Никто от Ёсикава великих идей и открытий и не ждал. Достаточно было того, что крупнейший на планете радиотелескоп безупречно работает, и его международная команда учёных и техников год за годом выдаёт блестящие результаты. То есть, проблем у телескопа была куча. Финансовых, административных, технических и даже кадрово-политических (сказывался международный статус). Как и у любой крупной структуры подобного рода. Но со всеми директор Ёсикава Хироси справлялся достойно, по мере их поступления и согласно приоритетам. Не меняя бесстрастного выражения лица.
– Звоните, – сказала Агнешка. – Звоните, Уильям. Я с вами.
Уильям вздохнул, покосился на часы, ещё раз вздохнул и снял телефонную трубку.
На часах, как отметила Агнешка, было двадцать три часа тридцать восемь минут.
Ёсикава Хироси прибыл в Центр управления радиотелескопом за пять минут до полуночи. Сорок девять лет, идеально бритое лицо, легкая седина и непроницаемый взгляд тёмных японских глаз. Был он в безупречной чёрной паре, ослепительно белой рубашке и при галстуке. На ногах, в отличие от легкомысленных глайд-туфель Уильяма, – сияющие чёрные классические английские туфли ручной работы.
– Показывайте, – бросил он, поздоровавшись, и уселся к вирт-монитору рядом с Уильямом.
Всё повторилось сначала. Только директор Ёсикава Хироси не чертыхался, не просил кофе и никому не звонил. Дважды, но быстро и молча прослушал запись неизвестного голоса, изучил характеристики радиовсплесков, уточнил время обращения Каллисто вокруг Юпитера.
– Вы уверены, что это не какой-нибудь наш межпланетный аппарат? – спросил.
Агнешка вывела на экран список:
– Вот, смотрите. Здесь всё, что летает в космосе сегодня. За исключением орбитальных спутников и МКС, поскольку это не они, там другой протокол.
– Вы абсолютно уверены?
Уильям и Агнешка переглянулись.
– Как в том, что меня зовут Уильям Гилеви, – сказал Уильям. – Сигнал идёт с Каллисто. Вы сами только что всё видели и слышали. Ко всему прочему, в районе Юпитера у человечества сегодня нет ни одной исследовательской станции. Последний межпланетный аппарат нырнул в атмосферу Бурого Джупа тринадцать лет назад, в две тысячи двадцать первом.
– «Юнона» – кивнул директор.
– Она.
– Язык, на котором идёт передача, нашему ИИ неизвестен, – осмелилась заговорить Агнешка. – Ради такого случая он даже скачал глубокоспециализированную прогу у коллег-лингвистов. – Никто и никогда на этом или похожем языке на Земле не говорил.
– Впечатляет, – сказал Ёсикава Хироси. – Значит, мы, вероятно, имеем дело с величайшей научной сенсацией в истории. Мы впервые столкнулись с доказательством, что человечество не одиноко во Вселенной. Пафосно звучит, понимаю, но это правда. Что будем делать, коллеги?
– Не знаю, как вы, а я бы выпил, – неожиданно сказал Уильям. – Как-то это всё слишком волнительно для моего старого потрёпанного сердца. В чисто терапевтических целях.
– Здравая мысль, – кивнул директор. Оба посмотрели на Агнешку.
– Что? – развела она руками. – Неужели вы думаете…
– Я бы сходил к себе в кабинет, но это далеко и неудобно, – сказал директор. – Прошу вас, Агнешка-тян. Будем вам только благодарны, – в тёмных непроницаемых глазах Ёсикава Хироси Агнешка прочитала намёк на улыбку.
– Судьба женщины – накрывать на стол, да? – пробурчала она.
Непосредственное начальство откровенно ухмыльнулось, блеснув хорошими американскими искусственными зубами.
– Ну что вы, – сказал директор. – Просто вы хозяйка, а мы гости. Правда, Билл?
– А то, – подтвердил Уильям и посмотрел на Агнешку. – Если хотите, могу помочь. Стаканы там помыть…
– Сидите уже, помощники. Но сразу говорю – есть только коньяк.
– Годится, – кивнул директор.
– Отлично, – сказал Уильям. – Нет лучше средства понизить давление, подскочившее от столь невероятных фактов, свалившихся на нас этой знаменательной ночью.
Через пять минут они подкатили кресла к широкой офисной тумбочке, которую Агнешка расчистила от бумаг и водрузила на неё початую бутылку «мартеля», три металлических стаканчика объёмом не более пятидесяти грамм каждый и блюдце с нарезанным и посыпанным сахаром лимоном.
– Знаю, – сказал Уильям. – Русские так пьют коньяк. Лимоном с сахаром закусывают. Мне всегда казалось это странным.
– А вы пробовали? – спросила Агнешка.
– Нет.
– Вот и попробуете.
Уильям взял бутылку, разлил.
– С удовольствием, – сообщил он.
– За что пьём? – осведомилась Агнешка, беря стаканчик.
– За то, чтобы мы не ошибались, и это действительно оказался инопланетный разум, – с самым серьёзным видом произнёс Ёсикава Хироси. – И дело даже не в нашей репутации.
– Просто очень хочется, – закончила за него Агнешка.
– Да, – подтвердил директор. – Именно так.
Выпили, закусили лимоном.
– Мне кажется, это должен быть автомат, – сказала Агнешка. – Коньяк подействовал благотворно и снял последние остатки излишнего напряжения перед начальством. Впрочем, в любой мужской компании Агнешка всегда осваивалась быстро.
– Да уж явно не живое существо, – усмехнулся Уильям.
– Почему? – спросил Ёсикава, разглядывая обглоданную лимонную корочку, которую держал на весу двумя пальцами.
– Это можно не есть, – сказала Агнешка. – Положите вот сюда, на бумагу.
– Спасибо, – Ёсикава последовал совету и вытер пальцы салфеткой. – Кстати, весьма любопытная закуска для коньяка. И всё-таки, почему?
Уильям хмыкнул и взялся за бутылку.
– Теоретически, – сказал он, – там, конечно, может быть живое существо. Но только теоретически.
– Я понимаю, – кивнул Ёсикава. – Но один шанс из ста миллионов нам уже выпал. Почему бы не выпасть и одному из ста миллиардов?
– Да вы романтик, сятё[2], – Уильям разлил по второй.
– Бросьте ваши японские церемонии, Уильям, – сказал Ёсикава. – Хотя я очень ценю, что вам о них известно. Можно просто по имени.
– И мне? – не удержалась Агнешка.
– Я бы почувствовал себя бездушным бюрократическим чудовищем, не ответив на этот вопрос утвердительно, – галантно наклонил голову директор.
– Спасибо, – она улыбнулась своей отборной улыбкой.
Ёсикава кашлянул. Уильям поднял стаканчик.
– За нашу победу, – сказал он. – Чувствую, нас впереди ожидают те ещё бои.
Выпили.
Какое мудрое было решение, подумала Агнешка. Коньяк – отличное средство от стресса. Если в меру, конечно. А уж стресс был такой, что я даже не знаю. Последний раз испытывала нечто подобное, когда собиралась замуж за Марека. Хотя нет, всё равно не сравнить. Этот круче.
Тем временем Уильям и Ёсикава продолжали обсуждать таинственный чужой радиосигнал и все возможные аспекты, связанные с его появлением. Агнешка без всяких вопросов поняла, что мужчинам и учёным нужно было уяснить для себя некоторые важные моменты, прежде чем ставить в известность коллег, готовить пресс-релиз и заниматься массой других срочных дел, которые неизбежно на них свалятся, как только сенсационная новость станет общедоступной.
– Логически рассуждая, – сказал Уильям, – они должны были прилететь недавно. Сравнительно недавно, конечно.
– Потому что раньше сигналов не было, – кивнул Ёсикава. – Иначе кто-то обязательно бы их поймал. И нам стало бы об этом известно.
– Верно, – продолжил Уильям. – Что в свою очередь означает…
Он вдруг замер, не договорив фразу. Взгляд его голубых, уже слегка выцветших от прожитых лет глаз, приобрёл характерное выражение, которое бывает у человека, неожиданно вспомнившего нечто весьма важное.
– Что? – спросила Агнешка. – Что случилось, Уильям?
– Вот же чёрт… – пробормотал учёный. – Кажется, я всё-таки идиот.
Ёсикава молча смотрел на коллегу, прищурив и без того узкие глаза.
– Сейчас, – пробормотал Уильям. – Одну минуту. Если только я его не стёр случайно…
Он сделал характерный жест левой рукой, похожий на тот, который ещё не так давно делали мужчины, чтобы посмотреть на часы. Раздался едва слышный щелчок комм-браслета. Над ладонью Уильяма всплыл и мягко засветился вирт-экран. Агнешка и Ёсикава не видели, что на нём, информация шла в защищённом режиме. Ждали.
– Где же оно… – Уильям быстро двигал пальцами, разыскивая что-то, лишь ему ведомое, в облачном хранилище. – Неужели всё-таки… А, нет, вот оно! – торжествующе воскликнул он. – Нашёл!
Глава вторая
Это было письмо. Уильям получил его два года назад от некого чудака из Чикаго. В письме чудак утверждал, что имеет доказательства существования инопланетной цивилизации.
– Смотрите, – Уильям развернул экран так, чтобы было видно всем. – Вот здесь … – движением пальцев он выделил, увеличил текст и принялся читать вслух:
– «… в найденных мной архивах Чикагской городской радиостанции за 1927 год. Архив попал ко мне, можно сказать, случайно (если интересно, расскажу эту историю потом), а его изучением я занялся, поскольку моё хобби, как я уже говорил, – это радио и всё, что с ним связано…» Так, дальше он пишет, как любит радио и чего достиг, это пропустим… Вот, «… за апрель 1927 года. А именно 26 апреля, вторник. Запись в рабочем дневнике гласит, что служащий радиостанции, техник по имени Курт Шпильман во время ночного дежурства поймал странную передачу на абсолютно незнакомом языке. И – что самое главное! – сумел её записать на диктофон Луи Блаттнера…» Это был, по сути, первый магнитофон, там стальная проволока использовалась для записи сигнала, – пояснил Уильям.
– Был такой, – подтвердил Ёсикава, – помню, читал. И даже видел в музее звукозаписи. В Екатеринбурге.
– Россия? – спросила Агнешка.
– Другого Екатеринбурга я не знаю.
– Читаю дальше, – предупредил Уильям.
– Давайте, – согласился Ёсикава.
– «Буду краток, иначе вы устанете и не дочитаете письмо», – продолжил Уильям. – «Курт Шпильман предположил, что принял сигнал с другой планеты. Да, я знаю, что в то время была модна тема марсианских каналов, и про знаменитую радиопостановку «Войны миров» Герберта Уэллса в 1938 году тоже знаю. И тем не менее. Я нашёл правнука Курта Шпильмана! Его зовут Бакстер. Бакстер Холл, ему сорок четыре года. Курт Шпильман – его прадедушка по материнской линии. Бакстер не только живёт в Чикаго, в доме прадеда, но и сохранил ту самую катушку с той самой проволокой, на которой уцелела запись той самой радиопередачи. Да, невероятно, но она уцелела, хоть и была сильно повреждена. Мне удалось её оцифровать и восстановить (это тоже целая история, которой сейчас не место. Скажу только, что сам Курт Шпильман скоропостижно скончался от рака перед самой Второй мировой войной и завещал своему сыну хранить запись, как зеницу ока). У нас с Бакстером Холлом договор, по которому ему причитается доля, в случае, если я сумею эту запись продать. Поймите меня правильно, я не прошу за неё денег, но запись бесценна. Я тщательно её изучил, а также все обстоятельства, при которых она была получена, и пришёл к выводу, что, скорее всего, мы имеем дело с инопланетным сигналом бедствия. Вероятнее всего, сигнал был послан из окрестностей Юпитера в конце апреля тысяча девятьсот двадцать седьмого года – года Великого противостояния, которое, как вам, несомненно, известно, случается раз в двенадцать лет. Это четырежды повторяющийся набор из трёх слов в S-диапазоне. На языке, которого нет и никогда не существовало на планете Земля. Вот всё, что я могу пока сказать. Прошу вас отнестись к этому письму серьёзно – я не сумасшедший и не мошенник. Возможно, мы с вами находимся на пороге величайшей сенсации в истории человечества, но я просто не располагаю необходимыми техническими средствами, чтобы проверить всё досконально. Но такие средства есть у вас. Готов предоставить запись и все материалы по первой вашей просьбе. Жду ответа. Ваш Кевин Харпер». Дата отправления – семнадцатое июня две тысячи тридцать второго года.
– Полтора года назад, – негромко сказала Агнешка.
– Да, – подтвердил Уильям. – Полтора года назад. Честно сказать, сам не понимаю, зачем я сохранил это письмо.
– Я бы удалил, – сказал Ёсикава. – Сумасшедших действительно хватает. А уж если речь заходит об инопланетянах… – он покачал головой. – Вы, разумеется, не ответили?
– Разумеется.
– Три слова, которые повторяются четырежды, – сказала Агнешка и включила запись.
– Джа-аа. Зре-уут. Го-от, – раздалось из динамиков. – Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от. Джа-аа. Зре-уут. Го-от.
Агнешка выключила запись.
– Три слова, – сказала она. – Четыре раза. Место передачи – спутник Юпитера Каллисто.
– Нас уговаривать не нужно, – сказал Ёсикава. – Скажите, Уильям, этот ваш корреспондент, как его, простите…
– Кевин Харпер, – Уильям бросил взгляд на экран.
– Кевин Харпер. С ним можно как-то связаться помимо электронной почты? Телефон он оставил?
– Есть номер телефона, – подтвердил Уильям.
– Тогда звоните. Чем скорее мы с этим всем разберёмся, тем лучше.
– В Чикаго сейчас… – начала Агнешка.
– На час раньше, – сказал профессор Уильям Гилеви. – Поздновато, конечно, но… Чего не сделаешь ради установления истины. Окей, звоню.
Он поставил комм-браслет на громкую связь, набрал номер. Раздались длинные гудки.
– Алло, – произнёс молодой женский голос. – Кто это?
– Здравствуйте. Меня зовут Уильям Гилеви. Я могу услышать Кевина Харпера?
– Нет, не можете.
– А…
– Он умер. В прошлом году.
– Ох…мои соболезнования. Как это печально. А…
– Я его дочь Джейн. Подождите, вы сказали Уильям Гилеви? Радиоастроном?
– Он самый.
На другом конце линии связи замолчали.
– Отец вашего звонка очень ждал, – наконец, произнесла невидимая Джейн. – Он даже меня заставил поверить, что вы позвоните.
– Мне очень жаль, – сказал Уильям. – Понимаете, я…
– Не нужно ничего объяснять, – прервала его Джейн. – Всё, в общем, ясно-понятно. Занятый серьёзными делами известный учёный, радиоастроном, профессор и какой-то очередной сумасшедший. Мало ли таких. Лучше держаться от них подальше. Скажете, не так?
Агнешка подумала, что девушка там, в штате Иллинойс, явно обижена. Причина обиды тоже понятна. Но помешает ли им эта чужая обида узнать то, что они хотят узнать? Вот, в чём вопрос.
– Не скажу, – неожиданно жёстким тоном произнёс Уильям. – Всё действительно так и обстоит. Сумасшедших, действительно, хватает. В отличие от учёных. Но дело не в этом. Дело в том, что я не стёр письмо вашего отца и теперь звоню. И, уж если на то пошло, не чувствую за собой ни малейшей вины. Я и мои коллеги, которые сейчас присутствуют при разговоре, очень вам сочувствуем, поверьте. Но мы не виноваты в смерти вашего отца. От чего он умер?
– Автокатастрофа, – сказала Джейн. – Скользкая дорога, ночь, поворот… Он всегда любил быструю езду. Слишком любил.
– Ещё раз примите наши соболезнования.
– Принимаю, спасибо, – голос девушки окреп. – Простите, я, вероятно, была слишком резка. Вы сказали, что не один сейчас? Наш разговор слушают?
– Не один, – подтвердил Гилеви. – Со мной научный сотрудник Агнесса Калиновская и директор радиотелескопа АЛМА господин Ёсикава Хироси. Собственно, я звоню и по их инициативе. Мы сейчас находимся в Центре управления радиотелескопом. Если хотите, могу включить камеру, чтобы вы нас увидели.
– Да, было бы неплохо.
Уильям включил камеру и панорамный обзор:
– Позвольте вам представить. Это наш директор Ёсикава Хироси, он всем здесь командует.
Ёсикава церемонно поклонился.
– И Агнесса Калиновская, наш молодой и прекрасный во всех отношениях научный сотрудник.
– Привет! – помахала рукой Агнешка.
– Привет, – сказала Джейн. – А это я.
На экране появилось симпатичное лицо молодой, лет двадцати с небольшим, веснушчатой девушки с тёмно-русыми, слегка растрёпанными волосами.
– Очень приятно, – сказал Уильям. – Вот и познакомились. Скажите, Джейн, я правильно понимаю, что вам известно содержание письма, которое послал мне ваш отец?
– Правильно. Более того, как я понимаю, просто так вы бы звонить не стали. Сейчас у нас заканчивается две тысячи тридцать третий год. Следующий, тридцать четвёртый – год Великого противостояния с Юпитером. Спрошу прямо. Вы получили тот же сигнал, о котором писал отец?