Всё это длилось несколько минут. Затем звонок отрезвлял разошедшихся не на шутку дьяволят, и они по одному выскакивали из-за вешалки. Последней выходила Надюша, конечно, уже с другим выражением лица: довольная, важная, с красными, как у поспевшего помидора, щёчками. Наде было совершенно безразлично, кто налетал на неё, поэтому «мушкетёры» иногда приглашали на охоту ребят из соседних классов. Чего только ни вытворяли они, до чего ни доходил их детский ум, каких только глупостей ни совершалось! Взрослым трудно понять всё это… Человеческая память коротка и зачастую стирает воспоминания о том, что происходило в детстве. Для детей же подобные забавы были в порядке вещей, чем-то само собой разумеющимся. И чем смелее получались ребячьи выходки, тем значительнее они казались сами себе.
Незаметно пролетело счастливое детство семидесятых годов. Реальная взрослая жизнь с её проблемами проходила мимо, ведь «мушкетёры» были всего лишь подростками. Лишь иногда они с недоумением заставали сцену с ругающимися за стенкой родителями, которые спорили о деньгах и о том, что кто-то «может жить нормально», а кто-то «влачит лишь жалкое существование».
Семьи друзей имели разный уровень материального достатка, но это абсолютно не мешало их общению. Володя жил с матерью, а у остальных было по два родителя. Мальчик не очень хорошо учился, и учителя не рекомендовали ему переходить в девятый класс, считая, что он не сможет освоить программу. Да и сам Володя не хотел этого. Он планировал пойти в строительный техникум и через два года начать зарабатывать на жизнь. Материнской зарплаты едва хватало, чтобы свести концы с концами.
Остальные ребята учились хорошо и собирались продолжить учёбу в школе. Все четверо были расстроены предстоящими переменами, так как привыкли почти весь день проводить вместе. Но более серьёзные испытания ждали их впереди.
Известие об отъезде Иосифа и его семьи в Израиль грянуло как гром среди ясного неба. Оно было настолько неожиданным, что вначале друзья даже не придали ему значения. Они не понимали, при чём тут Израиль, что такое эмиграция, ведь шёл только 1981 год. В Баку эмиграционная волна, начавшаяся в Советском Союзе с 1977 года, была невысокой, практически единичной. Зелёный свет зажёгся после того, как Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза Леонид Брежнев в Хельсинки подписал договор, разрешающий советским евреям выезжать в Израиль на постоянное место жительства. Советские дети об этом слыхом не слыхивали, за исключением, разумеется, Иосифа, который дал слово родителям молчать до победного конца и не делиться даже с «мушкетёрами». Они напугали сына тем, что в противном случае их всех могут посадить в тюрьму. Будучи очень послушным мальчиком, Иосиф молчал.
Свою тайну он открыл друзьям буквально за десять дней до отъезда. Реакция была неоднозначной. Ребята принялись шутить: вот, мол, за границу едешь, принимай заказы… Но когда Иосиф пояснил, что, как и прочие евреи, он покидает СССР навсегда и обратной дороги нет, они были поражены. В Баку не было тех настроений, которые имели место в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске или даже Тбилиси. Диссидентствующая интеллигенция, общающаяся на кухнях, была столь малочисленной, что ни шла ни в какое сравнение со столицами других союзных республик.
Ошарашенные ребята никак не могли взять в толк, что происходит. Куда Иосиф едет? Зачем? Что он там вообще будет делать и как они будут жить без него, а он без них?…
В запасе оставалось чуть больше недели. Родители Иосифа опасались слухов и лишней шумихи, поэтому проводы устроили в самом узком кругу.
Когда «мушкетёры» появились на пороге квартиры Иосифа, родственники и друзья семьи уже собрались. Ребята попали в совершенно другой мир, где слышны были разговоры только о том, кто уже уехал из Союза, а кто только ещё собирается выехать. Все поздравляли новоявленных эмигрантов с большой удачей, считая, что им повезло с относительно быстрым получением разрешения на выезд.
У Володи от этих разговоров стало так тошно на душе, что он предложил Иосифу выйти прогуляться, тем более что стоял относительно тёплый и тихий апрельский вечер.
Оказавшись на улице, ребята пошли в сторону бульвара. На всех деревьях и кустах набухали почки, весенние запахи витали в воздухе.
– Не понимаю – почему, зачем?… Хоть убей меня! И куда?… В Израиль! Там жарко, одна пустыня, верблюды и колючки, – возмущался Володя.
Отягощённый виной и в какой-то степени ощущением предательства, Иосиф старался не спорить, ничего не доказывать и лишь успокаивал друга, пытаясь уменьшить боль от предстоящей разлуки.
– Да, ты прав… Но родственники отца, проживающие там, написали ему, что всё не так уж и плохо…
– «Не так уж и плохо»? Что ж, раз так, надо ехать?… Оставить дом, город, в котором ты родился, друзей, с которыми делил хлеб и соль, радость и горе?! – чуть не в крик огрызнулся Вова.
И вдруг, не выдержав, Иосиф расплакался. Зажав лицо ладонями, он рыдал в голос. А Володя, округлив глаза, уставился на него с растерянным видом. Обняв друга, Рафик резко бросил Владимиру:
– Ты что, не видишь, он сам не свой? Совсем не замечаешь, в каком друг состоянии? Зачем на него давишь? – Тут он повернулся к Иосифу. – Ну хорошо, Йося, успокойся, ты же знаешь Вову.
Всё ещё всхлипывая, юноша вытер слёзы рукой и тоже обнял Рафика.
– Ну что ты, я же ни на кого не обижаюсь! Просто всё так навалилось… Вот я и не выдержал.
После минутного молчания он продолжил:
– Честное слово, я тоже не ожидал, что всё так скоро и круто повернётся. Мне тоже обидно, что я здесь всё теряю, еду в неизвестность, а она всегда страшна.
– Что вы, в самом деле, на похоронах, что ли?! Совсем раскисли, – весело произнёс Армен, стараясь ободрить друзей.
– А это хуже похорон, – настаивал Вова. – На похоронах мёртвого хоронят, а здесь мы с живым прощаемся.
– Замолчишь ты, в конце концов, или нет?… – резко прервал Вову Армен.
– Да что вы, ребята, первый день друг друга знаете? Слава богу, четырнадцать лет уже! Всё, что ни делается, к лучшему. Иосиф уезжает, у него начнётся новая жизнь. Это интересно! Единственное, о чём жалею, что мы не сможем общаться из-за «железного занавеса», – философски подытожил Армен.
– Какого занавеса? – переспросил Вова.
– Железного! «Голос Америки» и «Би-Би-Си» надо слушать! – гордо ввернул друг.
– Да ну их! Придумывают там всякую ерунду, – недоверчиво произнёс Володя.
– Он у нас идейный, не слушает вражеские голоса, – с усмешкой отметил Рафик.
– Да ладно вам, чего не хватает? Всё туда, за границу смотрите. С жиру беситесь! – буркнул Вова.
– Ну да, сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит, – ухмыльнулся Армен и моргнул Рафику.
– Да ну вас! – в сердцах воскликнул друг и обиженно отвернулся.
– Ребята, давайте успокоимся! Осталось всего несколько дней. И надо их провести так, чтобы они надолго запомнились. Кто знает, когда ещё встретимся… – проговорил Армен.
Родителям Иосифа, Марику и Миле, предстояло уладить массу организационных дел: достать разные справки, оформить аренду квартиры и внести деньги за её будущий ремонт, получить визы, заказать билеты, что-то продать… И паковаться, паковаться, паковаться… Они уезжали, оставляя здесь своё прошлое, страну, которую считали родной, профессиональную жизнь, в которой было много счастливых дней. Они покидали родных, друзей, которых приобрели за годы учёбы и работы, бросали могилы родителей. Они оставляли любимые вещи и книги. Уезжали, не зная, что их ждёт впереди. В неизвестность.
Последняя неделя пролетела как один миг, и вскоре семья Иосифа уехала.
А потом были Вена, Рим и Нью-Йорк. Они попали в другую реальность. С тех самых пор Иосиф никогда не слышал о своих друзьях.
Глава 3
Как и все советские евреи, эмигрировавшие в Израиль в те времена, Иосиф и его родители первым делом прибыли в столицу Австрии. В аэропорту их встретил представитель Израиля, объяснивший, что они смогут вылететь в их страну хоть на следующий день. Тогда Марик открыл посланнику подлинный замысел своей семьи: они будут ждать разрешения на въезд от родственников из Соединённых Штатов.
Прибывших посадили в микроавтобус, который, миновав территорию аэропорта, въехал в большой парк. По аллеям с двух сторон проезжей части трусцой бежали люди, кто-то ехал на велосипеде, некоторые катались верхом на лошадях в костюмах старинного покроя. Рядом с машиной процокала копытами кобыла, запряжённая в коляску, где, обнявшись, сидела влюблённая парочка. По полянам и газонам бегали дети, на вычурных скамейках сидели их мамы или няни с гувернантками.
Вена, парк дворца Бельведер
Парк закончился, и микроавтобус продолжил путь по красивым и чистым улицам, где неспешно, без суеты шла нарядно одетая и оживлённая публика. Мила и Марик, никогда не бывавшие за границей, сидели как зачарованные и не отрываясь смотрели в окно.
Ехали довольно долго. Наконец прибыли в пансионат «Коркиус» на улице Хаакен-гассе.
Комната располагалась на втором этаже. Она была большая, с тремя кроватями, ванной, холодильником, газовой плитой, кастрюлями, сковородками, скатертями, посудой и столовыми приборами. Оглядевшись, Мила невольно воскликнула:
– Спасибо Господу Богу, что он разрешил нам уехать! Спасибо Леониду Ильичу, что он не воспротивился отпустить советских евреев!
Здесь им предстояло пробыть несколько дней.
Следующим вечером семья Иосифа решила прогуляться по городу. Многие магазины были уже закрыты, но даже созерцание витрин вогнало Марика и Милу в полушоковое состояние.
Возвратились они в пансионат за полночь. Наутро встали рано, оделись легко – по погоде, и поехали на рынок.
Площадь перед входом была сплошь заставлена цветами. Войдя в крытое сооружение, Марик и Мила застыли в изумлении. Казалось бы, их, привыкших к щедрой роскоши азербайджанских базаров, трудно было чем-то удивить. Однако того, что открылось их взору, они прежде никогда не видели. Пренебрегая временем года, на прилавках алели корзины с клубникой, малиной и вишней. Рядом свисали гроздья с затуманенными виноградинами, высились горы бананов, апельсинов, грейпфрутов. Горделиво выпустив кверху свои собранные в пучок твёрдые зелёные листья, как напоказ стояли оранжево-жёлтые спелые ананасы. Овощные ряды ломились под грудой зелени. Создавая причудливые композиции, на прилавках соседствовали помидоры, огурцы, баклажаны, листья салатов и свежие грибы.
Некоторое время семейная пара не могла прийти в себя, наблюдая это круглогодичное изобилие. Однако самое большое потрясение ждало их в мясном ряду. Марик увидел лежащее и висящее всех сортов мясо, с костями и без, вычищенное и выскобленное, ощипанных и выпотрошенных кур, уток, гусей. Мужчина несколько минут не мог произнести ни звука и всё смотрел на этот красно-розовый натюрморт, казавшийся нереальным, словно перекочевавшим с полотен фламандских живописцев.
Покинув рынок, они поспешили обратно, так как приближалось их время посетить ХИАС – благотворительную еврейскую организацию, помогающую эмигрировать советским евреям. Их встретили приветливо, будто давно ждали. После беседы помогли заполнить документы и сказали, что через день они должны выехать в Рим. Получив конверты с деньгами, семья отправилась в пансионат.
Следующий день был их последним днём в Вене, и они решили осмотреть Собор Святого Стефана – покровителя столицы, находящийся в старой части города. Перед ними предстала сияющая золотистыми красками церковь, башни которой тянулись к небу, а покатая крыша была выложена золотой черепицей. Стиль барокко соседствовал в архитектурном решении со стрелообразной готикой, и эта эклектика придавала собору жизнерадостность и воздушную лёгкость.
Внутреннее убранство поразило своей роскошью – не кричащей, а благородной, сохраняющей достоинство. Из-за недостатка времени они не могли долго любоваться каждой картиной, скульптурой, убранством нефов и алтарём, но всё же поднялись наверх по лестнице южной башни, преодолев триста сорок три ступени. Отсюда открывался незабываемый вид на вечерний город, сверкающий огнями всех мыслимых и немыслимых цветов, будто в честь их прибытия включили праздничную иллюминацию. Такой и запомнилась им эта столица-красавица.
Утром они собрали вещи, погрузились в микроавтобус и поехали на вокзал.
Представитель ХИАСа встретил отъезжающих на перроне и вручил им билеты. Все расселись по своим вагонам. Поезд двинулся по железной дороге, проложенной в Альпах. Находившиеся в соседних купе эмигранты толпились в коридоре у окон и, опустив рамы, безотрывно разглядывали раскинувшиеся внизу альпийские деревеньки и изумительные горные пейзажи. Воздух был упоительный – свежий, но не холодный.
Проехав с севера на юг пол-Италии, группа прибыла в Рим, где их снова встретили сотрудники ХИАСа. На специальных автобусах гостей развезли в подготовленные квартиры.
На следующий день семья Марика направилась в офис благотворительной организации, где им оформили документы для получения визы на въезд в США и объяснили, как можно будет обналичить деньги по выданному чеку.
Теперь перед ними был Рим – вечный город. Марик застыл перед Колизеем – самым большим из древнеримских амфитеатров, который был воздвигнут в ложбине между Эсквилинским, Палатинским и Целиевским холмами, на том самом месте, где некогда находился пруд, принадлежавший Золотому дому Нерона. Из всех подобных сооружений того времени Колизей выделялся колоссальностью своих размеров: длина его наружного эллипса равнялась 524 метрам; большой оси – 188 метрам, малой оси – 156 метрам; арены – 86 метрам в длину и 54 метрам в ширину; высота стен варьировалась от 48 до 50 метров. При таких параметрах Колизей мог вмещать в себя до 87 000 зрителей! Даже в мечтах Марик не мог вообразить, что наступит день, когда он сможет собственными руками прикоснуться к этим древним камням.
Рим, Колизей
– Мила, ты когда-нибудь представляла себе, что побываешь в Риме? – взволнованно спросил он супругу.
– Видишь, даже самые смелые мечты сбываются, – ответила улыбающаяся жена.
Их было три семьи, всего одиннадцать человек, ожидающих своей участи. Каждая из них получила по комнате. Кухней, двумя ванными и балконом они пользовались сообща. По вечерам вся компания сидела на балконе и разговаривала. Это место прозвали «пятачком». Новости сюда поступали раньше, чем в Белый дом, Кремль или Кнессет.
– Ехать надо в Детройт, – с апломбом заявлял Мотя из Минска. – Заводы Форда нуждаются в нашей рабочей силе!
– А я буду ждать Канаду, – твёрдо парировал тренер по боксу из Киева.
– Мне советуют ехать в Австралию, – вступал в разговор мясник из Бердичева.
– Кто советует? – спрашивал Яша, шутник из Витебска.
– Жена, – смущённо улыбался тот.
– Я не женат, – отвечал Яша, – но по опыту друзей знаю, что жену надо слушать. Говорят, в Австралии каждой вновь прибывшей семье сразу же дарят по два кенгуру!
Но мясник был лишён чувства юмора.
– Яшенька, – интересовался он, – а у кенгуру мясо вкусное?
Тот не успел ответить, потому что на пороге появился Лазарь, и взоры всех собравшихся обратились в его сторону. Этот человек имел преимущество перед остальными эмигрантами: его брала к себе троюродная сестра из Чикаго. Лазарь никогда не видел её, но был полон родственных чувств и называл её не иначе как «моя дорогая сестричка Розочка».
– Лазарь, что пишут из Чикаго? – окликнул его Яша.
– Моя дорогая сестричка очень занята: семья, бизнес.
– А какой у них бизнес?
– Яшенька, не у них, а у неё! Это большой завод. Называется «ЛОНДРОМАТ».
– А что это такое? – полюбопытствовал мясник.
– По всей видимости, Лазарю Очень Нужны Деньги. Розочка, Откликнись! – схохмил Яша. – А потом три последние буквы.
– Не так пишется, – возразила Лара, бухгалтер из Москвы.