Имитатор. Книга шестая. Голос крови - Рой Олег Юрьевич 5 стр.


– А я думал, в служебные только чистокровных берут.

– Это смотря какие служебные, – она опять легонько потрепала Тучу по ушам. – У наркологов и дворняг хватает. Но там срок службы короткий совсем – два года, три. Потому им много собак надо. Аэропорт здоровенный, вокзал тоже, ну и автомобильные трассы, особенно те, что в южном и юго-восточном направлениях.

Наркологами в обиходе называли ребят из наркоконтроля.

– А чего коляска на боку? – уже совсем деловито спросила Наташа. Туча, мгновенно среагировав на изменение тона хозяйки, подняла морду, изобразив радостную готовность – давай работать, да?

– Похитительница ее, убегая, пнула, прямо матери под ноги, – объяснил дядя Степа.

– Ясно-понятно. Значит, мать с той стороны приехала. А похитительница откуда взялась?

– Вроде из поперечной аллеи выскочила, вон из той, дальней.

– Ясно-понятно, – повторила девушка. – То же направление. Ребенка прямо из коляски выдернула?

– Говорят, мать остановилась, он вылез, и тут та тетка налетела. Коляску на мамашу пихнула, а мальца на руки подхватила, он и пикнуть не успел. Коляска опрокинулась, мамаша шлепнулась. Ну и тетка тем временем сбежала.

– Ничего, Туча разберется, куда она сбежала. Вылез мальчишка, должно быть, в эту сторону… Значит… Давай, девочка моя, поработаем, – она опустилась рядом с собакой на корточки, обняла ту за шею и зашептала что-то в треугольное ухо. Ухо вздрагивало, черный блестящий нос тоже.

Через минуту Туча кивнула, обнюхала старательно и коляску, и дорожку… и потрусила в обратную сторону. Наташа осталась возле Ухова. Тот молчал. Раз хозяйка собаку свою не останавливает, не зовет, не говорит, что та ошиблась, значит, нечего под руку лезть.

Добежав до дальней поперечной аллеи, Туча нырнула туда, но через мгновение опять появилась, замерла, гавкнула коротко.

– Хорошо, девочка, умница, иди ко мне, – скомандовала Наташа. – Из той аллейки похитительница выбежала. Можно будет потом этот след отработать, – пояснила она Ухову.

Он кивнул, но спросил:

– А это не мамашин след?

– Что вы! Вы же видели, где она нюхала. Мамочка, насколько я понимаю, вот тут упала, – Наташа носком кроссовки показала на маленькое темное пятнышко.

– У нее рука была ободрана, вот так, – дядя Степа провел пальцами от основания правого мизинца до выступающей косточки запястья.

– Значит, это ее кровь. А Туча к ней даже не прикоснулась. Нет, она умница, она нужный след взяла. Сейчас пойдем смотреть, куда наша бандитка убежала. Вы с нами пойдете?

Ухов покачал головой.

– Вот его возьми, – он кивнул на маявшегося рядом младшего. – Я криминалистов подожду.

– А вон тот? – она указала на сержанта, словно прилипшего к скамейке.

– Не, бери Костика, – возразил Ухов. – Он никогда еще работу кинологов не видел, пока тебя ждали, аж извелся весь, интересно ему поглядеть. Опять же… – он ухмыльнулся. – Ты Ноздрева, он Носиков, грех такой случай упускать. А тот Горлов. Не бьется, сама видишь.

Девушка чуть поморщилась, но, бросив короткий взгляд на перепуганное лицо упомянутого Носикова, спорить больше не стала, только заметила:

– Забавный у вас комплект: Ухов, Горлов и Носиков.

– Ну да, ухо-горло-нос, как врач, – усмехнулся дядя Степа. – Я когда служил, у нас в соседней части были Ручкин, Ножкин и Головкин, так их специально старались скопом в караул отправлять.

Девушка засмеялась, но, взглянув на Тучу, что замерла за коляской, вытянувшись в струнку и от неудержимого стремления рвануться за неодолимо влекущим запахом только что не повизгивала, посерьезнела:

– Работаем.

Собака тут же сорвалась с места, Наташа стремительно зашагала за ней, Костик – следом.

Овчарка бежала, то опуская нос к самому асфальту, то поднимая его вверх, словно запах тянулся над аллеей невидимой струей. Вторая аллейка, наискось к той первой, следующая – почти перпендикулярно… Метрах в тридцати за поворотом поперек аллейки стоял коренастый буланый конек, всадник которого, прижав к асфальту пакет, сгребал в него широкой пластиковой лопаткой свежую лепешку и сердито бормотал:

– Дотерпеть не мог? Как маленький, честное слово! Смотри, какое безобразие! А если ребенок какой побежит, упадет и прямо в твое… художество? Фу на тебя!

Буланый только пофыркивал. «Безобразие» с асфальта уже почти исчезло, но запах! Запах, казалось, заполнил всю аллею. Костик даже охнул с досады – вот принесла нелегкая!

Но Туча, обогнув воздвигшееся на пути препятствие, лишь на мгновение приостановилась, дрогнула чутким своим носом и полетела дальше.

– Ох, – выдохнул Костик. – А я испугался…

– Обижаете, товарищ Носиков, – засмеялась девушка. – Это нам нипочем. Вот если бы всю аллею, к примеру, дегтем залили… Да и то. Добежали бы до конца помехи и поискали бы след там. Чтоб Тучу сбить, кучки навоза совершенно недостаточно. Парк, кстати, уже почти закончился, вон просвет. Если повезет… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

Аллейка, в которой «набезобразил» буланый конек, упиралась в шоссе. Костик припомнил план: это левая сторона парка, дальше промзона, потом пятиэтажки, а если обойти парк вдоль шоссе, там девятиэтажки, несколько точечных башен и небольшой торговый центр. На той стороне шоссе…

Туча, добежав до торчавшего слева стеклянного павильона, обогнула его и вдруг, гавкнула и уселась подле, оглядываясь на хозяйку.

– Не повезло, – вздохнула та, сунув, однако, к собачьей морде ладонь с каким-то лакомством. – Умница, Туча. Не расстраивайся, ты не виновата, ты все отлично отработала. А что след пропал – ну… бывает.

– Затоптали?

– Да ну! Кто затоптал-то? Тут ладно если пять человек в час бывает. Времени-то прошло всего ничего. Нет. Туча гавкнула и села четко на конкретном месте, а не ко мне подошла. И конкретное это место почти на проезжей части. Уехал наш объект на чем-то.

– Ее тут машина, что ли, ждала?

– Это уж я не знаю, у меня волшебного хрустального шарика нет, чтоб в нем все видеть.

Кажется, она уже не сердится, подумал Носиков, с опаской косясь на спутницу. Но тут же принялся с серьезным видом осматривать окружающее.

Осматривать, правда, было особенно нечего. Стеклянный павильон, где Туча потеряла след, был троллейбусной остановкой – над дорогой тянулись провода, да он и так знал, схему транспорта специально учил, едва начав работать. Через дорогу, еще левее – такой же стеклянный «кирпичик». Там останавливались встречные троллейбусы. Один из них еще виднелся вдали, где серая полоса асфальта сливалась в точку, – маленькое синее пятнышко.

Основной вход в парк был справа, совсем недалеко, арку с облезлыми буквами «Пионерский» было хорошо видно. Там из фонарного столба торчала желтая кнопка и светился красным человечек на знаке пешеходного перехода. Изредка в ту и другую сторону пролетали редкие машины. Дорога называлась Машиностроительный проезд и особой популярностью не пользовалась. Вот шоссе, в которое вытянутая «капля» парка упиралась другим своим концом – там да, там настоящее шоссе. А здесь – пустыня. И свидетелей, если что, не найдешь. Носиков вздохнул.

Почти прямо напротив арки торчали несколько секций бетонного забора, на которых было криво, но крупно намалевано «ШИН АМАН ТАШ», а правее, сразу за бугристыми бетонными плитами, устроилась маленькая автозаправка. Из-под бледно-зеленого навеса виднелось что-то темное, вроде ласточкиного гнезда.

– Ух ты! – почти восторженно воскликнул Носиков. – На камеру наблюдения похоже.

Наташа, прищурясь, посмотрела туда же.

– Камера и есть. И если она рабочая, да еще и пишущая, считай, ты молодец.

– А бывают не пишущие?

– Все бывает. Еще и муляжи бывают. Хозяева экономят же. Тут не угадаешь.

– И чего делать-то теперь? – Костик, растерявшись, смотрел на девушку с надеждой.

В ее же взгляде было что-то непонятное, хотя совет она дала простой и разумный:

– Позвони Мишкину, они с Молодцовым сейчас главные.

– Мишкин – это кругленький такой? Со следовательницей приезжал.

– Точно. Или, хочешь, я сама ему позвоню, – и прищурилась.

Как будто интересно ей было: согласится новичок переложить ответственность на старших или попытается что-то сам предпринять. Костик не верил ни в какую телепатию, но сейчас готов был собственные ботинки прозакладывать за то, что взгляд Наташин он прочитал верно. И осторожно предположил:

– Так, может, они эту камеру уже сами нашли?

– Вряд ли, – угол нежного рта едва заметно дрогнул, но мысль свою девушка пояснила. – Выходов у парка сколько? Нет, ясно, что в итоге по всем пришлось бы пройти. Но лишнюю работу делать – дурних нема, время дорого. Ну что, звонить?

– Не, погоди, – остановил ее Костик. – Дай я сам туда сперва схожу разузнаю. А то вдруг это муляж, буду дурак дураком. Ну и время они потеряют, ты ж говоришь, время дорого. А мне сбегать две минуты.

– Тоже верно, – девушка посмотрела на него не только не сердито, но почти уважительно. – И попробуй договориться, чтоб записи выдали. Может, тебе в итоге еще и поощрение какое выпишут.

– Да ладно, поощрение, – смутился Костик. – Пацана бы найти. Ужас какой-то, у меня в голове не укладывается. Не, я читал, что педофилы…

– Ты пока погоди пугаться-то, – перебила Наташа. – Во-первых, это работе мешает. И эмоции, и предвзятость. Почему сразу «педофилы»? Они ж все более-менее на учете. Да и маловат пацан-то, педофилам все-таки постарше подавай.

– А кто ж тогда?

– Да мало ли! Баба какая-нибудь ревнивая. Или свекровь. Ну то есть семейные какие-то разборки.

– Семейные? – он вытаращился в изумлении: про то, что похищение мог организовать кто-то «свой», ему и в голову не приходило.

– Можно подумать, ты никогда не слышал, как свои же друг у друга детей воруют.

– Слышать-то слышал, но… Я подумал… у нас в классе придурок был… кошек ловил и… даже вспоминать тошно, мы ему сколько раз рыло чистили, а он не унимался. И таких ведь немало.

– Встречаются, – Наташины глаза сверкнули так, что если бы сейчас поблизости оказался один из таких… придурков, гореть бы ему синим пламенем. – Ты думаешь, кому-то наскучило баловаться с кошками, и он решил, что дети – забавнее?

Лицо девушки закаменело так, что ответить Костик не решился. Но она вдруг встряхнула головой:

– Да ну, бред. Тетка же была. А тетки – это совсем другая история. У моей сеструхи свекровь… ай, ладно. чего время терять.

В черном квадратике опять мигал зеленый человечек – кнопку Костик нажимал уже третий раз. Давно надо было бежать к этой автозаправке! Пока он тут лясы точит, похищенный мальчишка… кто знает, что с ним сейчас?

Но прежде чем идти через дорогу, он обернулся:

– Наташ, а вы… вы мороженое любите?

– Фисташковое, – сообщила она совершенно невозмутимо.

– А такое бывает? – почему-то растерялся он. – Это ж орехи вроде.

Господи, она ведь только посмеется! Подумает – что за деревенщина. Но Наташа глядела, хоть и насмешливо, но по-доброму. И не уходила! Наоборот – дошла с ним до самого перехода, пусть это и всего метров пятьдесят, но все-таки!

– Можешь мне не «выкать», – сказала она вдруг, – а то я чувствую себя старухой. Тебе сколько годиков-то, рядовой Носиков?

– Двадцать два.

– Ровесники, значит. А такое ощущение, что я тебя на десять лет старше, ей-богу. Откуда ты такой… не обижайся. Ладно, пойдем вместе, а то мало ли кто там командует. Некоторые нос задирают, пальцы гнут. Ты ж рядовой, считай, ноль без палочки, даже Туча тебя солиднее. Да не куксись, это все временное. Ты думаешь, ты сопливый и ничего не понимаешь и не умеешь? Про семейные разборки даже не подумал, переживаешь чуть не слезы из глаз. Не куксись, говорю! Сама такая была. Поднимешься. Еще и в академию поступишь.

Она говорила с ним, как, наверное, разговаривала со щенками в питомнике. И это было совсем не обидно! Наоборот!

– Ну… я вообще-то хотел, только…

– Не дрейфь. Камеру ты ж углядел. И сообразил, как действовать.

– Это не я сообразил, это вы… ты мне подсказала.

Наташа засмеялась.

– Шагай. Как потопаешь, так полопаешь – основное правило службы. И это не про заработок.

* * *

– Не возражаешь?

– Конечно, – улыбнулась Арина.

Надежду Константиновну Яковенко, старейшего следователя подразделения, знаменитую своей профессиональной памятью, за глаза называли, разумеется, Крупской. У Арины и мысли не мелькнуло возразить. Хоть и непорядок – врываться во время допроса, но это же не кто-нибудь, а Надежда Константиновна! Если пришла, значит, так надо. Да и вообще: когда в деле не видно ни одной – хоть какой-нибудь! – зацепки, за соломинку хватаешься. А Крупская – не соломинка, а целый спасательный плот.

Эля глядела на «плот» с явным испугом. Хотя ничего пугающего в Крупской не было. Коренастая, но, несмотря на возраст, не грузная, она немного хромала, подшучивая сама над собой, дескать, это напоминание: никогда ни на кого не надейся. Тогда, давным-давно, опера недостаточно внимательно осмотрели подвал «долгостроя», и злодей, схоронившийся в одном из закоулков, захватил Наденьку в заложники. Вырвавшись из смертельной хватки, она даже слова операм не сказала – с кем не бывает, всего не учтешь. Но хромоту свою берегла как кто-то, быть может, бережет серебряную медаль. Или даже бронзовую: первые места в той гонке взяли другие, но ты – научился побеждать.

Коротко стриженые волосы облегали голову Яковенко плотной шапочкой, напоминая парик. Или скорее шлем. Старый, потертый, так что из-под серебра там и сям проглядывала медь. Но, конечно, все было наоборот: сквозь когдатошнюю «медь» проступало «серебро» седины.

– Тебе там опера свидетелей натащили, – кивнула она в сторону двери. – Шайдарович велел помогать, чем кто может. Да мы и так бы… Может, мне с не особо перспективными по…

Прервав начатую фразу, дверь кабинета распахнулась с такой силой, что непонятная, доставшаяся по наследству от прежнего владельца кабинета конструкция из палочек и шариков пришла в движение: дзинь, дзинь, дзинь.

Влетевший в распахнутую дверь мужчина был коротко стрижен, невысок и худ. Или скорее жилист. И вообще казалось, что его не родили когда-то, а – построили. Или точнее – сделали. В мастерской, где пахнет маслом и резиной, где на полу там и сям поблескивают металлические опилки, а из-за мотка почти черного стального тросика торчит, как гигантский собачий нос, непонятная железная штуковина.

И еще явившийся обладал голосом. Проникновенным, как рычание вгрызающейся в заготовку дисковой пилы, и гулким, как удар кувалды в днище пятидесятилитрового казана. И он этим голосом – орал:

– Небось с другими мамашками языками зацепилась? Или не с мамашками? Может, на бегуна какого загляделась?

Эля съежилась на стульчике, сгорбилась. Но в то же время – подалась навстречу мужу, устремив на него взгляд, полный надежды. Приправленной, однако, чем-то вроде вины, черной, вязкой, неутолимой:

– Что ты! Да я… я никогда…

– Знаем мы, как вы никогда… Будешь сидеть в квартире – и ни шагу! И никаких этих твоих соцсетей! Моргнешь – живо за порог выставлю! На кой мне такая жена, овца тупая, за ребенком уследить – и то не смогла!

– Вы – кто такой? – ясно было, что муж, но обычно вопрос «ты кто такой» производит отрезвляющее действие. – И почему врываетесь?

– Вы, девушка, как вас там? С-следователь? – наглец окинул Арину пренебрежительным взглядом. – В кабинетике она рассиживается, вопросики спрашивает! Нет бы задницу из кресла вытащить и бегом ребенка искать. А она в кабинетике сидит! Слышь, ты! если ты моего сына не отыщешь, я тебе ноги за ушами узлом завяжу, ясно?

– Георгий Анатольевич? – тихо, но внушительно проговорила Надежда Константиновна.

Арина еще успела удивиться: надо же, Крупская уже знает, как зовут этого агрессивного… мужа. И, похоже, знала это еще до того, как войти в кабинет.

Но агрессивный муж не впечатлился:

– Вы кто? Бухгалтерша? Вот и идите в свою бухгалтерию. Будет тут всякая мне указывать!

Назад Дальше