Она нервно сглотнула, только теперь осознавая всю серьезность своего положения, ведь до настоящего момента Ева даже не до конца понимала, что происходит. Она неподвижно смотрела округлившимися глазами мимо собеседника, а в голове уже начали мелькать лучшие моменты недолгой, но счастливой жизни.
– Ева, послушай. – Он произносил фразы торопливо, не очень громко и с большим чувством. – В этом нет твоей вины, и ты знаешь это, и я это знаю. Ты пыталась помочь, но тебя неправильно поняли. Твой отец в отъезде и за тебя некому поручиться. Но ты не переживай, все будет хорошо. Мой отец – они с твоим отцом старые знакомые, – когда узнал об этом, сразу же сказал мне, а я сообщил друзьям из Школы, всем, кого смог найти. Мы собрали подписи в твою защиту. Мы вытащим тебя.
Некоторое время у нее ушло на то, чтобы очнуться от шока и сфокусировать свое зрение на Кинее. Еще минуту она смотрела на него и переваривала услышанное. Затем спросила:
– И сколько это будет стоить?
– Брось, тебе не стоит об этом беспокоиться! Даже не думай, слышишь? Я не возьму у тебя ни монеты. Деньги ничто по сравнению с человеческой жизнью, особенно такой, как твоя.
– Но я не понимаю…
– Ты просто не все знаешь. Мы собрали много подписей, среди них – подписи мастера Котты и других учителей из Школы, а это хоть что-то да значит, правда? Все образуется, я тебе обещаю. К тебе больше не возникнет никаких вопросов. Просто потерпи еще немного, сейчас проходит совещание, где они должны уладить последние вопросы и составить акты о твоем освобождении. Это может занять некоторое время, но к сегодняшнему вечеру ты уже будешь свободна.
От всего этого голова шла кругом. Мысли путались между собой и текли с невероятно медленной скоростью. Среди возникающих вопросов Ева выбрала один, по ее мнению совершенно непонятный и требующий объяснений.
– Я очень рада и очень благодарна вам всем, но извини, пожалуйста, Киней, я все-таки не могу понять, зачем это тебе? Ведь мы всего лишь учились в одной Школе, почти не общались.
Этот вопрос напрашивался сам собой. Участие в этом деле мастера Котты и других ее учителей еще можно было понять, но Киней, а тем более его отец… Ладно бы они были друзьями, но ведь девушка даже с трудом вспомнила этого человека. В деле чувствовался какой-то подвох.
Киней некоторое время молча смотрел на заключенную, как будто решал, сказать ей или нет, как будто оценивал ее на предмет надежности, затем на секунду закрыл глаза, вздохнул и заговорил чуть тише, чем раньше:
– Справедливый вопрос. Ты имеешь право знать. Я хотел рассказать тебе об этом в более располагающей обстановке, но раз уж ты спросила… Только помни, что никто не должен знать о том, что я тебе сейчас скажу. Никто, слышишь? Ни отец, ни брат. Это очень важно.
Девушка с серьезным лицом кивнула. Интересно, что за секреты такие? Киней снова пристально оглядел Еву, отошел на два шага от ее камеры, посмотрел по сторонам, оглянулся на дверь в подвал. Все было тихо. Затем он подошел вплотную к решетке окна и жестом позвал девушку.
– Нельзя, чтобы нас услышали.
Она встала, поморщившись от боли в боках и спине, о которой успела забыть за время их разговора, подошла к решетке. Киней заговорил шепотом:
– Знаешь, кто были те люди, напавшие на сановника? Это не просто грабители. Точнее, вовсе не грабители. Они принадлежат к опасному ордену противников короля. Против него готовится заговор. Целью членов этого ордена сейчас является убийство значимых для страны и верных королю людей, чтобы посадить на их места своих и тем самым подкосить опоры короля. А их конечная цель – убрать самого короля и его семью; трон должен будет занять предводитель заговорщиков, глава ордена, чьим символом является красный лев. Они действуют во всех городах нашей страны. Они совершают страшные вещи и маскируют их под несчастные случаи или мелкие преступления, дабы не быть раскрытыми. И до недавнего времени им действительно удавалось держать свое существование в секрете. Печально, но это так. Большинство их бойцов хорошие солдаты, так что тебе повезло, что ты не пострадала серьезно. Ты хорошо обучена, и если бы не это, то все могло бы кончиться совсем по-другому.
Ева немного поразмыслила над только что услышанным, прикидывая в уме процент достоверности этой информации, и затем спросила:
– А откуда тебе так много известно об этом ордене?
– Дело в том, что есть еще одна группа людей, называемая орден Бабочки. Эти люди тайно противостоят заговорщикам. Их целью является обеспечение безопасности короля и его семьи, прекращение бессмысленных убийств и сохранение порядка и спокойствия мирного населения. Мой отец и я, мы вместе состоим в этом ордене.
– А мастер Котта? Он тоже?
– Нет, не уверен. Если он и догадывается о существовании каких-либо организаций, то не проявляет к их деятельности интереса. Это вполне объяснимо: у него столько учеников, о которых нужно заботиться, Школа и все обязанности, связанные с ней. На что-то другое просто нет времени. Насчет других учителей тоже ничего не слышал.
– Понятно…
– Среди твоих знакомых тоже есть члены ордена Бабочки.
– Правда? Кто они?
– Пусть это будет для тебя сюрпризом, – улыбнулся Киней. – Я надеюсь, ты приедешь в наш особняк погостить? Нам нужно многое обсудить. Тюрьма – не самое лучшее место для хорошего разговора, как считаешь? Тем более, кое-кто очень хочет с тобой увидеться. Ты ведь не против приехать? Мы все будем очень рады.
– Ну… да, конечно, – без особого энтузиазма проговорила девушка. – С радостью приму твое приглашение. Вот только я не знаю, где находится твой дом.
– А, без проблем! Давай я заеду за тобой завтра около обеда? Лучше мне сопроводить тебя, чтобы ты случайно не заблудилась. К тому же, насколько мне известно, у тебя сейчас нет лошади?
– Да, их забрал отец.
– Не идти же тебе пешком, правильно?
– Не стоит об этом беспокоиться.
– Ева, это простое правило гостеприимства. Не могу же я позволить добираться самой, это не вежливо! Значит, договорились? Жди меня завтра в обед.
– Как скажешь.
– Замечательно, – Полуулыбка сменилась серьезным выражением, и Киней снова понизил голос. – Пожалуйста, помни: все, что я сказал тебе сегодня, совершенно секретно. Никто не должен знать об этом нашем разговоре, хорошо?
– Конечно, не волнуйся, – с таким же серьезным видом ответила Ева.
– Я рассчитываю на тебя, – он снова улыбнулся. – Ну, мне пора. Рад, что с тобой все в порядке.
Киней ушел, не закрыв окошко в двери камеры. Он поднялся по ступенькам, постучал в дверь, отделяющую подвальное помещение от коридора, дождался, пока ему откроют, и пропал из виду в образовавшемся проеме. Стражник, пришедший на смену ему, глянул каким-то странным взглядом на девушку и, хмыкнув, захлопнул задвижку. О чем он в этот момент подумал, оставалось только гадать.
Ева уже не обращала внимания на такие мелочи: мало ли, как ведет себя стража, все они довольно специфичный народ. Эти грозного вида мужланы могли часами сплетничать как самые обычные торговки на базаре, всегда находили повод посмеяться над заключенными, а то и поиздеваться. Чего только не придет в голову от скуки! Их злые шуточки иногда заходили довольно далеко и, как ни странно, оставались безнаказанными со стороны властей городского порядка. Так что заключенные, особенно невезучие, к которым они цеплялись чаще остальных, их недолюбливали.
Слышно было, как в подвал спустился второй охранник, они устроились в своей секции – и началось. Но за тяжелой дверью Ева могла различить только бесформенные собрания приглушенных звуков: видно, пытались говорить потише.
Сначала девушка хотела к ним прислушаться в надежде разузнать что-то о своем деле, но вскоре бросила это занятие. Разобрать было решительно ничего невозможно. Обычно они обсуждают свои постельные победы, сколько у кого было женщин, когда и где. Наверно и сейчас о том же.
А снаружи все не переставало светить солнце. Ева тоскливо отошла от окна и опустилась на солому. Она все еще находилась в состоянии легкого недопонимания сложившейся ситуации. Как такое могло случиться? – спрашивала она себя. Что происходит? Неужели это происходит со мной? Неужели все это правда? Очень много вопросов и очень мало ответов.
Ева попыталась сосредоточиться на своих мыслительных процессах и выстроить хоть какую-то логическую цепочку, взглянуть на картину целиком, а не на маленький ее кусочек. Пока что картина получалась далеко не ясной: небольшое светлое пятнышко среди огромного темного пространства. Стены, пол и потолок – вот все, что она могла видеть на данный момент, а то, что происходило и происходит за этими стенами, за ними же и остается. Что произошло на самом деле, что решают присяжные на заседании суда и что ее ожидает – неизвестно. О многом можно только догадываться, только предполагать, только мечтать.
Со слов молодого человека, приходившего недавно навестить девушку, ее должны выпустить уже к вечеру, как только будет рассмотрено прошение о ее освобождении. Если это действительно так, если за нее поручились такие влиятельные люди как учитель Котта, учитель Роно и другие, в конце концов Киней и его отец, один из самых крупных феодалов страны, то это прошение может иметь успех.
«Хоть бы все было именно так, хоть бы меня отпустили».
Ева уже не могла сосредоточиться на чем-то другом, только одна мысль постоянно крутилась у нее в голове. Она боялась думать об этом, потому что всякое могло случиться, а несбывшаяся мечта – глубокое разочарование. Ева хваталась за кончики любых других мыслей, надеясь заставить себя думать в правильном направлении, но одно и то же желание, ставшее навязчивым, захватывало сознание девушки, она на несколько секунд погружалась в мечты о недалеком прекрасном будущем, затем снова себя останавливала, искала другую мысль, и далее, и далее. Чем больше она старалась не думать о своем освобождении, тем больше в воображении возникало картин, планов. Так, вопреки собственной воле, у нее сложился целый список дел, которые обязательно нужно было бы выполнить в самое ближайшее время.
Одновременно с этим приятным возбуждением где-то в животе пульсировал страх. Нешуточное обвинение на нее повесили. Вдруг все же судьям не хватит подписей, чтобы освободить ее? Как вообще могла произойти такая ситуация? Вот и помогай после этого людям…
Тем временем снаружи постепенно солнце склонялось к западу. Оно опустилось еще не так низко, но на другом конце неба облака уже окрасились в цвета приближающегося заката. Это было заметно по лучу света, который проходил в камеру через решетку окна: он приобрел другой оттенок, насыщенный золотой с оранжевым отливом. Тем не менее людей на улицах города ничуть не убавилось. Ласковый, прогретый за день воздух и такие же теплые лучи солнца царствовали сейчас во внешнем мире.
Ева уже не могла усидеть на месте от нетерпения. Она мерила шагами камеру – два туда, два обратно, – то подходила к двери и прислушивалась, то смотрела в окно и считала проходящие мимо пары ног. Чем дольше затягивалось ожидание, тем больше наступало беспокойство.
На смену радостным мечтам о светлом будущем приходили мысли о том, что следует написать отцу и брату в прощальном письме. Наконец она решила, что надо сесть и успокоиться. Так она и сделала, а для лучшего успокоения начала восстанавливать правильный ритм дыхания, как учил ее когда-то мастер Котта.
Не успела Ева подышать спокойно и нескольких минут, как услышала звук поворота ключа в замке своей двери. Сердце снова забилось сильнее, и все усилия, потраченные на восстановление гармонии, пошли прахом.
Дверь широко распахнули, за порогом оказались двое стражников городского суда. На их поясах висели объемные мечи, а их лица нисколько не выражали дружелюбие. Оба выглядели скорее скучающе-равнодушными.
– Евангелина Теодрик, вас вызывает городской королевский суд для оглашения окончательного приговора, – сказал один из мужчин совершенно не выражающим ничего голосом. Ни намека на то, что ждет девушку в зале суда. – Мы проводим вас в зал заседания, где вашего прибытия ожидает святейший совет.
Ева встала и подошла к стражникам с замирающим сердцем и единственной мыслью в голове: «Все решится сейчас. Мое будущее, моя жизнь…» Но по ее лицу нельзя было определить, что она чувствует в тот момент, какая буря разыгралась в ее душе. Она оставалась спокойной, лишь немного побледнела.
Они шли по лестницам и переходам, проходили через какие-то двери и комнаты, и все это как в тумане. Светлые цвета сменялись темными, яркие – тусклыми и обратно. Навстречу шли люди больше похожие на движущиеся пятна, и каждый шаг отдавался в голове многократным эхом.
А потом открылась позолоченная двухстворчатая дверь – и наступила полная тишина. Там тоже было много разных пятен-людей, но неподвижных, и оттого казавшихся неживыми. Девушка кожей ощущала покалывание от сотен пар глаз всех этих людей, от решения которых зависела ее судьба.
– Евангелина Теодрик, – раздалось в полной тишине.
Сердце замерло, в легких внезапно кончился воздух, сделалось жарко.
– Подтвердите свою личность.
– Да, это я.
– Заключенная Евангелина Теодрик, ранее обвиняемая в учинении беспорядков на улицах города в ночное время суток, в нанесении тяжких телесных повреждений подданному короля Оттону Пансе, приведших к смерти выше названного сановника. Суд вызвал вас для оглашения окончательного приговора. После всех проведенных нами процедур, касающихся выяснения правды и восстановления картины произошедшего в тот вечер инцидента, в строгом соответствии с установленными правилами, суд готов вынести свое решение. Городской королевский суд присяжных заседателей совместно с приор-префектом, королевским наместником города Нота, постановил: в связи с наличием неоспоримых доказательств невиновности подсудимой Евангелины Теодрик снять с нее все перечисленные ранее обвинения и выразить извинения во всех причиненных ей неудобствах, вызванных рассмотрением этого сложного и чрезвычайно ответственного дела. Священным именем короля и святейшего совета объявляю: Евангелина Теодрик, вы – честный подданный короля и вы свободны!
II
День обещал быть таким же теплым и солнечным, как вчерашний. Ева, счастливая и свободная, расположилась на первом этаже мастерской у огромных распахнутых настежь окон с работой в руках. Она украшала лезвие меча. Эта тонкая ювелирная работа требовала огромного мастерства, безупречной точности и твердой руки, только тогда из-под игольно тонких инструментов выходили необычайно сложные и мелкие детали узора. Клинок украшал амфиптер – извивающийся крылатый дракон, каждая чешуйка которого была выгравирована с такой тщательностью, с таким изяществом, что этот символ защиты и доблести, казалось, вот-вот готов сорваться со сверкающего металла.
Вот за что знающие люди так ценили мастеров фамилии Теодрик: оружие, выходящее из их рук, буквально оживало. Это были неповторимые вещи со своей индивидуальностью и характером.
Ева не любила свою работу. Отец, фанат своего дела, любил повторять, что в неживом предмете возникает жизнь, что из совершенно непритязательного куска металла, дерева или камня рождается произведение искусства и что оно светится изнутри, словно в благодарность за свое создание. Девушка ничего этого не замечала, но работа есть работа, тем более, она приносит немалый доход. Куда с большей охотой она упражнялась в фехтовании и мечтала поступить на службу к королю.
Время от времени за работой Ева мурлыкала какую-то мелодию, придирчиво оглядывая свое зеркально отполированное творение, на гладкой поверхности которого весело играли и переливались световые блики. Нанесение узора на клинок было тяжелой и напряженной работой, и, чтобы дать глазам отдых, иногда девушка переводила взгляд к окнам и к виду, открывающемуся за ними.
Сразу за окнами по обеим сторонам от мощеной камнем дорожки дозревали сливы и яблоки на массивных ветках старых деревьев, а чуть дальше уже можно было видеть соседские дома с противоположной стороны улицы, прогуливающихся или спешащих людей, лошадей, экипажи.
С лицевой стороны дома деревья занимали лишь крошеный участок земли едва ли в два ряда, зато на заднем дворе раскинулся поистине великолепный сад со всевозможными сортами плодовых деревьев. Он не был слишком большим, но выигрывал за счет своего устройства и разнообразия. Чуть поодаль расположился мощный виноградник и рядом с ним небольшой ухоженный огородик. Уделять много времени уходу за растениями семья Евы сейчас не могла, но содержать огород уже вошло в привычку еще с тех времен, когда выращиванием растений начала заниматься Марин, мать Евы.