Я застыла, пригвожденная его тяжелым взглядом.
Что будет дальше? Убьет быстро или помучает?
И когда он сцапал мой подбородок и потянул на себя, я поняла, что все-таки меня ждет последнее.
Поцелуй был горьким, яростным, как будто мне в горло заливали отраву и заставляли глотать-глотать-глотать.
Я пыталась выкручиваться, отталкиваться, ломала ногти, сбивала пальцы, но не хватало сил даже сдвинуть с места этого подонка. Когда яд добрался до груди и сжал грудную клетку, мужчина резко оторвался и проговорил в сторону:
– Снимаешь?
Машина сорвалась с места, а я успела рассмотреть другого мужчину, что сидел напротив и направлял на меня глазок камеры.
– Да, – коротко ответил он и растянул грязную улыбку.
И тут мужик со шрамом и страшными глазами рванул на мне корсет. Я не успела и пикнуть. Разодрал его на части одним движением, оцарапав кожу и обнажив меня по пояс.
Глава 4. Ангел
Большая ладонь смяла грудь, а живая гора накренилась и вжала меня в сидение. Я попыталась закричать, но мужчина напал на губы, протолкнул что-то круглое между зубов, заставив глотнуть, и терзал меня глубокими-бешеными поцелуями, пока я не почувствовала странные горячие волны внизу живота. Это было унизительно, но я не могла себя обманывать. Что-то попало в кровь, заставляя меня сжиматься от жажды и желания.
На языке катался сладко-горький вкус, а по телу метались непривычные искры и молнии.
– Ты будешь довольна, обещаю, – сухо засмеялся мужчина, поднял рывком юбки и вклинился между ног. – Ты же для этого себя хранила? Мечтала о первой ночи, ласкала себя до трясучки, – белье затрещало, а что-то твердое и шероховатое прогладило меня там, где десять минут назад побывали пальцы гинеколога. Я со всей силы сжала ноги, но снова была вдавлена в сидение. Сильные руки развели мои бедра так порочно, что я задергалась сильнее, но только причинила себе еще больше боли. Урод со шрамом нажал на них так, что засхрустели кости, а мышцы едва не полопались от напряжения.
– Продать тебя подороже теперь не получится, – съязвил похититель, нагло и торопливо потирая складочки, причиняя невыносимые новые для меня ощущения. Я хотела, чтобы было неприятно, но волны жара наплывали с такой скоростью, что, казалось, еще миг, и я взорвусь.
– Разрумянилась, м-м-м… Да ты горячая штучка. Возбудилась даже раньше, чем таблетка подействовала.
Это не может быть настоящим. Это мне снится. Это просто сон. Страшный, Грязный. Не хочу так!
– Нет, – с трудом пролепетала я, – не хочу… Пожалуйста, не надо!
Я понимала, что кричать бесполезно – даже если кто услышит, что толку? Меня похитили с собственной свадьбы и не только собирались изнасиловать, но ещё и заснять это. Уроды!
От шероховатых пальцев, что массировали меня внутри, плавно и мягко, я вдруг начала постанывать. Сцепила зубы и замотала головой, я не могу это чувствовать, не хочу!
От мысли, что сейчас со мной сделает это чудовище со шрамом, в груди всё замирало. Сердце прекращало биться. Вот бы так и случилось, чтобы не испытывать этот кошмар, не плавиться от незнакомых искусственных ощущений. Я не могла ничего противопоставить насильнику, которого толком так и не назовешь, потому что я горела под его руками, и у меня не было сил сопротивляться. Как ни пыталась оттолкнуть мужчину, он давил-мял-ласкал, заставлял чувствовать себя ничтожеством.
От отвращения и ужаса меня затошнило, и я пожалела, что ничего не ела с утра. Хотела же казаться стройнее. Вот бы меня вырвало на этого ублюдка!
А этот гад просовывал пальцы туда, где кроме гинеколога меня никто не трогал, и от омерзения сводило челюсть, а бёдра раскрывались и подавались к нему навстречу. Разогретые умелыми руками складки вопреки моему желанию покалывали от наслаждения и покрывались еще большей влагой.
Между ног хлюпнуло, и я услышала смешок. Хотела крикнуть, что это гель, с которым меня осматривал врач, но мужчина навалился на меня, вжимая в сидение так, что потемнело в глазах, и безумные ласки его пальцев вдруг прекратились. Я вздохнула с облегчением. Хотя показалось, что застонала, умоляя продолжить. Сумасшествие! Он меня накачал чем-то, вот же подонок!
Увы, облегчение было недолгим. Вместо пальцев в мои складочки ткнулось нечто большое и горячее, и стало страшно. Даже под пулями я не боялась так сильно.
– Папа! – из последних сил закричала я, пытаясь вывернуться из стальной хватки рук. – Папа, спаси меня! Папа! – осипший голос провалился в плаче и истерике.
– Потерпи, невинная… – шепнул урод на ухо, – и придавил меня собой.
Весь мир растворился в дикой боли между ног, в агонии, что накрыла меня с головой. Казалось, меня сейчас просто разорвёт, и я умру от болевого шока.
– Папа? – плавно входя в меня глубже, отдаляя боль, спросил Шрам. Его лицо исказилось от ярости или страсти, стало еще страшнее, чем было. Огонь, что разошелся по крови ядом, сосредоточился между ног, заставил меня впиться ногтями в мощные плечи, пробить его кожу до крови. Мужчина качал нас и гневно-отчаянно говорил: – Тот папа, который решил, что правит миром? Тот, который хотел продать тебя Носову, как последнюю шлюху? – Шрам сжал мои бедра, потянул на себя и захрипел в волосы, надавливая с напором: – Просрались папины денежки, ты теперь бракованная, – басисто и довольно сказал урод. От его толщины и тепла внутри меня пламя прокатилось по телу и замерло в горле бесстыдным криком. Я выгнулась, сотрясаясь под Шрамом, и разорвалась на тысячи мелких кусочков. От унижения, от того, что не могла сопротивляться действию гадости, что мужчина заставил меня глотнуть.
– О, да… Пусть этот сладкий миг останется в твоей памяти навечно, – зарычал с последними толчками Шрам и глухо застонал надо мной.
Задрожал конвульсивно, взрывая новые волны боли в паху, в груди, везде, а потом огонь стал глубже, сильнее, растворился в горячей влаге.
Шрам резко отодвинулся, вжикнула молния, меня потянули за плечи, заставляя встать. Темнота плясала перед глазами и мерцала черно-красными точками, между ног невыносимо горело, и от глухой боли, и от оргазма, будто я всю ночь, как шлюха, ублажала мужчин. Машина остановилась, и меня бесцеремонно выставили на улицу.
– Передай папочке привет от Лютого, – вякнул вслед урод, и мои ноги подогнулись. Я рухнула на колени и зарыдала.
Хлопнула дверь, взревел мотор, поднялась пыль, песок застелил глаза, а я не могла шевельнуться, сидела, уткнувшись лицом в ладони, глотая унижение.
Колени жгло, но это было неважно. В меня будто налили адского пламени – между ног словно сотни тысяч углей разом вспыхнули и стали плясать. Я уткнулась лицом в асфальт, тихонько завыв от безысходности.
– Ангелина! – словно сквозь вату донёсся крик. – Вон она!
Словам, будто музыка жуткой песне, вторили звуки полицейских сирен. Я сжималась от стыда, прикрывала руками разодранный лиф, пыталась спрятать потеки на внутренней части бедер и прикрывала лицо ладонью, чтобы зеваки не снимали меня.
Охранники отца оттеснили людей. Меня подняли на руки, над ухом прозвучало:
– Ангел, мой… Девочка! – Голос отца дрожал. – Ты жива…
– Папа, – слабо прошептала я и обвила руками его шею. – Па-па-а-а…
– Ничего, – шептал отец, неся меня к свету, – всё будет хорошо, детка. – И крикнул яростно: – Костя, машину! В больницу, немедленно! Проклятые зеваки… А ну, в сторону, или я прикажу стрелять! – И чуть погодя: – Огонь!
Раздались выстрелы в воздух, испуганные крики, визги… А я, прижимаясь к шее отца, беззвучно плакала, как птица, у которой обрезали крылья.
Глава 5. Лютый
– Папа, помоги! Папа… – кричал мой трехлетний сын голосом Кирсановой, пробивая огненной стрелой виски.
Блядь! Я открыл глаза и уставился в потолок кабинета. Сжал пальцами голову, надавливая на лоб. Какого хуя меня ее образ и голос преследует? Два месяца прошло. Испытываю раскаяние? Хрена с два! Пусть скажет спасибо, что я ее не придушил!
Диван жалостливо заскрипел, когда я скинул ноги на пол и выровнял спину. Последнее время совсем собой не владею, хочется либо кого-то прибить, либо бухать по-черному. А все скотина Кирсанов!
Опустив голову, я провел пальцами по коже. Подушечки нащупали уродливые шрамы – память о том дне, который никогда не смыть из памяти. Ни местью, ни возмездием, ни временем. Ни-чем. Надругательство над дочерью врага – слабое облегчение, маленький глоток воздуха в грудь наполненную густой смолой. Я не жалел, но внутри что-то царапало, разливало по горлу горечь. Когда-то я был другим и никогда бы не позволил себе пасть так низко. Когда-то…
А сейчас я буду уничтожать. Буду гнобить тех, кто причастен к смерти Милы. Буду дышать и жить дальше только ради того, чтобы найти моего мальчика. Буду верить, что он еще жив. Если жив, найду. Умер – убью-растерзаю всех, кто к нему прикоснулся.
– Лютый, к тебе можно? – осторожно заглянул в кабинет Слава. Он дождался моего кивка, прокрался внутрь и встал на достаточном от меня расстоянии. – Есть новости по Кирсанову. Связной прислал, – протянул мобильный, и я заметил, как подрагивают тощие руки охранника. – Только посмотри сам. Я пойду?
– Стоять! – почти гавкнул я. Подчиненный аж побелел от моего рева.
Всех приближенных пугал мой вид. Я привык, что они боятся, хотя жутко раздражало, что рядом находятся дряблые неспособни.
– Что там? – я развернул горизонтально экран и нажал «плей», едва попав большим грубым пальцем по значку.
Видно было плохо. Ракурс неудачный, но Связной и так изворачивался, как мог, чтобы достать мне информацию и не спалиться.
В камере мелькнуло сухое лицо Кирсанова и сутулая фигурка девчонки, которую я… Сука, да не жалею я, что сорвал свадьбу и так жестоко с ней обошелся! Ни грамма. Пусть папочка ее жалеет. Мне посрать. Я вообще ее грохнуть должен был, но… не смог. В последний момент тормознул, сам таблеток наглотался, чтобы захотеть ее и, украв ее невинность, сорвать свадьбу.
– Ты не слышал, что сказал врач? – тихо, но уверенно заявила дочка олигарха. – Я не сделаю этого, папа.
– Я против! – гаркнул в ответ Кирсанов, а меня сковало яростью, корпус телефона захрустел под пальцами, Славка в страхе отступил. Он знал, что, когда я зол, могу быть настоящим зверем.
– А я против свадьбы. – Голос сучки задрожал. – Это сделка папа. Хочешь чтобы я пошла на неё, тогда смирись.
– Если Носов узнает, чей он – будет катастрофа.
– Папа, я не смогу больше иметь детей, – она еще больше согнулась, обняла себя худыми руками. – У меня отрицательный резус. Если прервать беременность, больше не смогу родить. Я оставлю… его. Это мое решение. Воспитаю сама, Гриша не прикоснётся к ребенку. Пап… Умоляю.
Огонь полился в горло и плеснулся в голову, затмив разум и внешние звуки.
– Сука! Сука! Сука! – зарычал я медведем и размазал телефон по стене. Осколки рассыпались под пальцами, а на поверхности появились выбоины. – Какого хрена она посмела от меня забеременеть?! Тварь! Я был уверен, что, даже если такое произойдет, ее почистят.
Хлопнула дверь – Славка смотался. Трус!
Сколько я молотил стену и трощил мебель, не помню. Меня вырубило. Как последние два года – напрочь вырвало из реальности. Очнулся, когда дверь, вернее ее куски, рухнула под ноги, а в кабинет с легкой дразнящей улыбкой вошел Волчара.
– Перестановка? – спросил он и огляделся. – А мне… нравится. Минимализм!
Присел рядом и, не глядя на меня, ехидно добавил:
– Хотя лично я бы ограничился заменой занавесок, а не окна. – И тихо спросил: – Что у нас плохого? Что тебя так разозлило?
– Кирсанова беременна, – выплюнул я и сел на пол. Отшвырнул ногой обломки стула или стола. – От меня, сучка, беременна!
Серый замолчал, лишь сжал руки в кулаки. Машинальный жест, что так красноречиво говорил о его мыслях. Друг подобрался и тихо предложил:
– Ты знаешь, мне это не нравится, но… Если скажешь, я это сделаю. Девка исчезнет.
– Не-е-ет! – завопил я. – Тех, кого помиловал, я не трогаю! Запомни это, – договорил жестко, а потом озвучил мысль: – А если она родит сына? Мне. Сына. Я его заберу! Точно! – вскинул голову и оскалился, но неприятная догадка полоснула по груди. – Блядь, в нем будет кровь ублюдка Кирсы… Крысы! Убей лучше меня, Серый.
– Кого угодно, дружище, только не тебя, – горько ответил он. – С удовольствием размозжу голову Кирсанова, даже скрепя сердце придушу его дочь, но ты для меня неприкосновенен. – Он хитро усмехнулся. – Стоит представить, что мне за это будет от Насти, так лучше заранее выброситься из окна!
Сестра Волка, Настенька, хоть и передвигалась на кресле-каталке, но могла отметелить даже брата-боксера. Разумеется, Серёга терпел ее злость, ведь Настя не могла говорить, и эмоции изливала лишь действиями.
– Приведи ее, – меня осенило. – Приведи Ангелину. Я ее украду, спрячу, а потом, как ребенок родится, выброшу на улицу.
– Кирсанов на стену будет лезть из-за кровинушки, – жёстко рассмеялся Серёга. И сжал кулаки: – Сегодня же она будет у тебя.
В кабинет влетел Славка. Взъерошенный, красный.
– Лютый! – запищал он, прижимая телефон к уху. – Они что-то планируют. Подсадной у Носова сообщил, что намечается большой трах с дочуркой Кирсанова. Они хотят сорвать беременность и уже выехали на дело…
Глава 6. Ангел
Покачиваясь в седле, я смотрела на небо. Лошадь неторопливо брела по дороге, а я её не подгоняла. Мне давно уже некуда спешить. Два месяца как жизнь моя оборвалась. То, что было после моей «свадьбы» трудно назвать этим позитивным словом.
– Хорошая погода.
Я кивнула. В который уже раз? Это важно? Разговаривать не хотелось, я бы с большим удовольствием молчала и ехала вперёд, но этой приятной прогулкой я была обязана Григорию.
– Спасибо, – вздохнула я и, выдавив улыбку, посмотрела на бывшего жениха, – за то, что уговорил папу отпустить меня. Из дома я выхожу только в больницу. Он и раньше меня особо никуда не выпускал, а… после…
Я вздохнула, потому что слова кончились. Гриша догнал меня и, натянув поводья, заставил своего жеребца шагать рядом.
– Всегда в твоём распоряжении, Лина, – весело ответил он и, сверкнув голубизной глаз, добавил: – Если бы ты хоть намекнула, что хотела прогуляться со мной, я бы приехал раньше.
Я отвернулась. Нет, раньше не нужно было. Я только перестала вздрагивать каждую минуту. Психолог, которая посещала меня каждый день, утверждает, что я иду на поправку. Мне бы её уверенность.
Каждую ночь я видела во сне страшное лицо со шрамом и просыпалась в холодном поту. Казалось, с того жуткого дня живу с тем подонком. Не проходит минуты, чтобы я не подумала о нём. Я проклинала его, желала самой страшной смерти.
Мало того, что этот отморозок сломал мою жизнь, он ещё и…
Я невольно прижала ладонь к животу и тихо всхлипнула.
Гриша покосился на меня и тихо спросил:
– Ты в порядке?
– Нет, – честно ответила я.
Разумеется, для Носовых не было тайной, что я забеременела. С трудом помню, что происходило в больнице следующие две недели, но, когда выплывала из болевого тумана, часто слышала, как доктор доказывает отцу или Носову, что аборт в таком состоянии для меня может быть смертелен.
Что делал Носов в моей палате, так и осталось загадкой. Ведь я уже не девственница, а такому чистоплюю, как бизнес партнер моего отца, нужна «чистопородная кобылка». Меня же испортили.
Будто подслушав мои мысли, Григорий признался:
– Я переживал за тебя. Приходил в больницу каждый день, но…
Он замолчал, да и я не спешила говорить. Знала, что Гриша каждый день приезжал, привозил цветы и подарки, но люди отца ко мне в палату без его разрешения никого не пускали. А почему папа не давал согласия моему бывшему жениху, и так понятно. Отец запретил мне рассказывать кому-то о «Привете от Лютого», но боялся, что в таком состоянии я проговорюсь.
– Спасибо, – чтобы разорвать напряжённое молчание, снова поблагодарила я.