– Луиза могла призвать на помощь своих фаворитов.
– Не-ет, – Чеховский даже фыркнул от моего предположения. – Её величество блюдёт себя. Опасается «французской болезни», она здесь почти у каждого дворянина. Так вы мне поможете, ваша светлость? Или я пропал!
С истинно королевской благодарностью Генрих обвинил польского недотёпу в ухудшении самочувствия и утрате мужской силы. В Париже зрело «дело врачей».
– Ты под арестом? Или под надзором? Из дворца выберешься?
– Наверное… Куда же мне деваться потом?
– Встречай меня в полдень, дорога на Орлеан, в часе езды от Парижа есть таверна «Три кабана». Но учти, приведёшь с собой королевских гвардейцев, выкручусь как-нибудь, а потом достану из-под земли.
Хотя проще сдать меня прямо сейчас. Но отчего-то заломленные руки и дрожащий подбородок Чеховского убедили, что подлюка говорит правду. В виде исключения.
– Не сомневайтесь во мне, ваша светлость!
– Сгинь.
Не знаю, подслушал ли Шико исповедь горе-эскулапа. Его морщинистая рожа не выдала никаких чувств. Перехватив Чеховского в коридоре, он спровадил поляка подальше, чтоб тот не узнал о моём визите к королеве. Умение хранить тайны лейб-медик только что продемонстрировал во всей красе.
В покои Луизы не пустили даже Шико. Его с непреклонностью остановил гвардеец в синем мундире, меня проводила миловидная служанка.
Будуар королевы выглядел опрятнее других помещений Лувра, но меня в большей степени удивила скромность наряда августейшей особы. Она была одета в простое серое платье без обручей под юбкой, словно приготовилась играть роль простушки-пастушки в самодеятельном дворцовом театре. Столь же просто выглядела причёска, ничуть не напоминая привычные моему взгляду архитектурно-башенные сооружения, которые она таскала на голове, шествуя под руку с Генрихом. Вообще, королева без дюжины бриллиантов в волосах, на шее, на пальцах и на широком лифе казалась голой!
– Мой добрый Луи! Как хорошо, что вы откликнулись на мой зов… даже не зная наверняка, кто стоит за этим письмом.
Она протянула руку для поцелуя и тотчас получила его. Встав с колена, я счёл необходимым разъяснить:
– Совсем не многие женщины в Париже смеют предполагать, что я брошу Наварру в разгар войны и примчусь в Париж, в логово наших врагов. Быть может – королева Марго, но я хорошо знаю её почерк, а этот мне знаком менее. Я ехал к вам, ваше величество!
– Поверьте, мне очень приятно это слышать, дорогой граф. Я окружена множеством мужчин и, буду откровенна, беззастенчиво их использую, многих при этом презирая. Вы – совсем другой. Мужественный, печальный. Не склонный к оргиям в духе моего венценосного муженька. Конечно, я была разочарована, когда вы не поспешили присоединиться к моей свите. Разочарована вдвойне, узнав, что у вас есть дама сердца, и она – не я.
Откуда ей известно об Эльжбете?! Хотя историю моей несчастной любви знал не только Шико, но и дюжина других людей, включая миньонов и гиззаров, замешанных в дуэли с убийством Радзивилла. Но королева не просто услышала и запомнила сплетню. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: она целенаправленно интересовалась моими делами.
– В таком случае вынужден признаться, моя королева, дама сердца для меня столь же недоступна, как если бы она умерла.
– Постриг в монахини ещё не смерть… Но не будем об этом. Присаживайтесь же, граф, мне нужно вам многое сказать, а времени лишь чуть – я не могу компрометировать себя, долго оставаясь наедине с очаровательным мужчиной.
Она прямым текстом намекнула на возможный роман со мной! И где же твои уверения, Чеховский, что Луиза строго себя блюдёт и не изменяет королю?
– Я внемлю, моя королева.
Она присела на низенький диван с подушками и высокой мягкой спинкой, указав мне место подле себя.
– На поле боя воюют мужчины, но вне его женщины опаснее. Мне угрожает Марго.
– Сестричка короля – действительно опасный враг. Но отчего ей…
– Всё очень просто, граф. Марго мечтает стать королевой всей Франции, а не одной Наварры. Мой муж бездетный. Значит, стоит убрать Франциска, и её Генрих унаследует престол.
– Она не в ладах с супругом.
– Но может встретиться с ним. А потом объявит о своей беременности. Кто её покрыл – муж или любовник, – не узнает никто.
До меня начал доходить смысл интриги. Если ликвидировать двоих – Генриха III и его брата Франциска, Наварра наденет корону Франции, после чего скоропостижно скончается. Вдовствующая королева Марго получит регентство, то есть полную монаршью власть до совершеннолетия сына. Конечно, возможен риск рождения дочери, и вообще заговор может раскрыться слишком рано, тогда наличие наследника престола смешает карты. Насколько я знаю эту хитрую блондинку, она способна на самый коварный план! Особенно если Екатерина Медичи окончательно разочаруется в сыновьях и позволит дочери прикончить братьев, уповая на внука.
– Я готов на всё ради вас, моя королева. Но бороться с женщиной…
– Не только с женщиной, Луи. У Марго целая партия. Если их не остановить, они перешагнут через горы трупов!
– Что же вы предлагаете, ваше величество? Убить Марго Валуа?
Проще привезти алмазные подвески от лорда Бэкингема, шепнул саркастический внутренний голос.
– Что вы… Я никогда не возьму подобный грех на душу!
Шико другого мнения, он практически уверен, что Луиза стоит за отравлением Марии Клевской, несчастной возлюбленной короля Генриха.
– Что же тогда? Не томите, я скакал в Париж добрую неделю. К вам!
– Ах, оставьте на минуту дела и интриги, мой милый Луи. Лучше прочитайте какое-нибудь из своих загадочных стихотворений.
Я воздержался от напоминания, что минуту назад её величество пыталось сократить время рандеву, не желая рисковать честью. Просто выбрал что-то покороче. Скоро мой поэтический запас исчерпается, буду повторяться. А пока – слушайте, ваше величество.
Незамысловатая песня «Мой ангел», услышанная мной в другой жизни в исполнении Грегори Лемаршала, понятна даже жителю XVI века, несмотря на происходившие изменения языка: «Всё возвращается ко мне, всё влечет меня назад, всё удерживает меня, всё напоминает мне о твоем теле…» Я даже сбился на певческий ритм.
Королева пришла в непритворное возбуждение. Сквозь пудру пробился алый румянец. Дыхание стало прерывистым, пальцы нервно тискали друг дружку. Интересно, на неё действуют любые стихотворные строки или только откровенно эротические?
Добраться до конца песенки она мне не дала.
– Я не ошиблась в вас, де Бюсси. Я хочу от вас ребёнка.
Если бы она захотела взлететь к потолку, моё удивление вряд ли было бы большим.
– Я не смею, моя госпожа…
– Не смели и мечтать? – женщина истолковала мои колебания в самом выгодном для себя свете и гордо вскинула подбородок. Возбуждение ничуть не шло на спад, её вздохи, наверно, заставили колебаться штору. – Иногда в жизни случаются разные случайности, дорогой. Вы чрезвычайно привлекательны. Не таскаетесь за каждой юбкой, норовя подцепить дурную болезнь. Я действительно вас хочу… – в подтверждение слов её горячая ручка впилась в моё запястье. – Но и не могу забыть, что я – королева Франции. Обращу против Марго её же оружие, втайне выношу сына. Когда мой муж и Франциск умрут, объявится законный наследник престола! Наш с вами сын, граф.
Поэтому она и настаивала в письме, что нужно встретиться именно сегодня. Потому что «звёзды сулят»! Вычислила удачное для зачатия время.
А я оказался перед дилеммой – оскорбить в лучших чувствах королеву, нажив на ровном месте злейшего и могущественного врага, или оставить на произвол судьбы своё ещё не рождённое дитя. После того, как не смог уберечь дочь от французских бомб в Югославии, не хочу… Да и появление нового Валуа накануне воцарения Бурбонов настолько повлияет на историю, что последствия невозможно представить.
Технический вопрос раздевания, с учётом сложности нарядов, Луиза решила с подкупающей лёгкостью, томно растянувшись на диванчике, где безо всякой прелюдии задрала вверх серый подол и нижнюю юбку, белоснежные колени призывно раздвинулись, и при неярком свете свечей я увидел нечто, предназначенное только для августейшего мужского ока.
Впрочем, ей самой прелюдия не понадобилась. Она заколотилась всем телом, едва мой дружок зашёл в гости, зажала зубами диванную подушку, подозреваю – чтоб не закричать.
Гарантирую, королева не симулировала оргазм. А мне пришлось. Издав сдавленный рык, я задёргался, охнул и выскочил из уютной женской плоти, а в следующий миг миллионы маленьких де Бюсси хлынули в платок, с вечера обильно надушенный Симоном.
Не подозревающая о вероломстве Луиза одёрнула юбки и наградила меня страстным поцелуем. В её глубоких серых глазах сквозило торжество. «Королева лучше монахини, не так ли?» – читалось в них крупными буквами. Потом ресницы дрогнули, и я угадал следующую фразу: «Ну что же ты молчишь?»
– Это было божественно, моя королева!
За удачную реплику я был вознаграждён новым поцелуем, и, похоже, Луиза, не вполне утолённая после долгого воздержания, совсем не возражала против повтора, наплевав на предосторожность и намерение сократить встречу до минимального времени. Но продолжению романтической части помешали.
При звуке шагов по коридору королева насторожилась. Я привёл себя в порядок и нырнул за штору, подглядывая за происходящим в будуаре.
Королева поправила волосы перед зеркалом.
Всунулась и что-то пискнула горничная, тут же отстранённая дланью гвардейца, затем в будуар ввалился Генрих. Он был пьян и шатался, но демонстрировал завидную целеустремлённость.
– Дор-рогая, – он икал, некоторые слова звучали с забавным интервалом. – Ты отчего н-не спишь?
– Читала поздно, мой милый, – она ласково потрепала его кудри и чмокнула в потный лоб, отчего я ощутил странную смесь брезгливости… и ревности! Женщина, только что мне отдавшаяся, целует другого!
Ещё более странно было смотреть на Генриха после того, как я осуществил мечту самых дерзких придворных ловеласов – наставил рога королю Франции.
– А м-мне сказали, что у тебя ночной гость…
– Да, мон ами, – дерзко ответила Луиза, и я сжался от предчувствия, что она отдёрнет штору и заявит: «Вот твой наставник, Генри!» Но королева отдавала себе отчёт и вела тонкую игру. – Их было двое. Я не могу посвятить тебя в эту интригу, дорогой, но её итог ты узнаешь первым. Ты же мне веришь?
– К-конечно, мой кролик… Сейчас твой лис тебя поймает…
Эротическая игра закончилась прозаически – укладыванием монаршего тела на диванчик, где недавно возлежали двое. Убедившись, что король сразу уснул, Луиза вывела меня в коридор.
– Милый граф! Видите, в каком кошмаре я живу. Надеюсь, наша следующая встреча не будет прервана столь неподобающе.
– Да, моя королева!
– Будьте воистину моим, де Бюсси! Частью моего тела, моими глазами и ушами! Я думаю, война с гугенотами скоро закончится, вы вернётесь в Париж. Вы же будете мне сообщать всё важное, что услышите от своих друзей?
Она искренне верит, что не только меня соблазнила, но также околдовала и завербовала. Разочаровывать прежде времени будет не благоразумно!
Гвардеец, стороживший тайную дверь снаружи, протянул мне повод Матильды. Он оказался на удивление разговорчивым.
– Ветер поднялся! Чую, будет дождь. В этом году ноябрь чертовски противный.
Я прыгнул в седло и пустил лошадь через стройку нового дворца. Ветер действительно досаждал, норовил сорвать шляпу и полоскал мой плащ, выгоняя остатки тепла из-за пазухи.
Кто бы мог знать, что резкий осенний ветер бывает исключительно полезен…
Глава 3. Опасная работа
Несмотря на ненастье, настроение поднялось. Я помимо воли расплывался в улыбке, вспоминая четверть часа, проведённые у королевы, из которых минуты три были потрачены на декламирование и столько же – на подсматривание эротической охоты лиса за кроликом.
Бедная Луиза! Если моя нехитрая мера предохранения сработает, и она не забеременеет, будет в бесплодии винить не Генриха, а себя. Впрочем, прерванный акт не даёт стопроцентной гарантии.
Легкомысленное состояние души притупило чувство опасности, поэтому я встревожился, только отомкнув ворота сарая с коновязью. Меня насторожил запах.
За время жизни в Париже, огромном городе без канализации и очистки от мусора, я притерпелся к самым острым ароматам. И запах нагого, но не мытого под душем женского тела меня не отталкивал, разум быстро привык вычислять главное – призывную наготу пленительных форм, а не воздержание от гигиены.
Но это не означает, что я перестал чувствовать запахи. Особенно с улицы, продутой начисто осенним ветром. У коновязи разило конским навозом.
Я нащупал масляную лампу и высек искру. На фитильке затрепетал огненный мотылёк. В его неверном свете на булыжном полу проступили три кучки конских каштанов. Матильда за время короткого отдыха столько бы не отложила.
И кучки были свежими, выдавая, что ночью у бакалейщика побывали посетители. Или у меня. Простите, что не дождался визита, господа! И как же здорово, что благородные дворяне не снисходят до таких прозаических мелочей, как конский навоз.
Таинственные всадники убыли, но я всё же соблюдал осторожность. Перед открытием входной двери постоял с закрытыми глазами, чтоб они привыкли в темноте. Приготовил кинжалы. И только тогда, подозревая себя в паранойе и трусости, повернул ключ в замке.
На первом этаже было темно. Но орган чувств, в свете не нуждающийся, сообщил, что где-то во тьме скрывается мужчина, чей платок столь же тщательно обливает духами его слуга, как и мой Симон. Только я бы никогда не позволил своему разводить тошнотворно-сладкую цветочную вонь. А коль меня ждут в темноте, предусмотрительно убрав лошадей, значит – в квартире засада.
Их двое. Или даже трое. Если не задремали в ожидании моего прибытия, то готовы к удару кинжалом или шпагой, мой силуэт наверняка отчётливо виден на фоне открытой двери, темень на улице не столь уж непроглядная.
Дьявольщина!
Что-то изнутри организма подсказало: лучше быть живым трусом, чем отважным мертвецом. Благоразумнее, наверно, ретироваться, изобразив небольшой спектакль.
– Вот дерьмо! Как же я мог забыть!
Хлопнув себя по лбу для вящей убедительности, я отступил на улицу, словно вспомнив об упущении, требующем незамедлительного исправления. Удалась ли моя клоунада, не знаю. Никто не преследовал. Не исключено, что визитёры давно покинули дом на улице Антуаз, перепугав меня лошадиными фекалиями и оброненным душистым платком. Вдруг это приезжали просто деловые партнёры Бриньона? Правда, бакалейщики не ведут переговоры по ночам, а контрабанда наркотиков во Франции пока не прижилась.
Отперев стойло, первым делом прижался к тёплой морде Матильды, испытывая стыд. Она до конца не отдохнула после скачки к Парижу, свозила меня к Лувру, и теперь ей снова предстоит звенеть копытами по мостовой. Поэтому, отъехав на квартал, я спешился и повёл лошадь под уздцы.
Хорошее настроение от визита на королевское ложе улетучилось совсем. Если домой нельзя, что делать до утра? Бродить по небезопасным столичным улицам, изображая мучающегося любовной бессонницей романтического юношу? Хотя с опасностью тут я преувеличиваю – непогода загнала парижских крыс в их щели.
Ночных увеселительных заведений нет. И если придорожные трактиры так или иначе примут путешественника за полночь, здесь всё закрыто. Хоть возвращайся в Лувр и ночуй в караулке с приветливыми королевскими гвардейцами.
Память услужливо подкинула другой вариант. А если наведать московских негоциантов? Дрыхнут, конечно, но ради важного дела и разбудить не грех.
Адрес я запомнил смутно и направился туда с искренней надеждой, что не придётся колотить в каждую дверь квартала с вопросом: не здесь ли живут московские шпионы. Дорога предстояла длинная, вниз по течению Сены, практически к самому выезду из столицы. Так как большую часть пришлось одолеть пешком, заняло это больше часа. Зато шуметь не понадобилось, при свете фонаря, прихваченного на конюшне, я разглядел вывеску на французском и польском, что здесь предлагаются товары из Московского царства.