Большой ливняк - Ларин Эдуард


<p>

 </p>

   БОЛЬШОЙ ЛИВНЯК 18.08.2002. Продолжение Хирурга

   Глава первая.

   Небывалое наводнение, от прошедших в горах дождей, обрушилось на центральную Европу. Европейцы к такому не были готовы. Никогда такой быстрый подъем воды не ожидали, но справились, чуть ли не в штатном режиме. Поэтому внимание всего мира привлекало то, как разлились Эльба, Дунай и впадающие в них реки, а не героические усилия и последствия наводнения. Как это было в России на Северном Кавказе. Там в наводнении и гибели людей виновата была не погода, а чиновники. Одни по привычке все, что надо и не надо, украли, другие просто отнеслись халатно, считали что и в этот раз пронесет, но не пронесло а понесло, смывая все на пути, а третьи осознанно ждали стихийного бедствия. На распределении помощи, на ликвидации последствий можно было не только сказочно обогатиться, но и быть совершенно безнаказанным, списав все на разруху, на неорганизованность народа и на множество других стихийных причин свойственных чиновничей России.

   Поэтому на те наводнения, которые не вызвали серьезных разрушений и не вызвали гибели людей, никто не обратил внимания - не сенсация!

   Вот и здесь, ровная как стол, степь срывалась по склону в крутобокую балку, а вместе со степью, ухало вниз и шоссе, которое узкой лентой пересекало эту морщину земли. В самом низу балки, над пересыхающей к лету речушкой, громоздился железобетонный мост.

   Времени еще было мало, но по южному темнело быстро, а с учетом черных туч на небе, казалось, что наступила ночь. В непрерывной стене дождя даже близкие молнии близоруко расплывались.

   Даже в этих условиях, город все равно, хоть и тусклым свечением обозначал свое присутствие на противоположной стороне. Городской берег был несколько ниже другого берега, поэтому отсвет города и угадывался, хотя от него до балки было несколько километров.

   От реки осталось только название. Ровная, гладкая, казалось застывшая масса какого-то серо-коричневого желе, в ровной стене дождя. Именно в стене, даже струи невозможно было выделить в этой мокрой плоскости от неба до земли. Эта серая масса двигалась с глухим недовольным ворчанием, и двигалась, она быстро, но это предупреждающее ворчание можно было услышать только в самом низу балки.

   Только на месте моста нарушалась поверхностная гладь потока. Не будь моста, этот поток можно было принять за очень широкую магистраль, хайвей или автобан, кому как нравится. Бетонные ограждения разрушали идиллию глади потока.

   Большегрузный трейлер, когда увидел это перед собою, то попытался остановиться, но наглая вода давно превратило шоссе в еще один путь в балку и создала свой, путь неглубокий, но поток. Вода стремилась к разрушительному единству.

   Трейлер, скрипнув тормозами, попытался зацепиться рифленой резиной за асфальт, но его хоть и медленно все равно смывало к реке. Тогда он, залихватски мигнув фарами и форсировав обороты двигателя, набрал скорость и осторожно въехал в поток. Скорость его упала еще сильнее, мотор негодующе надрывался, в его реве, послышалось надсадное покашливание старого курильщика, но КАМАЗ, гоня перед собой волну, смог справиться с ролью катера.

   Теперь он пытался, хотя и из последних сил, взять последний бастион, взбираясь на городской холм. Это была последняя машина, которая смогла перебраться через реку. Через несколько минут, на месте бурунчиков, обозначавших ограждение моста, стало гладко, как и везде.

   Человек, накрывшийся куском рубероида, горестно вздохнул и начал спускаться к просевшему домику, больше напоминавший сарай, который находился около дороги несколько выше моста.

   Для чего или кого была построена эта глинобитная, на камыше, избушка никто не знал, но по невысоким квадратным холмикам, вытянувшимся с примерно одинаковыми промежутками вдоль балки, можно было догадаться, что когда-то здесь было поселение, станица - не станица, деревня - не деревня, хутор - не хутор, но люди жили. Эта хибара, в которой не было окон, дверей, а на давно сгнившую солому крыши, были набросаны листы ржавого железа, теми путниками, которые укрывались здесь от непогоды. Возможно, поэтому строение уцелело и служило безымянным памятником безымянному селению, которых на Руси пруд - пруди.

   Путник не успел добежать до трейлера, а водитель его воплей не услышал, поэтому он и спускался вниз к хижине, где надеялся найти кусок земли свободный от водяного пространства.

   Темнеющий проем пугал неизвестностью, тем, что таилось за ним, но человек решил, что разница есть в том, что промокать под крышей можно гораздо медленнее, чем на улице, а темнота и там и там примерно одинаковая. Он шагнул.

   Он сделал всего лишь один шаг в темноте, как сразу ощутил отсутствие давления небесной хляби, на его рубероидный плащ. До этого он старался делать минимум движения, теперь же, поняв, что сверху, он промокнет не так, как снизу, он быстро сделал несколько быстрых движений - достал зажигалку.

   Блеклый ровный огонек осветил небольшую окружность, но и этого мгновения было достаточно, чтобы понять: здесь каплет, но не льет. Человек с вздохом вытащил газету, осветил ее и оторвал выбранный им кусок. Этого факела хватило на гораздо большее, он разглядел, что в дальнем углу, трухлявые жерди, рухнули под куском ржавого железа, но именно и поэтому оставались относительно сухими, вода же нашла дырку в глиняном полу и сбегала именно туда.

   Пришелец запомнил расположение этой кучи и на ощупь переволок ее в свой угол. Он согнул лист буквой "С", на нижнюю планку листа наломал руками жерди, с очередным вздохом, расстался с еще одним куском газеты и запалил костер. Костер, даже костерчик, был маленький и тщедушный, а из-за куска, укрывавшего его железа, казался даже подпольщиком - борцом с царским режимом. Но и этого было достаточно, чтобы осветить уже весь сарай.

   Огромный пук травы, громоздился в соседнем углу. Было видно, что молодежь на нем предавалась сексуальному просвещению. Человек перетащил его под себя, а чтобы брызги воды через проем не мочили сено, то он закрыл вход своим рубероидом. Потом он с наслаждением снял с себя промокшие кроссовки, носки и брюки и расположил их на верхней загогулине железной буквы. После этого достал останки газеты и, склонившись к пламени, начал читать.

   Внезапно его полог из рубероида рухнул, и как человеку показалось, в сарай ворвалась тысяча чертей: с шумом, гамом, воплями и смехом. Но чертей оказалось двое и вовсе не чертей, а парень с девахой.

   Парень, возрастом после дембельского, плотный, накачанный, с крепкой головой и без шевелюры, но в кожаной всесезонной куртке. Деваха же наоборот, казалась только пришла с пляжа: топик, с трудом закрывавший еще не развитую девичью грудь и шорты в обтяжку, показывавшие всю прелесть не испорченных возрастом бедер. Ее смазливое личико уже показывало усталость от радостей жизни, в которые окончание школы в следующем году, явно не входило.

  -- Здорово, брателло! - Проревел парнишка, сначала отряхнувшийся от воды и только потом оглянувшийся. - Ты как сто баксов на дороге!

   Читающий даже бровью не повел, он дочитал абзац, отложил газету в сторону и только тогда грациозно повернулся к вновь пришедшим. Все эти движения настолько напоминали кошачьи, что девице захотелось вдруг его погладить, но он, отчетливо выговаривая каждую букву, заинтересовано спросил.

  -- А почему как сто баксов?

  -- Понимаешь, - парень присел к костру и протянул руки и не потому, что они замерзли, а потому, что у людей руки сами к огню тянутся, - сто баксов много или мало?

  -- Смотря для кого! - В тон ответил ему человек без штанов. Он и не стеснялся этого, просто разок поглядел, как от его одежды начал идти парок и снова перевел взгляд на парня.

  -- Для кого угодно, сто баксов - это деньги! - Безапелляционно заявил парень. - Вот и ты для нас так! Маруська под руку толкает "гони, вымокнем", а я остановился, чую, что внизу опасность, и ни в какую! Как на стрелке, едешь, а уже знаешь, что не знаешь, уедешь ли живым! Нет, думаю, ее посылаю вперед - не идет, а чего ей мокнуть и так голая! - Парень радостно шмякнул ладонью по твердой ягодице, девица привычно взвизгнула. - Пошел сам, вдруг что-то мелькает, а это твой огонек. Остановился, а шагнул бы вперед - все: Амазонка - края не видно. Сбегал за ней. В машине сидеть - бензин жечь, да и в зад въехать могут, а тут и просторно, да и компания, какая-никакая! Меня Серега Ништяк зовут, а тебя?

  -- Михаил! - Полупоклоном головы представился как бы хозяин хибары.

  -- Дровишек маловато! - Оглядел скромную кучку топлива Серега. - Дождь как думаешь, когда кончится?

  -- Этого метеорологи не знают, а нам, грешным откуда? - Он встал и пощупал штанину, она все еще оставалась мокрой, поэтому он сел и широким жестом предложил это же гостям. - Располагайтесь поудобнее.

   Девица не замедлила этим воспользоваться и томно растянулась рядом с ним, искоса поглядывая на Серегу, но его ревность была глуха. Он залез в карман кожанки, но вместо пачки вытащил комок бумаги и табака, он хотел это кинуть в огонь, но Михаил перехватил его руку.

  -- Не торопись, сидеть здесь неизвестно сколько, может пригодится. - Он аккуратно разделил табак и бумагу и оставил их сушиться около кроссовок. После этого из нагрудного кармана рубашки извлек мятую, но сухую пачку "Явы" и протянул Сереге. Серега не отказался, но когда Маруся протянула руку, несильно ударил ее по запястью. Она фыркнула и обиженно отвернулась. Сигареты все равно были влажные, поэтому мужики курили их молча и долго.

   Закончив курить, Михаил встал, чтобы поставить рубероид на место, но так и застыл с ним в руках. В проеме показалась коротко стриженая седая голова, увидев Михаила, она юркнула обратно, вместо нее показался плетень, а потом и сам коренастый мужик лет пятидесяти с натруженными руками.

  -- Вот наш взнос в обогрев! - Приставил он плетень к железному листу, выполнявшему роль очага. - Вслед за ним просеменил благообразный дедушка, с круглым швейковским лицом и куцей бородкой, но сейчас он напоминал мокрую курицу. Вслед за ним зашла и какая-то женщина. Платье на ней промокло и прилипло, но, тем не менее, она шла, согнувшись, укрывая под грудью пластиковый пакет. Дедок, зайдя в помещение, перекрестился сам и перекрестил всех.

  -- Чья машина там? - Спросил седой.

  -- Спасибо вам! Если бы не она плыли бы к синему морю! - Мужик разделся и начал выжиматься. Женщина, пришедшая с ним, негодующе фыркнула, но не отвернулась.

  -- Рука господа нашего заставила оставить ее на этом месте! Спасибо тебе сынок! - Старичок схватил Серегу за руку и принялся умиленно трясти ее. Сереге такая помпезность показалась подозрительной, и он выдернул руку.

  -- Чего, машину в речку столкнули? - С каждым, словом его интонация укреплялась в своих подозрениях.

  -- Фонарь задний разбили, не переживай сынок починим! Своим фонарем ты нам жизнь спас! - Мужик развесил одежду на плетень. - Раньше я здесь на рейсовом ездил, вроде с закрытыми глазами каждую кочку знать должен. А сейчас на "Газели" - маршрутка. Мы даже не подумали, что все залило, а тебе в зад въехали, я и подумал "неспроста машину на дороге оставили, знак подают", спустились, а тут вода и плетень вынесла. А все молодежь хают, что наркоманы все и бандиты и только о себе думают! - Мужик замолчал, уставившись в огонь, а потом принялся ломать край плетня и бросать обломки в костер. Серега даже растерялся от таких благодарностей, что и предложил мокрой женщине:

  -- Мамаша, вы бы тоже разделись, да на сене отлежались, пока одежда сохнет!

  -- Богохульник! - Брызнула слюной женщина, но на сено присела. Михаилу пришлось поджать голые ноги. Ему было неудобно в такой женской компании, поэтому, чтобы поддержать разговор, он спросил ее:

  -- Откуда путь держите, православная? - Он увидел, как из пакета женщина вынула Евангелие.

  -- Сам ты православный! По пути истинной веры освещенной отцом нашим могут идти только свидетели Иеговы! - Гордо произнесла она и отвернулась.

  -- Тьфу, сектанты сатанинские! - Не выдержал такой гордости дедок. - Знал бы, рядом не сел! Она мне библию цитирует, думал человек сидит...

  -- Господа-товарищи! - Миролюбиво призвал всех Михаил. - Сейчас мы все в одной лодке, до распрей ли? Топлива еще на пару часов хватит, а дальше придется в темноте сидеть, поэтому давайте не ссориться!

Дальше