– …А вы не так уж и постарели, русские монстры!
– Ты тоже.
– Что тоже, Дим? Тоже монстр или тоже не постарела?
– И так и так.
– Хорошая шутка! – расхохоталась Пруденс.
Русско-американская компашка переместилась из бара в расположенный в саду отеля ресторан Nawafeer. Длинный, нескладный парнишка Боб (как выяснилось – оператор-стажёр Мак-Ги) с самого начала застолья почтительно помалкивал, хотя ему, время от времени, и хотелось вставить словечко, обозначая свое участие в разговоре. Но – увы! В этой компании он был не то чтобы чужаком, но явно – не своим. А потому, чтобы загасить ощущение собственной лишности, преувеличенно-активно налегал на восточные закуски. А ещё больше – на араку…
Пруденс отхлебнула большой глоток пива из высокого запотевшего бокала, с удовольствием затянулась сигаретой и немного лукаво посмотрела на Элеонору:
– Это сколько ж лет-то прошло? С Ирака?
– Даже не начинай! – нахмурилась та. – Слишком много.
– Детка, Эл, уж не тебе-то переживать! Ты-то у нас здесь самая младшенькая за столом. Учитывая, что мой малой теленочек пока не в счет.
– Не знаю, насколько он «малой», но стакан держит вполне по-взрослому, – усмехнулся Митя.
– В самом деле, Боб! Не налегай на спиртное! – спохватилась Пруденс с интонациями заботливой мамаши. – Лучше вот попробуй.
– Что это? Выглядит как-то…
– Это ближневосточный хумус. Пюре из гороха особого сорта.
Боб Ли опасливо покосился: сперва на экзотическое блюдо, а затем на сидящую напротив не менее экзотическую троицу представителей страны-агрессора.
– Мисс Мак-Ги! У этих русских такой странный акцент. Я далеко не всё понимаю из того, о чём они говорят и почему смеются.
– А тебе пока ничего и не нужно понимать, мальчик. Просто сиди и наблюдай. Когда ещё увидишь сразу трёх русских профи в одном месте?
В ответ Боб обиженно засопел, а Пруденс лишь теперь вспомнила, что не представила мальчонку официально.
– Кстати! Парни, Эл! Его зовут Боб Ли, а папа у него – конгрессмен. Пол, не надо так оживляться! Поверь, не все американцы пидорасы! – последнее слово Пруденс произнесла по-русски.
Не понимая причины смеха, громыхнувшего после объявления его имени, Боб надулся ещё сильнее и под шумок опрокинул в себя еще одну рюмку.
– Ну, про Пола я более-менее слышала. Он у нас часто бывает, его любят наши каналы приглашать.
– Да иди ты?! – удивился Митя.
– А как иначе? Прогрессивный русский журналист, жертва гомофобии.
– А! Ну да, ну да. Конечно. Вопрос снимается.
– Даже я парочку сюжетов с ним видела. Хотя, как ты знаешь, Дим, телевизор не смотрю… А ты как, Эл?
– А я вышла замуж и родила двоих сыновей.
– Да-да. Удачно вышла. За русского олигарха.
От такой осведомлённости у Элеоноры глаза на лоб полезли.
А Пруденс, невозмутимо отхлебнув пива и закурив новую сигарету, столь же невозмутимо докончила:
– ЦРУ приглядывает за тобой, детка! А у меня в этой конторе любовник. Был.
Изумлённое молчание Элеоноры красноречивее любых слов выдало, что детка на шутку купилась.
– Расслабься, Эл! Я пошутила. Ты же сама про себя всё рассказала в интервью этой идиотке из «Ньюсуика». И про мужа, и про детей, и про карьеру. Заместитель главного Босса на канале! Просто американская мечта… в русской версии.
Медвежонок прыснул, а раздосадованная Элеонора поспешила перевести стрелки:
– Да что мы всё – обо мне да обо мне? Расскажи-ка лучше о себе, звезда?
– Карьера Мак-Ги развивалась неровно, – в телевизионном ритме начала перечислять Пруденс. – Пулитцер за Ирак, премия Джорджа Полка за Афганистан. Езда в нетрезвом виде, чудом не попала в закрытый федеральный наркологический центр… Потом снова Пулитцер. Потом сексуальный скандал на канале и клиника Мидоус, штат Аризона…
Услышав название родного штата, уже клюющий носом Боб встрепенулся:
– Вау! Аризона! Аризона – ка-ра-шо!
– Аризона форева! – среагировал Митя и вскинул кулак в приветствии «Рот-Фронт!»
– Бедный мальчик. Ему с нами скучно, – сочувственно поцокал языком Медвежонок. – Да, Дэнс, так что там за клиника?
– А! Там как бы лечат от сексуальной зависимости. Но не верьте. Там такое… Короче, там меня растлили окончательно. У нас ведь как? Если кто-то что-то рассказал про тебя – главное не спорить. Надо просто принять вину и вынести стыжение.
– Вынести, прости, чего?
– Это когда тебя чморят, как распоследнюю суку. А потом заставляют лечь в клинику к похотливым жуликам, и тогда, быть может, у тебя ещё будет шанс. Поскольку я цветная – мне шанс дали. Была б я белым мужиком – всё, жопа! Но я уже не на CNN, я теперь на «Фокс Ньюз», но пока еще в седле. И – вся в кредитах. Эта наша программа излечения сексуальной зависимости «Нежный путь» – путь к полному разорению [9]…
– Пруденс, пардон муа, а в чём твоя э… э… э… секс-зависимость выразилась? – обалдело уточнил Медвежонок.
– Ну, якобы я грязно приставала к стажёру и стажёрке.
– А… а это было действительно грязно?
«Медвежий» вопрос прозвучал настолько серьезно, что сперва Пруденс, а следом и Митя с Элеонорой принялись ржать как ненормальные.
Отсмеявшись, американка утёрла глаза и повернулась к Мите.
– Дим? А что про тебя? Карьера?
– Карьера – это не моё.
– Пить меньше надо, – фыркнула Элеонора.
– Во-во! – подхватил Медвежонок. – Надо меньше пить и больше спать с олигархами.
– ЧТО?!!
– Что слышала!
– Эй, эй, прекратите! – встревожилась Пруденс. – Только встретились. Успеем пересраться.
– Мой муж НЕ ВЛИЯЛ на мою карьеру!
– Эл, перестань! Ты не на митинге этой вашей «Одной России».
– Единой России!
– Да какая разница? Всё, проехали… Дим, так что с тобой?
– А что со мной? Нормально. Развёлся. Это из крупных достижений. А так… Мотаюсь по России, мотаюсь по странам. Таскаю камеру. Вроде пока не увольняют и в секс-тюрьму не сажают.
И здесь в разговор снова вступил Медвежонок. И на сей раз он оказался непривычно серьёзен:
– Митя забыл упомянуть про свои две ТЭФИ. Это наша национальная телепремия. И про медаль «За отвагу» – это за Ливию, ему там ногу прострелили. А карьера… Знаешь, Дэнс, как у нас в армии говорят? «Чистые погоны – чистая совесть».
Не простившая намёк на постельный характер карьеры Элеонора обожгла Медвежонка ядовитой улыбкой:
– Ещё один армейский философ выискался. А ты, Паша, что? Неужто в армии служил?
– Я-то как раз служил, милая. Далеко на юге. В отличие от…
– В отличие от меня, что ли? Так у нас не Израиль, женщинам вроде как необязательно.
– В отличие от мужа вашего, божественного Юрия, – невозмутимо докончил Медвежонок.
Лицо госпожи Розовой мгновенно пошло пунцовыми пятнами. С грохотом уронив стул, она вскочила из-за стола и с кулаками набросилась на Пашу.
Что и говорить – во гневе Элеонора Сергеевна была страшна. Так что Мите и Пруденс пришлось приложить немало усилий, дабы растащить и вернуть на свои места этих двоих. Что же касается Боба, тот, благоразумно не вмешиваясь в происходящий на его глазах дурдом, воспользовался ситуацией и опрокинул очередной стаканчик араки.
Когда все немного успокоились, Митя, уводя народ от скользких тем, поинтересовался у Пруденс:
– А как там Катрин?
– Ну… как… Могло быть хуже. Ампутация левой ноги до колена… Филипп долго с ней возился, не бросал… Можно сказать, поставил на ноги, чудо-протез… Но потом всё-таки ушел… Она дочку недавно родила. Не от Филиппа… Из профессии, можно сказать, ушла наполовину – преподает журналистику в Университете Лонг-Айленда. Что ещё… Помните испанца Габриэля?
– Да, конечно.
– Он написал книжку про военных корреспондентов.
– Ого! Читала?
– Да. Хорошая, много переводов. И у нас перевели, и он на презентацию приехал. Созвонились. Договорились, что подъеду, повидаться. А его на следующий день после презентации в номере мёртвым нашли. Нет ни наркотиков, ни алкоголя. Сердце во сне остановилось… Дим, а как этот… Зверов?
– Зверев. Сашка… – помрачнел Митя. – Никак, Дэнс. Тоже недавно не проснулся. Только как раз с алкоголем.
– Кошмар! А Оксана и Коля?
– Эти на Украине. Коля теперь Мыкола. Они на разных каналах, но оба сражаются с агрессией России.
– О нет! Только не про Украину! Бога ради, Дим! Я не хочу в первый же вечер переругаться в говно! Успеем ещё… Вы здесь надолго?
– Три дня.
– Ну вот. Времени впереди много…
В этот момент Боб Ли молча упал лицом в тарелку с недоеденным хумусом. Всё, батарейка у парня полностью разрядилась.
– Не уследила! – ахнула Пруденс. – Доверили маленького, а я не уследила. Я говорила, что у него папа конгрессмен?
– Дэнс, а какой у него номер? – невинно поинтересовался Медвежонок. – Я помогу дойти коллеге.
– Пошёл в жопу, Пол! Это не твоя добыча.
– Да я не в этом смысле! Просто, по-товарищески, хотел помочь.
Митя тем временем сноровисто охлопал карманы Боба и выудил ключ от номера.
– 215-й. Паша, давай: я справа, ты – слева… В одиночку этого лося всё равно не дотащить. Дамы, спокойной ночи. Надеюсь, завтра вечером сядем уже как положено. Основательно и серьёзно. Завтрак у них здесь ранний, не проспите…
Русские журналисты максимально бережно вынесли из сада бессознательное американское тело, и дамы остались за столом одни.
– Дим всё такой же! – первой нарушила молчание Пруденс. – Очень ответственный. Всех отведёт, всех спать уложит.
– Тебе виднее. Насчёт уложит.
Вложенный в реплику яд Пруденс учуяла, однако вида не подала. В несколько глотков допив своё пиво, она достала очередную сигарету, задымила, и лишь после этих манипуляций заговорила негромко, словно бы сама себе:
– Тогда, в Багдаде… Мы все, как помнишь, сильно напились. Дим довёл меня до номера, уложил, и – всё… Хотя – я не была против, врать не буду. Но он ушел. Как оказалось, ушёл недалеко. Утром я нашла его спящим в коридоре… Я не знаю, зачем тебе это рассказываю. Мы с тобой не подружки, и я тебе ничего не должна. Но на самом деле я много лет думала о том, что было бы неплохо тебе всё это рассказать.
– И что ж не рассказала? – нервно спросила Элеонора. – Что, телефон не найти было? Типа железный занавес?
– Я не знала, как ты к этому отнесёшься. И… много всего разного было… Руки не доходили.
– Ты только не подумай… Мне на самом деле плевать. Просто как-то неожиданно, через столько лет, в Дамаске, ты сваливаешься на голову и говоришь, что у вас тогда ничего не было… Хотя ходила с таким видом, будто все было…
– А с каким видом я должна была ходить?
– На трезвую голову это даже и не… Нет, ты не подумай, повторюсь, мне плевать, у меня двое детей и муж, но…
Элеонора порывисто обернулась и крикнула официанту:
– Будьте любезны! Ещё два пива и две араки!
Официант, не мешкая, бросился исполнять заказ.
– Дэнс, надеюсь, ты не против?
– Я не против. В самом деле, давай за твоих детей выпьем. Они – твой самый главный выигрыш. Карьера и мужики – это всё ерунда. А вот дети… Я пыталась, но…
– Брось, какие твои годы?
– Большие, Эл. Ты просто не знаешь, сколько раз я… Ладно… Как там в России говорят? На здоровье!
– Да не говорят так в России! Но… Давай, милая…
Глава четвертая
Только утром, спустившись в ресторан на завтрак, я по-настоящему оценил масштабы мероприятия. Журналюг собрали действительно очень много. Причем со всего земного шарика. Разве что эскимосов и папуасов не пригласили. Такой наплыв нашего брата я за свою карьеру видел всего несколько раз…
– …Где тебя черти носят? – сварливо, с набитым ртом, поинтересовался Медвежонок.
На столе перед ним стояло внушительных размеров блюдо с фруктами, которые Паша, угрюмо сопя, поглощал с невероятной алчностью.
– Да углядел в зале ребят с украинского «1+1», ну и попробовал расспросить. Думал, может, Оксана с Колькой тоже где-то здесь?
– И как? Расспросил?
– Хренушки! Как это ныне принято среди щирых хохлов: «По-российску не баю. По-москальски не розмовляю». А наглые – у-у-у! Я одному из этих бандеровцев чуть в лоб не закатал. Чудом сдержался.
– А ведь я тебе, старик, ещё вчера сказал, что ты – расист.
– Да при чём здесь?..
– Ладно, не кипятись. Лучше сходи возьми персики, пока их все не расхватали. Сумасшедшие персики! – Вгрызаясь во фруктовую плоть, Паша аж застонал от удовольствия. – Забытый вкус детства!
– Медведяра, ты бы того, полегче с фруктами!
– Чё это? Сироток объедаю, что ли?
– Сироток ты, может, и не объедаешь. Хотя, как выражается товарищ Сухов, тут и впрямь… – Митя обвел взглядом забитый до отказа, гудящий ресторанный зал, – как детдом разбомбили.
– А в какой сцене Сухов это говорил? – не переставая жевать, задумался Медвежонок. – Может, не детдом, а гарем?
– Не который из кино Сухов, а мой приятель. Коля Сухов, востоковед. Да, а насчет фруктов… Сейчас вот повезут нас на встречу с президентом Асадом: все выстроятся, микрофоны в руки возьмут, и вот тут-то твои персики и скажут своё весомое слово.
– Вот ты дурак, Мить! Вот обязательно надо человеку кайф обломать, вот…
Медвежонок запнулся на полуфразе и выронил изо рта половинку персика.
И судя по всему, запнулся не он один, потому что в шумном зале ресторана вдруг сделалось ощутимо тише. Сидящий спиной ко входу Митя обернулся и… едва не рухнул со стула. Потому – было от чего. А сидящий через два стола от них корреспондент Первого канала Антон Верницкий и вовсе восхищенно матюгнулся, а затем заржал в голос и зааплодировал.
Такова была реакция зала на заход в ресторан ну о-очень сладкой парочки.
– Да-а! – потрясенно выдохнул Медвежонок. – Это сильно. Это серьёзно, Митя! Эт-то, я тебе скажу…
Держась друг за дружку, неуверенными, мелкими, как у гейш, шажочками Элеонора и Пруденс брели через обеденный зал, не замечая отпускаемых в их адрес иронических реплик и весёлых взглядов, держа курс на свободный столик в самом дальнем углу.
Невооруженным взглядом было видно, что две прекрасные теледамы не то что пребывают в состоянии глубокого похмелья, а, попросту говоря, всё ещё пьяны.
Две зомби женского пола на автопилоте проследовали мимо столика, за которым на них обалдело таращились Митя и Паша. Прошли не поздоровавшись. Не то в самом деле не заметили, не то просто не было сил ворочать языками.
– А вам, Элеонора Сергеевна, вот прямо сразу нажраться надо было? – с непередаваемым сарказмом поинтересовался Медвежонок. – Вот прямо в первый же вечер?
По всему, его исключительно пёрло от увиденной картинки. Ибо далее, обличающе воздев вверх указательный палец, он глумливо обратился уже к Мите:
– На вашем месте, Дмитрий Андреевич, я бы, по возвращении, служебную записку руководству канала написал. О недопустимом поведении спецкора Розовой во время ответственной спецкомандировки. Мало того что нажралась, позоря моральный облик российской журналистки! Так еще с кем?! С наймиткой американской империалистической русофобской пропаганды! Лживой пропаганды! Позор! Куда катятся федеральные каналы?!
– Уймись!
Митя поднялся и проследовал к столику, облюбованному дамами. Причем, подойдя вплотную, как ни старался, удержаться не смог – поморщился: настолько явственно витал над ним густоконцентрированный запах перегара.
– Э… э… дамы! Доброе утро!
– Доброе… Утро…
– Дамы! Нам сейчас выезжать в президентский дворец… Возможно, вам не стоит… Хм… Возможно, вам стоит немного отдохнуть, чтобы не… создавать прецедента…
В ответ Пруденс выкатила на Митю пьяные, с красными белками глаза:
– Какой прецедент, Дим? Все о’кей, не надо драматизировать… Всего лишь дворец очередного восточного царька.
Солидарная с ней по данному вопросу госпожа Розова размашисто, по амплитуде маятника, качнула головой и пьяно заявила по-русски:
– И не таких китов гарпунили!