Омерта. Книга 2 - Мейер Лана 3 стр.


– Мне не все равно, как видишь, – небрежно бросаю я. – Я за тобой приехал.

– Потому что отец приказал, да? – пытает меня Памелла.

Молчу, бросив все свое внимание на трассу, намереваясь прекратить участие в её истерике.

– Киан, кто она? – перепрыгивает на другую тему Памелла, не смирившись с моим молчанием. – Эта девушка, что была с тобой? Я видела твой взгляд, – ехидно замечает она, сжимая ладонь чуть выше моего колена. – Или мне показалось?

– Прекрати, Пэм. Тебя не должно волновать, как и на кого я смотрю. И стоит забыть то, что было, между нами, в далеком прошлом. Это было ошибкой, глупым развлечением. Отныне ты моя сестра. Я рад, что сейчас ты в безопасности, – отстранённо произношу я, и буквально слышу, как у девушки в ответ схватывает дыхание.

– Киан…что? В далеком прошлом!? В далеком? – с возмущением бросает она, задыхаясь от гнева и обиды. – Киан, зачем ты так со мной? – и вновь тон её голоса сменяется на умоляющий, выпрашивающий внимания, жалобный. Так отличающийся от гордого, вызывающего и строптивого голоса Мии. – Неужели ты не помнишь? Ты мой…мой…Киан, – заявляет девушка, и прикасаясь к моему лицу, пытается обратить на себя мой взор, но меня лишь коробит от её прикосновений и навязчивых действий.

– Поцелуй меня, Киан, – жалобно умоляет Пэм. Отвлекая от дороги, прилипает к моему плечу лбом, потираясь об меня, словно кошка в стадии течки. Бл*дь, как же она бесит.

– Я все сказал, Пэм. Наша интрижка в прошлом. Закрыли тему.

– Но я так скучаю, Киан. Очень. Безумно, – томно выдыхает мне в ухо девушка. – Киан, пожалуйста, – умоляет идиотка, только что вышедшая из заложниц. Не похоже на то, что случившееся было для нее психологическим испытанием, судя по тому, что её рука скользит вверх по моему бедру. Стремительно, быстро. Её мягкая ладонь сжимает мой член, взбудораженный мыслями об Амелии, через джинсы. Я слишком занят рулем, чтобы остановить действия Памеллы, что наспех расстегивает мою ширинку и бесстыдно так, поглаживает мой каменный ствол сквозь боксеры.

Мои мысли где-то далеко, в спальне Амелии, и, несмотря на то, что у меня стоит, невербальное предложение Пэм мне не интересно.

– Руки убрала, – приказным тоном рычу я, оскалившись на Памеллу.

– Но тебе же приятно, Киан, я знаю и чувствую…вижу, – с придыханием замечает Пэм, мастерски обращаясь с моим членом.

– Ты только что находилась в заложницах, у тебя есть голова вообще? Может, стоило тебя там оставить?

– Мне срочно нужен мой любимый антидепрессант, Киан. Я знаю, что успокоит меня…тебя. Ты вспомнишь, каково это быть со мной, и станешь добрее, правда? – наивно рассуждает глупая женщина, и в этот момент я останавливаюсь на светофоре. Все происходит довольно быстро. Памелла наклоняется лицом к моему паху, высвобождает мой напряженный член из тесных боксеров и глубоко заглатывает его без лишних прелюдий. Кайф и низменное, быстрое и фальшивое удовольствие, простреливает пах.

Такое пустое, плотское и чертовски яркое наслаждение.

Пелена телесных реакций на её действия немного затуманивает разум.

Ничего не могу поделать. Раз пошла такая вечеринка, то я не против вынести свой гнев естественным образом. Памелла, конечно, не боксерская груша, но соска отличная.

Но я хочу прекратить все это. Ее унижения, постоянные намеки. А раз по-хорошему Пэм не понимает, придется накачать её собой до тошноты в буквальном смысле. Включаю аварийный знак ровно на минуту, разбавляя звук характерного причмокивания автоматическим. Беру Пэм за волосы и толкаюсь бедрами в рот девушки, ощущая, как головку сжимают стенки её горячего горла.

– Пэм, ты сама напросилась, – глухо замечаю я и тяжело дыша, позволяю всем скопившимся бесам выйти из себя через минутную грубость. Девушка явно не ожидала такого расклада, но надеюсь, она навсегда запомнит такое обращение и больше никогда не посмеет унижаться передо мной.

Насаживаю рот Пэм в слишком быстром и интенсивном ритме, и она даже не возмущается и не сопротивляется, хотя очевидно, что она давится и едва дышит, когда я тупо использую её горло, которое она сама так любезно мне предоставила в прокат. Когда все уже кончено, я смахиваю с её губ сперму салфеткой, отталкиваю её от себя и бесстрастно застегиваю молнию на джинсах. Вновь хочу тронуться с места, как ни в чем не бывало, но эта дура все ещё лезет ко мне с голодными поцелуями. Отворачиваюсь, отстраняя от себя Памеллу. Нет ничего хуже, когда женщина ведет себя, как назойливая муха.

Черт, не стоило этого делать.

Я чувствую себя грязным и в очередной раз пробившим дно мудаком, потому что вновь поддался мимолетному желанию слить энергию взамен на удовлетворение плотской потребности. К тому же, трахать Пэм, несмотря на то, что она никогда не была мне сестрой, не правильно. Впрочем, что сделано, то сделано. Ещё одно доказательство того, что мы долбанные животные.

Мы все грешные и дикие, хаотичные создания в вечных поисках порядка и гармонии, а кто уверяет в обратном, является дьяволом во плоти.

– Киан, почему ты так груб со мной…я же знаю, ты хочешь продолжения, – затуманенным взглядом, Пэм не отрываясь, смотрит на мои губы с мечтательным, влажным, ожидающим, выражением лица. Я чувствую запах её возбуждения, она источает флюиды желания, зазывая меня в свои сети. Вновь тянется к моим губам и льнет к плечу, но теперь уже я твердо пресекаю её попытки вторгнуться в мою зону комфорта.

– Угомонись, Пэм. Это было в последний раз. В следующий раз будет хуже, – предупреждаю я, как Пэм, проглатывая унижение и гордость, поглаживает кожу шеи, явно испытывая боль и дискомфорт в горле. Черт, как она может так унижаться? Это было слишком дико и быстро, я просто использовал её рот, полностью контролируя процесс и темп проникновения.

– Ты ублюдок, Киан. Но я люблю тебя, – блаженным тоном заявляет она, откидываясь на спинку кресла и расслабляясь окончательно.

Мне даже жаль её. Но это Пэм. Ненормальная нимфоманка, но на самом деле глубоко травмированная девочка. Ещё бы – в этой семейке очень трудно вырасти адекватным человеком.

– Тебе нужна помощь специалиста, Пэм. Я найду хорошего психолога. Как можно так себя не уважать? Все будет хорошо, – она кладет голову на мое плечо и глухо хныкает. Обнимаю девушку, наспех целуя во влажный лоб.

– Мне очень жаль, что когда-то я позволил этому произойти. Ты сама все знаешь. Тебе нужно отпустить прошлое, Пэм. С этой секунды, ты моя сестра, и это уже окончательно, – расставляю все точки над «и», на что Памелла отвечает горьким завыванием. Возвожу взгляд к потолку, невольно радуясь тому, что мы почти дома и наконец, разойдемся в разные стороны.

Надеюсь, Памелла будет хорошей девочкой и сделает свои выводы из данного эпизода. И не причинит вреда Амелии, когда та станет моей женой и все об этом узнают. Черт возьми, я уже начинаю сомневаться в том, что брак со мной обезопасит девушку.

Но выбора не так много. Из двух дерьмовых вариантов, остается выбирать лишь наименее дерьмовый.

Без нашей помолвки она уже ходячий труп, но много ли изменит наш брак?

* * *

Через пятнадцать минут, отправив Памеллу в свое спальню с дюжиной горничных, я стремительным шагом направляюсь в кабинет Энтони Морте. Врываюсь посреди личного совещания дона со своим консультантом и одним из отрядов. Уничтожающим взглядом окидываю мерзкий кабинет Энтони, провонявший знакомым, доводящим до тошноты, запахом сигар. Наконец, встречаюсь с пытливым взором дона своим и выпаливаю под воздействием мощных эмоций и выброса адреналина:

– Всем немедленно выйти! – диктуя свои правила прямо при главе клана, рявкаю я. – У меня важный разговор к дону, – обвожу каждого своим фирменным сталкерским взглядом для профилактики, чтоб поторопились, собрали свои дебильные папки и свалили скорее.

Все присутствующие солдаты смотрят на меня с выражением легкого ошеломления, а потом резко переводят свои взоры на Энтони Морте, в ожидании его ответа и позволения выйти. Пустоголовые роботы, иначе не скажешь. Есть, конечно, адекватные члены семьи, но в основном это неосознанная масса, которая жаждет денег и ощущения находиться в закрытом, опасном, но привилегированном обществе.

Власть над мирными жителями, искусственно созданное ощущение себя особенным, уникальным, после вступления в cosa nostra – дешевый наркотик, на котором все здесь конкретно так сидят с первой дозы.

– Хорошо, мы как раз заканчивали. Я ждал Киану. Все можете идти, – взмахнув слегка скрюченной от нервного спазма, морщинистой кистью, дает повеление своим подчиненным Энтони Морте.

Каждая мышца в моем теле напряжена до предела, вся сила и кровь стекает густым свинцом в стиснутые до боли кулаки, когда смотрю на вальяжную походку дона, измеряющего длину своего рабочего стола короткими шагами, и количеством затяжек элитной сигары. Мы оба молчим, но ровно до тех пор, пока дверь с грохотом захлопывается за последним солдатом, капитаном и консультантом Леоном Гомез. Как только мы остаемся одни, Энтони останавливается в районе середины дубового стола и, бросая тяжелый, глухо отчитывает:

– Очевидно, ты принес мне очень важные новости, сын мой, раз позволил себе недопустимое поведение в присутствии моих подчиненных, – его скрипучий тембр напоминает звук скольжения мела по пластиковой доске. В солнечном сплетении затягивается очередной узел неприязни и ненависти к отцу, и у меня такое чувство, что очень скоро он разрастется до размеров диафрагмы и встанет глыбой поперек грудной клетки. – Еще раз позволишь себе нечто подобное, я не поскуплюсь на наказание одного из своих наследников. Я вообще, прощаю тебе многие вещи, Киан…наверное, потому что вижу в твоих поступках, даже в таких мелочах, как общение с поданными – твой характер. Я вел себя точно также в твоем возрасте. Непобедимый, но закрытый бунтарь, мечтающий о призрачной свободе…и о безграничной власти. Я разрывался между двумя гранями, двумя целями, и меня постоянно метало из стороны в сторону, потому что я боролся с тем, с кем никогда не стоит бороться. С самим собой, Киан. Я вижу себя в тебе так отчетливо, что признаться, все меньше рассчитываю на Стефана… – вслух рассуждает Морте, вновь окрашивая мой мир в черный цвет. – Я так понимаю, все прошло успешно? Мне сказали, что Памелла дома. Она будет под домашним арестом.

– Маячок на Амелии, – сухо отчитываюсь я, вспоминая об обручальном кольце на безымянном пальчике Амелии и то, какими огромными, полными удивления и шока глазами, смотрела на меня девушка. Голубые кристаллы в обрамлении черно-угольных ресниц…она космический магнит, моя ожившая фантазия, падающая звезда, озаряющая небосвод жемчужным бликом.

Черт. Когда женщине удается коснуться твоего духа, не так уж и стремно быть романтиком, хотя бы в своих мыслях.

– Что ж, это превос… – одобрительно кивает Морте, но я обрываю дальнейшие слова дона.

Резко делаю шаг по направлению к отцу и смотрю на него уничтожающим, требовательным, приковывающим к краю стола, взглядом и чеканю по слогам, не в силах больше терпеть отказов в своей просьбе.

– Дай. Мне. Поговорить. С сыном, – шиплю я, ощущая, как болезненно вибрирует каждая клеточка в теле. Меня бросает в жар от одной лишь мысли, что я могу увидеть Антея и удостовериться, что с ним все в порядке. Увидеть его глаза, отражающие мои. Простое счастье любого отца…просто посмотреть, на то, как он вырос с момента нашего последнего разговора.

Мы говорили по видеосвязи около года назад.

И я не видел сына в реально жизни около шести лет.

Сердце обливает агонизирующим пламенем, бросает его в пекло, и я ощущаю острую боль в области грудной клетки, от которой невозможно избавиться. Ни таблетки, ни убийственная доза морфия не убрала бы эту горечь. Только глаза сына способны остановить испепеляющий ад внутри.

– Я сделал все для тебя сегодня. Я готов был выстрелить этой наивной дуре в голову. Да, я знал, что револьвер не был полностью заряжен, но проверив его, я обнаружил один патрон в барабане, – намеренно обесцениваю Мию в разговоре с отцом. – На прошлой неделе я решил все вопросы с этим дурацким портом и именно благодаря мне, доходы семьи в очередной раз выросли. Мы прекрасно знаем, отец. Что ты уже отвык от беготни и реальных дел, тебе нравится играть в Короля и поданных, отсиживаясь в особняке. Если я прямо сейчас пущу себе пулю в лоб, ты ни черта без меня не сможешь, а Стефан в том состоянии, в котором он находится сейчас, потянет весь клан на дно. То, что создавалось годами и поколениями будет разрушено, а Энтони Морте войдет в историю мафии, как дон, который все потерял. Ты этого хочешь, отец? Я знаю, что я прав, не смотри так на меня!

– Ты забываешься сын мой. Забываешь о том, что за твою дерзость, может пострадать Антей, – вновь тянет на себя манипуляторный рычаг Морте, но я не намерен сейчас вестись на словесные провокации.

– Ты отнял у меня жену. Почти отнял сына. Если ты отнимешь его у меня, если ты причинишь ему хотя бы сотую грамма боли, я живого места здесь не оставлю, – озлобленно рычу я, не выдерживая эмоционального накала, хватаю дона за ворот пиджака, заглядывая в глаза Смерти.

– Я не убивал Ванессу, – безжизненно оповещают его иссушенные губы.

– Виновного в подрыве машины, где она находилась, установить невозможно. Очень удобно, ничего не скажешь. Но сейчас меня волнует не прошлое, а настоящее, Морте. Я не позволю тебе способствовать тому, чтобы Антей забыл меня! Три дня назад у него был день рождения. Ты не дал поздравить. Мне нужно поговорить с ним, – меня трясет вместе с пиджаком и Энтони Морте, заключенного в мою хватку. Наконец, я отпускаю его, прекрасно понимая, что перешел черту.

На несколько долгих минут пространство до краев наполняется густой, давящей тишиной, которая изредка нарушается моим тяжелым дыханием.

– Она будет в тебе излишнюю эмоциональность. Эта puttana открывает твое сердце, Киан, – голос Энтони разрезает пространство, подобно взмаху заточенной сабли.

– Она тут не причем. Весь мой мир вертится вокруг Антея, и ты это, к сожалению, знаешь. Все, о чем прошу – это поговорить с ним прямо сейчас, – разрушительное чувство зависимости и унижения перед доном вновь овладевает меня.

Я почти готов умолять его о том, чтобы он позволил увидеть сына. Это ужасно.

Но я больше не могу так.

Не могу засыпать в настоящем аду, с мыслью о том, что даже не поздравил его с днем рождения. Он думает, что мне плевать на него, он забывает меня, я в этом уверен, черт подери.

Он ненавидит меня. Маленький человечек, который до пяти лет рос на моих глазах, был нашим с Ванессой миром, считает меня самым дерьмовым отцом на свете. Я не могу смириться с этой ядовитой мыслью. И просто…скучаю до жуткой рези в груди.

– Открытое сердце – это прекрасно, Киан. Но открытое сердце так легко ранить, – Энтони Морте качает головой и берет со стола одно из лежащих в витиеватой корзине, красное яблоко. Из внутреннего кармана пиджака дон достает швейцарский нож и быстро разрезает фрукт пополам, и вгоняет острие в сердцевину яблока, образно олицетворяя произнесенные им слова.

Кожа в зоне затылка мгновенно покрывается инеем, хотя внешне я даже бровью не веду, наблюдая за кровожадной демонстрацией Морте.

– Хорошо, сын мой. Ты поговоришь с моим внуком. Ты заслужил, – его губы раздвигаются в неискренней улыбке, и дон хлопает меня по плечу.

Я стараюсь не думать, каким образом мне достался разговор с сыном. Ещё бы чуть-чуть и пришлось бы умолять.

По телу разливается приятное тепло от предвкушения нашей видео-встречи и это все, что имеет сейчас значение.

* * *

Я нахожусь в специальной комнате, сильно напоминающей звукозаписывающую студию своей атмосферой бункера, в которой всегда разговариваю с сыном. Пространство темное, аскетичное. Без окон, освещение слабое. Я сижу за столом перед огромным монитором компьютера, на котором совсем скоро увижу своего сына.

Антея.

А он увидит меня в этой долбаной военной форме, которую я всегда надеваю, чтобы он верил в красивую легенду про своего отца. Антей думает, что я на службе, выполняю секретные задания и спасаю мир. Ему было почти пять, когда умерла Ванесса, и когда нас разлучили.

Назад Дальше