вытряхнули брезент. Наша идея спасения от погребения заживо была проста – мы решили строить тоннель, по мере повышения уровня снега прокладывая его под углом в тридцать градусов к горизонту и укрепляя пол и потолок досками. Затем закрепили первый лист фанеры, надежно прикрутив его к стене дома, сверху натянули брезент и спустились вниз. Каждые три часа мы проверяли выход на поверхность, убирая снег и заново натягивая брезентовый навес. Под вечер уровень сугроба достиг полутора метров от нижней части слухового окна, и мы начали укреплять верх тоннеля. Ночью продолжали просыпаться каждые три часа и убирать снег. По мере необходимости мы добавляли досок, соединяя их между собой шурупами. Утром дом уже полностью скрылся под снегом. Внутри наступила полнейшая темнота, но генератор пока еще заводился, хотя и с большим трудом – двигателю необходим был кислород для работы, а единственным вентиляционным отверстием оставалась его выхлопная труба. После двадцати минут работы он начинал чихать, в гараже становилось невозможно находиться, и мы выключали аппарат. С отоплением было попроще, только камин начал сильно дымить. Правда, и дом остывал очень медленно – снег сам по себе обеспечивал неплохую теплоизоляцию.
Ночь и день у нас перемешались – короткие перерывы на сон в совокупности с темнотой совершенно смазали чувство времени. В обед мы поели, приготовив пищу на походной горелке, и заснули как убитые. Я проспал четыре часа и проснулся первым от странного звука – мне казалось, что за стенами дома происходит какое-то движение. Подгоняемый странным ощущением, я включил фонарь и подошел к окну спальни. Отдернув шторы, я обнаружил с другой стороны стекла полость. Посветив фонариком, я выяснил, что полость представляет собой нору, идущую вдоль стены дома. Подошел Владимир.
– Что за чертовщина?
– Не знаю. Мне показалось, что снаружи кто-то двигается.
– Может, откроем окно и проверим, куда ведет эта нора?
Я покосился на него с подозрением.
– Ты что, думаешь, ее кто-то прорыл?
– А откуда она тогда взялась?
Я пожал плечами.
– Возможно, это выходит воздух из-под снега. Или он так проседает. Я только точно знаю, что в обоих случаях лезть туда крайне неразумно.
– Почему же?
– Если это полость, образованная в результате оседания или еще чего, то она никуда не ведет. А вот провалиться и застрять там можно очень легко.
– А если ее кто-то прорыл?
– Ты хочешь с ним познакомиться? Что тебе это даст?
Я махнул рукой.
– Мы оба сходим с ума. Это просто дыра в снегу. И я в нее не полезу.
Я снова посветил фонарем в окно. На долю секунды луч света выхватил что-то полупрозрачное, продолговатое и подвижное. С той стороны стекла прошло молниеносное движение, раздался уже знакомый звук и все пропало.
Мы оба рефлекторно отпрянули назад. Я схватил Владимира за плечо.
– Ты видел?
Он выдохнул, пытаясь успокоиться.
– Видел. Что-то видел.
– Давай проверим остальные окна.
В результате беглого осмотра мы обнаружили еще два похожих хода – один в районе первого этажа и один напротив окон второго. Владимир извлек откуда-то пару охотничьих ножей.
– Жаль, огнестрельного ничего нет.
– Знать бы, в кого нам эти ножи втыкать. Может, нам все-таки показалось?
– Может, и показалось. А нож все равно держи поближе.
Мы поднялись на чердак и занялись расчисткой выхода на поверхность. Снега навалило много, пришлось повозиться. Наконец, укрепив пол и стены на новом участке, нам удалось выбраться наверх. Труба генератора была практически полностью засыпана. Мы спустились вниз, чтобы пройти в гараж – там еще оставалось одно полутораметровое колено. Ненадолго, но хватит. Владимир схватил меня за рукав.
– Подожди. Снаружи может быть небезопасно.
Он осторожно открыл входную дверь, я посветил фонариком в проход.
– Вроде никого.
С ножами наперевес мы стали пробираться к двери гаража. В стенке тоннеля я обнаружил еще одну дыру, ведущую в темноту. Владимир открыл дверь, я прошел в гараж и взял трубу. Стараясь не шуметь, мы вернулись в дом и заперли за собой дверь.
На поверхности по-прежнему было безветренно, и шел снег. Мы установили патрубок и осмотрелись. Снег падал огромными хлопьями. Владимир заметил тихо:
– Я не вижу здесь никаких нор в снегу. Может, их просто засыпает?
Я вздохнул.
– Может, у нас просто начинает ехать крыша? Пойдем внутрь.
Внутри теперь было совершенно темно и страшно. Словно мы зашли в склеп и закрыли за собой тяжелую каменную дверь. Я предложил запустить генератор и включить освещение – все равно через двенадцать часов мы уже не сможем его использовать, у нас просто кончится труба. Мы еще раз совершили вылазку в гараж, включили свет и снова осмотрели все окна. Попробовали поймать телесигнал, но по всем каналам был только снег. И здесь тоже снег. У нас оставалось четыре бутылки пива и куча еды – если мы не задохнемся в ледяной могиле, от голода и жажды тоже не помрем. По крайней мере, не сразу. Шорохов за стенами больше не наблюдалось, мы выпили по банке пива и даже немного повеселели. В доме было светло и относительно тепло, у нас была пища, и мы все еще были живы. То ли от усталости, то ли от нервов нас сморил сон, и мы отключились в гостиной на диване на несколько часов.
Меня разбудил Владимир. Света не было – видимо, генератор вырубился из-за недостатка кислорода в гараже. Мы поспешили наверх, боясь, что наш единственный проход наружу обрушен или его завалило снегом слишком сильно. На втором этаже я остановился, снова услышав звуки, идущие из-за стен. Владимир оглянулся.
– Пошли. Нам пора откапываться.
– Опять. Слышишь?
– Да, слышу. Это еще один повод очистить выход на поверхность.
Мы поднялись на чердак, который теперь превратился в верхний уровень подвала, и принялись за работу. Наш тоннель держался крепко, но он был полностью занесен. Я выгребал снег, Владимир относил его вниз, на чердак. Мы преодолели не менее полутора метров, прежде чем я, наконец, пробил рукой отверстие, и в проход хлынул свежий воздух. Несколькими сильными движениями выбил остатки снега, расширив лаз, и позвал Владимира. Мне вдруг страшно захотелось выбраться наружу, на свет из этого склепа и надышаться. Я выкинул на поверхность заранее приготовленный лист фанеры и вылез сам. Следом за мной выбрался Владимир.
Мы сидели рядом и молча смотрели на странных существ, кишащих вокруг на ровной, как доска, снежной равнине. Они были практически прозрачные, словно изготовленные из силикона, тела их были округлые, вытянутые и гибкие, с множеством коротких конечностей. Они отдаленно напоминали сороконожек, только размером были со взрослого человека. Ближайшая к нам прозрачная тварь внезапно раскрыла тонкие стрекозиные крылышки и, издавая шуршащий звук, оторвалась от снежной поверхности. За долю секунды покрыв разделяющее нас расстояние, она зависла в метре над снегом, не долетев до нас совсем немного. Боковым зрением я увидел, что еще несколько летунов проявляют к нам интерес, подбираясь поближе. Я с трудом перевел дыхание.
– Что это за твари?
Владимир ответил совершенно спокойно, словно просил передать сахар.
– Правильнее будет спросить не что, а КТО.
– Кто? Что ты хочешь сказать?
Его спокойный голос подействовал на меня умиротворяющее, и я смог взять себя в руки. Владимир вытянул палец, показывая на что-то впереди. Я пригляделся.
Сквозь белую пелену снега проступали очертания огромного полупрозрачного шара, висящего неподвижно прямо в воздухе. Он слабо мерцал. Вокруг сновали сотни этих странных существ, влетая и вылетая из него через невидимые глазу отверстия. Я схватил друга за руку.
– Они на нас не нападают!
Странное создание продолжало висеть в воздухе, издавая крылышками тихий шелест. Его многочисленные конечности шевелились, и было сложно определить, в какой части тела расположены глаза. Если они вообще имеют глаза. Владимир хмыкнул в своей обычной манере. Я посмотрел на него – он был совершенно спокоен.
– Конечно, не нападают. Нападают на врага.
– Хочешь сказать, мы им не враги?
– Уже нет.
– Что значит – уже?
– Мы больше не враги. Когда противник побежден, он перестает быть врагом. Он становится побежденным противником. Все кончено. Они победили.
Я посмотрел вокруг. Странные существа исчезали и появлялись, с удивительной грацией ныряя в снежную массу. Те, что парили в воздухе, сами немного напоминали снежные хлопья, которые продолжали бесконечным потоком сыпаться с неба. Теперь это был их мир. У меня не было ни малейшей тени сомнения.
Прозрачная сороконожка ещё немного повисела перед нами в воздухе, развернулась и улетела по своим делам. На нас никто не обращал внимания. Я посмотрел на Владимира.
– Как глупо.
Он кивнул и усмехнулся.
Январь 2019 года.
Москва
Февраль
Счастье – это когда тебя понимают,
Большое счастье – это когда тебя любят,
Настоящее счастье – это когда любишь ты.
Конфуций
Грязь.
Весь город был в грязи. По грязным дорогам неслись грязные автомобили, разбрызгивая грязь по тротуарам и стенам домов. Воздух был пропитан влажной, липкой грязью. Она была холодной и пахла сыростью. Даже в помещениях бизнес-центра ощущалось её присутствие – ею пахло синтетическое ковровое покрытие, обувь, курильщики, которые каждые сорок минут выбегали травиться на улицу. Они возвращались, неся с собой запахи бензина, никотина и грязного снега.
Настроения работать не было совершенно. Цифры путались, столбцы в таблицах постоянно исчезали, словно по волшебству. Специалист по компьютерам Паша подходил, терпеливо возвращал пропажи на место и уходил выполнять дальше свою работу. Он никогда не делал замечаний, но она видела в его глазах усталое недовольство, и от этого на душе становилось ещё противнее.
Каждый вечер она приходила домой и подолгу стояла в душе под горячими струями, пытаясь отмыть грязь, которую чувствовала всей кожей. Промокшая обувь сушилась в прихожей, наполняя дом запахом улицы. Три пары утеплённых ботинок пахли даже после того, как были отмыты и натерты кремом. Даже на школьной площадке снег был грязный, пропитанный солью и машинным маслом. Её мальчишки занимались своими делами у себя в комнате, и она приходила к ним, садилась на кровать и смотрела, как они играют. Думать не хотелось.
Она ждала весны, хотя и знала, что это ничего не изменит. Но все равно ждала. На работе она отвлекалась, подолгу наблюдая, как по стеклу стекают капли, скатываются по тонкой пленке жирной грязи и накапливаются у основания оконной рамы. Она так устала от рутины.
В этом месяце отдел не получит премию, у них плохие показатели. Ей вечно не хватает денег, а все вокруг только просит больше и больше. Кричащие рекламные плакаты сооблазнительно демонстрируют товары со скидками; она идёт по магазинам, покупает там одежду, но после остаётся только разочарование и, хотя на обложках журналов все улыбаются, показывая новые тренды, она чувствует, что все вокруг пропитано грязью, и от этого все портится.
Она ждёт весны и отпуска. Уедет на юг и целых две недели не будет грязи и сырости. Но это будет ещё не скоро.
***
В отделе поддержки пахнет изоляционной лентой, микросхемами и курильщиком Пашей. И как в него влезает столько сигарет?
Он оторвался от экрана и посмотрел на сисадмина. Все-таки программистом быть спокойнее. У Паши зазвонил телефон, он снял трубку, вежливо ответил, и устало вздохнув, поднялся с кресла. Сейчас пойдёт к ней.
Он проводил Пашу взглядом, словно невзначай повернувшись в кресле. Паша подошёл к ней, она на миг повернула голову. Эта ямочка на щеке, он так хорошо её знает.
Она стала что-то объяснять, активно жестикулируя, Паша терпеливо кивал. Все своё спокойствие он готов был променять на должность Паши. Паша может общаться с ней каждый день, и всегда есть для этого повод.
Админ немного сдвинулся, наклонившись над клавиатурой, и заслонил её от него. Он знал, что коллега долго не провозится, и обзор восстановится секунд через тридцать, снова открыв его взгляду ямочку и левый глаз с длинными ресницами. Но он отвернулся и стал смотреть в окно. По стеклу скатывались капли, образуя причудливый узор. Он представил, сколько капель встречается, пока доберутся до низа, и стал размышлять, какова вероятность того, что именно эти две смогут слиться и добраться до самого конца.
Она была прекрасна. Каждый день он придумывал повод, чтобы подойти и заговорить с ней. Но он боялся её потерять. Паша бы посмеялся, наверное, услышав такое оправдание. Но у него нет таких сложностей. У него дар знакомиться с девушками, хотя он и говорит, что просто не делает из этого проблемы. Он бы сказал, что нельзя потерять то, чего у тебя нет. Но у влюблённого есть кое-что, даже когда ничего нет. У него есть шанс. Пока он не сделал отчаянный шаг, у него остаётся этот единственный шанс, и он страшно боится его потерять.
Зазвонил телефон – курьер из службы доставки привёз краски и кисточки. Он накинул куртку и спустился вниз. На улице была слякоть, пахло холодом и свежестью. Он обнаружил курьера – тот стоял под деревом, на котором сидели синицы и переругивались с воробьями. Вдохнув свежий воздух, он подошёл, расписался на бланках и отправился назад, ловко стряхнув с ботинок налипший снег.
Паша уже сидел на своём месте. Он скосил глаза – она снова сидела к нему спиной.
– Разобрались?
– Разобрались. Могла бы уже и запомнить.
Он не ответил. Распаковал посылку и стал рассматривать содержимое – набор кистей и масляных красок, рулон хорошей бумаги, ещё кое-что. Паша выглянул из-за монитора.
– Что сейчас рисуешь?
Он пожал плечами.
– Развязку на шоссе.
– Не самое лучшее время рисовать трассы.
Он снова пожал плечами. Паша кивнул.
– Покажешь?
– Как закончу, обязательно.
У него зашевелились волосы на затылке – знакомый запах духов, сладкий и опасный одновременно, пахнул сзади.
– Паша, можно тебя ещё на секундочку?
Паша ответил, отработанно улыбнувшись, и поднялся, бросив ему по дороге:
– Ладно, Художник. Пойду спасать мир.
Он уткнулся в компьютер, от волнения написав за пять секунд половину кода, над которым размышлял последний час. Он кожей чувствовал, что она на него смотрит.