А в голове стоял лёгкий туман и немного заложило уши… то ли от сигарет, то ли от бессонных ночей. Немного странное ощущение, как будто хочется есть и спать, причём одновременно. Прям очень сильно. Настолько, что кружится голова…
…Непонятные, бормочущие голоса и какая-то суматоха… Надюха открыла глаза.
Она лежала на кушетке в рабочем медпункте. Как она здесь очутилась, непонятно. Голова всё ещё кружилась. Она приподнялась.
– Тихо, тихо.
– Ты как? – подскочили и медсестра и Анна Антоновна, её мастер.
– А что случилось? – Надюха не могла понять, как она здесь оказалась и почему ничего не помнит. Не могла же она сознание потерять?
Но оказалось, что смогла. Прямо в курилке.
Медсестра охватила её голову руками и начала заглядывать в зрачки, потом попросила следить за её указательным пальцем.
А Анна Антоновна в это время охала и сбивчиво рассказывала, как она испугалась, как Надюха только вот смеялась и тут – бац! – грохнулась.
– Ты если беременна, ты сразу говори, будем переводить. – спокойно сказала медсестра, записывая что-то в карте.
– Ничего я не беременна. Это точно исключено.
– Головой не ударялась последние дни?
Надюха аж оторопела слегка. Она практически ощутила тот удар о стену. И почувствовала тот ужас и боль.
– Нет. А при чём тут удар?
– Точно не ударялась? – опытной медсестре явно не понравилась заминка в ответе. -Смотри, это может быть сотрясение. Могу направление выписать.
– Не надо мне ничего. – грубо отрезала Надюха и встала. – Я в порядке. Просто чуть перенервничала и не позавтракала.
Из кабинета Надюха вышла в растерянности. Она понятия не имела, чем может быть опасно это сотрясение. Да и вообще, вряд ли у неё именно оно. И снова в голове это «а вдруг».
Так хотелось позвонить Стасу. Просто, чтобы он знал! Это ведь он виноват! Это из-за него она шмякнулась на виду у всех. И неизвестно ещё, чем всё обернётся. Хотелось забиться в дальний угол и просто выть. За эти дни она так устала от всего. От этой осязаемой боли унижения от предательства мужа и матери, от жалостливого взгляда сестры и кучи мыслей. Хотелось напиться или найти кнопку Reset в голове.
Но в цех она зашла, привычно улыбаясь. Её проблемы касаются только её.
***
Вчера мы с Надюхой договорились, что поедем вместе к ней домой, чтоб она забрала вещи. Я хотела, чтобы на всякий случай, муж поехал с нами, но прошлой ночью он признался, что ему неинтересно участвовать в чужих семейных разборках.
– Ты пойми, – шёпотом говорил он, когда мы лежали в постели, – Они через неделю помирятся, а мне со Стасом потом как общаться? Да и он нормальный мужик.
Я аж привстала:
– Нормальный?
– Да ты послушай, – спокойно продолжил муж, – поступил он хреново. Я ж не спорю. Но мы столько лет знакомы. Он меня выручал не раз. Как мужик, он нормальный. Может, муж и хреновый, но мне-то с ним не жить.
То есть, мужик и муж – это какие-то разные понятия. И эти люди что-то говорят про женскую логику. В общем, уснули мы, отвернувшись друг от друга. У меня внутри всё кипело от чувства несправедливости.
Но утром, я конечно, сделала ему завтрак, тем более что рядышком ковыряла свою кашу и заспанная Маруська, которую папа каждое утро отвозит в сад.
И вот мы с Надюхой уже подходим к дому.
Та нервно теребит ключи:
– По идее, он сейчас на работе. Но мало ли. Или вдруг, они мои вещи выкинул? Как думаешь? – Она выглядела, как загнанный зверёк. Видно было, что её слегка потряхивает. Она постоянно смотрела по сторонам.
– Машины нет, уже хорошо. – успокаивала она сама себя. И судя по тому, как прибавила шаг – вполне успешно.
Погодка, надо отметить, была прямо так себе. Вроде, лето ещё не совсем закончилось, но небо какое-то серое, почти без облаков. Да и настроение больше осеннее, что ли.
Мы поднялись на четвёртый этаж, где и была Надюхина со Стасом квартира. Пока я пыталась отдышаться, она прислонилась к двери и слушала, нет ли кого дома.
Из-за стены доносился какой-то ор. Но это из соседней квартиры, даже я уже не удивлялась, что опять скандал.
Тётенька бальзаковского возраста, чуть ли не мамина ровесница, нашла себе этакого Карлсона – и внешне и по самоуверенности в своей неотразимости – младше себя лет на десять. Тётенька и сама выпить любила, а как с этим товарищем сошлась, так стало вообще весело.
Меня прервал звук открывающегося замка. Надюха повернула ключ и мы зашли в квартиру. Никого. Ну и отлично.
Надюха пулей рванула в кухню, успев скомандовать, чтобы я собрала её вещи в зале.
Пока я аккуратно складывала её вещи в огромную клетчатую сумку, сама Надюха явно собирала посуду, судя по звукам из соседней комнаты. В какой-то момент она заглянула ко мне, и со словами:
– Некогда их складывать, так сойдёт! – высыпала в сумку стопку своих трусов.
Вот это её «так сойдёт» меня с детства бесило. В этом мы с ней абсолютно разные. Я попыталась всё же, хоть немного разложить её труселя аккуратнее.
– Я всё! – крикнула я, с трудом застёгивая сумку. Пришлось даже прижать её к себе и, навалившись, силком закрывать молнию.
В дверной проём было видно, как Надюха выносила в коридор ещё одну такую же сумяру и рюкзак.
А в это время голоса соседей уже переместились на лестничную клетку. Было слышно, как она, явно снова не трезвая, орала:
– Пошёл вон! И манатки свои забирай!
– Ах так! – кричал Карлсон (как мы его с сестрой прозвали) – Тогда я и дверь заберу, это я её ставил!
Мы, еле сдерживая смех, прислушались. Я, тихонько поставив на пол сумку, прильнула к глазку.
Эх, ничего не видно! Но был слышен треск снимающейся с петель двери. Сосед был, хоть и не высокий, но довольно крепкий мужичок. Но и дверь совсем не лёгкая. Толстенная, деревянная. И видимо, она не хотела так просто сдаваться. Несмотря на крики хозяйки, что, мол, может забирать свою дверь и валить на все четыре. Покряхтев и поматерившись, сосед сдался. Ударив со всей дури (которой было немало) ногой по двери, он пошёл вниз. Удар был такой силы, что в подъезде стоял гул, смешанный с выкриками соседки в адрес уже ушедшего Карлсона. Но этот мог и вправду, ещё вернуться. И не раз.
– Трындец, у вас тут весело. – прошептала я, беря в руку сумку. – Выходим?
– Да, погнали отсюда.
Мы взяли сумки, Надюха накинула рюкзак и мы вышли из квартиры.
На улице немного распогодилось, но почему-то, облаков не было видно. Небо стало сплошным голубым полотном.
***
Дома мы долго ещё хохотали и с той ситуации и с того, как мы смотрелись со стороны, выходя из подъезда с двумя огромными сумками. Женя хохотал с нами:
– Колготки надо было напялить. С кружавочкой! Надюха, как ты любишь!
Я смеялась с ними, но последняя фраза слегка кольнула. А он прям знает, какие она колготки носит? Нет, я не ревнивая. Но всё же, не очень приятно.
Я прижалась к мужу и поцеловала его в гладко выбритую щёку. Обозначила территорию.
Вечером, когда мы уже лежали в постели, так, вроде невзначай, просто вспомнив вечерние приколы, я решила всё же, высказать:
– Мне знаешь, не очень понравилось твоё замечание про колготки. Ты так внимательно следишь за тем, в чём ходит моя старшая сестра? Сомневаюсь, что ты помнишь, в каких вещах хожу я.
Мне реально, было обидно. И да, возможно, я немного ревновала, хоть и не собиралась этого показывать.
Муж рассмеялся:
– Ты совсем, что ли? Да колготки твоей сеструхи – это уже мем. У кума спроси. Она вечно наряжается, будто ей пятнадцать. И эти нелепые колготки с цветочками. – он снова засмеялся. – А то я тебе ни разу говорил?
Конец ознакомительного фрагмента.