Освободился он в ранге «положенца»6, и на воле мирно зажил с семьёй, собирая «грев»7 для «зон». По своей воровской «специальности» – квартирный вор, Прокоп уже не «работал», здоровье не позволяло. Так, приторговывал по мелочи ворованными вещами, но по-хитрому, не попадая в агентурные донесения информаторов уголовного розыска, которых среди криминальных личностей множество. Уголовники его по-прежнему считали «авторитетным бродягой», а это значит, что их пьяная болтовня, уходила в уголовный розыск агентурной информацией. В оперативно – розыскной картотеке Прокофьев Роман Александрович по кличке «Прокоп», числился криминальным авторитетом и лидером организованной преступной группы, а вор, как известно должен сидеть в тюрьме. Начальник криминальной милиции области генерал Малышев на каждом совещании поднимал Савельева и вопрошал:
– Когда ты, наконец, посадишь Прокопа?!
– Пока нет процессуальных оснований для ареста Прокофьева, – неизменно отвечал Павел.
Однажды Малышев вызвал Савельева и сказал:
– Проведёшь обыск у Прокопа.
– Основание?
– Я вижу, Савельев ты совсем разучился мышей ловить! – нахмурил лоб генерал,– основания придумаешь сам, а где и что искать, я подскажу.
Обыск Павел проводил лично, и перед началом спросил у Прокопа:
– Гражданин Прокофьев храните ли вы в доме запрещённые законом предметы, которые вы бы хотели добровольно выдать?
– В доме ничего противозаконного я не держу, – ответил Прокоп. Он кивнул на антресоли, на кухне: – Приятель мой занёс недавно чемодан, что в нём находится, я не знаю.
В чемодане лежали три ношенных свитера, пара брюк, а так же пистолет ТТ китайского производства, две обоймы с патронами к нему, и пакет с тремя граммами героина. Прокоп пояснил, что чемодан принёс знакомый по кличке «Муля», просил подержать у себя десять дней.
В протоколе обыска, Савельев факт добровольной выдачи чемодана не отразил, а понятые присутствующие при обыске, о таких юридических тонкостях и не слышали. Они расписались в протоколе, дали объяснения, что чемодан был, обнаружен на антресолях, в нём нашли пистолет и пакет с каким-то порошком. Прокоп же по старой воровской традиции от всех подписей в бумагах отказался.
Муля – он же Мулин Николай Егорович, за день до обыска умер от передозировки героином в одном из наркоманских притонов, такую смерть наркоманы зовут «сладкой».
На суде Прокоп утверждал, что заявил о добровольной выдаче чемодана, а вызванный в качестве свидетеля Павел Савельев это категорически отрицал. Понятые, на суде о чемодане что-то припоминали, но о добровольной выдаче ничего сказать не могли. Судья же задавал им вопросы таким образом, что выходило – полицейские сами нашли чемодан на антресолях. В итоге Прокоп получил пять лет строгого режима.
– За что ты меня Паша? – спросил Прокоп, когда конвоиры выводили его из зала суда. В дверях он оглянулся и крикнул: – Бог тебе судья Савельев!
Присутствовавший в зале заседаний Борька Сазонов, после того как Прокопа увели, хлопнул Пашу по плечу:
– Не переживай, ты сделал свою работу, а вор должен сидеть в тюрьме.
***
– Нужно было её в камеру опустить, – отвлёк Павла от размышлений Борька Сазонов, – оскорбление сотрудника полиции безнаказанным оставлять нельзя.
– Боря, у неё недавно муж в «зоне» помер.
– Ты таким тоном это говоришь, будто это мы его убили! – недовольно заморгал Сазонов.
– Ну, руку к этому мы приложили, – вздохнул Савельев, – Прокоп сам мне говорил, что он в «зоне» долго не протянет.
– Ты ещё скажи, что он невинно пострадал!
– Выходит так, – Савельев закурил сигарету. Затянувшись и выдохнув дым, продолжил: – С формальной стороны…
– Вот именно что с формальной! – перебил Борис. Он тоже закурил: – Прокоп не безвинный ангел, а преступник! На нём грехов, как блох на уличной собаке. Да, в том случае, суд над ним был неправым. Но с точки зрения наивысшей справедливости, он получил своё. Сколько зла он причинил людям?! Десятки раз он уходил от суда, потому что не было у нас улик против него.
– Так ведь Боря, это мы с тобой виноваты, что не смогли собрать их.
– Знаешь что, ты эти христовы проповеди для попов оставь! – взвился Сазонов. Он затушил недокуренную сигарету в пепельнице: – Я на земле работаю, а не сижу в кабинете и бумажки подшиваю. В том, что возможности оперативной работы ограниченны процессуальными рамками, не моя вина.
Видя, что Павел собирается возразить, он выставил руки вперёд:
– Не спорю, «суров закон, но это закон». Однако если я как опер уверен, что человек преступник, а процессуально доказать это не могу, то почему бы не срезать угол?! В этом и есть сущность оперативных комбинаций. Я повторяю, всегда действует принцип наивысшей справедливости: «Каждому своё». Преступник должен сидеть в тюрьме.
Сазонов улыбнулся:
– Или я не прав, не по-божески это? Однако верно говорят уголовники: «Бог далеко, а жизнь близко».
– До сегодняшнего дня, я думал, так же как и ты, – Савельев затушил окурок в пепельнице, – а сейчас, хочу сказать тебе: «Борис, ты не прав!»
Спор помешали продолжить заглядывающие в кабинет оперативники. Было без пятнадцати семь, пора проводить вечернее совещание, и распускать сотрудников по домам. Павел взял трубку прямого телефона с дежурной частью:
– Игорь, объяви сбор личного состава уголовного розыска у меня в кабинете, – велел он оперативному дежурному.
Тут же в динамике громкой связи раздалось:
– Внимание, личному составу уголовного розыска собраться в кабинете три – один.
Дверь открылась, и гурьбой ввалились оперативники, рассаживаясь на стульях.
– Сейчас подхожу к отделу, – стал рассказывать Саня Семёнов, вихрастый паренёк лет двадцати двух, – выскакивает из наших дверей баба в белом пуховике, и шасть на дорогу, прямо под колёса автомобиля.
– И что? – спросил Сазонов, посмотрев на Павла.
– «Скорая помощь» быстро подъехала, – ответил смуглый как цыган Коля Черкашин.
– Интересным боком жизнь поворачивается, – покачал головой Сазонов.
– Это ты о чём?! – не понял Черкашин.
– Да так, о своём, – пожал плечами Борис.
– Ладно, начнём, – постучал шариковой ручкой по столу Савельев.
Город в ночи рассыпался множеством огней: окна в домах, уличные фонари и неоновые вывески. Словно тысячи светлячков в ночи, на дороге сплошным потоком двигается свет автомобильных фар. В этой жёлтой реке, резко вспыхивали синие проблесковые маячки «скорой помощи».
4. Блаженны плачущие
Первая практика в медицинском институте начинается сразу после сдачи зимней сессии на первом курсе. Студентов направляют в больницы города. Доцент кафедры хирургических болезней Юрий Кветов был куратором такой группы первокурсников. Его группа на практику направлена в Больницу скорой медицинской помощи. Естественно все студенты рвались в отделение неотложной хирургии, потому Кветов это дело на самотёк не пустил, и распределял студентов по отделениям сам, как считал нужным. Весь первый день практики, он был со своими студентами, а вечером собрал группу в отделении неотложной хирургии.
– Итак, друзья мои, ещё раз хочу провести с вами маленький инструктаж, – начал он, когда студенты угомонились, – прошу отнестись к моим словам со всей серьёзностью, ибо написаны они кровью наших пациентов. Если вам поручили доставить пациента в кресле каталке на другой этаж, то вы обязаны в точности выполнять маршрут, который указал вам врач, не менять его по-своему усмотрению, ибо у вашего пациента может оказаться аллергия на запах каких-либо медицинских препаратов, а вы об этом не знали. Хочу вам сказать, что именно эта практика покажет вам, не ошиблись ли вы в выборе профессии. Дорогие друзья, я желаю вам успехов в вашей первой практике.
В этот момент к группе подошёл заведующий отделением.
– Юрий Константинович, не откажите в помощи, – сказал он, – доставлена пациентка с переломом атланта8.
– Юрий Константинович, а можно нам присутствовать на операции? – спросила миниатюрная первокурсница с ярко-рыжей чёлкой, выбивающейся из-под медицинской шапочки.
– Хорошо, – кивнул Кветов, – но предупреждаю, находясь в операционной, вы должны спрашивать о каждом своём шаге у операционной сестры.
***
После операции, в ординаторской Кветов пил коньяк со своим бывшим однокурсником Андреем Бородиным, заведующим отделением неотложной хирургии в Больнице скорой медицинской помощи.
– Признаться, завидовал я тебе в институте, – улыбнулся Бородин. Нервотрёпка прошедшего дня позади, а коньяк приятно расслабил тело и ударил в голову, вот и потянуло поговорить по душам: – Ну а как же, профессорский сынок, учиться легко, потому что все преподаватели друзья отца.
– Мне было не легче, чем всем остальным, – пожал плечами Кветов.
– Это я со временем понял, – улыбнулся завотделением. Он разлил остатки коньяка и вздохнул: – Только и сейчас я завидую тебе.
– Вот тебе раз! И почему?
– Потому что ты врач от Бога, и у тебя это в крови. Вон как с этой Прокофьевой играючи сложнейшую операцию провёл. Повезло бабёнке, не окажись ты рядом, сидеть бы ей в инвалидном кресле.
– Ну, положим, ты врач не хуже меня…
– Э, перестань, – вяло махнул рукой Бородин, – я в лучшем случае костоправ, со средней квалификацией, а ты мастер.
– Не принижай себя.
– Я тебе говорю как есть, – усмехнулся Бородин. Он взял со стола сотовый телефон: – Ладно, это всё лирика. Пора по домам, а после коньячка за руль нельзя. Ну что вызываем такси?
– Я не поеду, – Кветов встал и надел пальто, – сегодня у Владислава день рожденья, зайду на могилу.
– Понятно, – кивнул Бородин и неловко замолчал, потому, как не знал, что сказать по этому поводу.
В семействе Кветовых полтора десятка лет назад произошла трагическая история, поломавшая жизни брату Юрия и родителям: Владислав Кветов отдыхал как-то на даче с друзьями. В компании были три девицы, и Владислав уединился с одной из них. На следующий день, та заявила в милицию об изнасиловании. Следователь прокуратуры, который вёл дело, прямо предложил Владиславу заплатить девице, и она напишет встречное заявление. Да тот упёрся – изнасилования не было!
Потом в городской газете появилась разгромная статья о «золотой молодёжи», которая насилует порядочных девушек. Упоминались имена профессоров Константина и Надежды Кветовых. Шум из-за этой статьи поднялся большой, и никто из влиятельных друзей супругов Кветовых не соглашался помочь их сыну. Владислав был осуждён на девять лет. Он отсидел три года и умер. В свидетельстве о смерти было указанно: «причина смерти – инсульт». Весьма распространённый диагноз у осужденных. Даже если у зека живот вспорот, и кишки наружу торчат, всё равно, причина смерти: «инсульт».
Гибель сына подкосила родителей. Спустя год, в день рождения Владислава Кветова, умер его отец, через два месяца мать. Теперь они все вместе лежат на Воскресенском кладбище. На главной аллее центрального городского кладбища у Кветовых целый угол, где покоятся пять поколений этого семейства, и все врачи, очень много среди них профессоров медицины.
Тихо и спокойно зимней ночью на кладбище. Юрий сидел на скамеечке у могил родителей и брата, пил коньяк и вспоминал о том, как отец любил повторять:
«Существует наивысшая справедливость в жизни каждого человека, и воздаётся ему по делам его».
– Ну и где эта наивысшая справедливость?! – вопрошал Юрий, глядя на фотографию отца на памятнике.
Естественно ответа он не дождался, и пошёл прочь с кладбища в город. Выйдя за ворота, Юрий перестал думать о мёртвых, а стал размышлять о живых:
«Завтра с утра нужно заехать к этой прооперированной женщине. Как её фамилия? Кажется Прокофьева».
Кветов шёл по пустынной улице, перечисляя дела, которые ему завтра предстоит совершить за день, а позёмка заметала его следы.
***
Совещание Савельев закончил без десяти восемь вечера. Распустив оперов, он взглянул на часы и подумал, что перед сном ещё успеет поиграть со своими сыновьями, и вдруг в его мозгу молнией сверкнула мысль:
«Пять лет назад, как раз в это самое время, Прокоп освободился из «зоны» и пришёл ко мне на отметку».
В то время Павел был начальником отделения зональных оперативников. Его кабинет был как раз напротив нынешнего. Они с Прокопом разговорились о жизни.
– Знаешь Паша, – разоткровенничался Прокоп, – моя жизнь как одноколейка, захочешь развернуться, да рельсы не дадут.
– А повернуть хочется? – полюбопытствовал Савельев.
– Чего уж сейчас об этом?! – как от зубной боли поморщился Прокоп. Немного подумав, продолжил: – Доведись жизнь прожить заново, по-другому бы зажил, но судьба не магнитофонная лента, заново не перемотаешь.
Прокоп закурил сигарету и продолжил:
– Мне ещё лет десять прожить нужно, и самое главное на воле.
– Почему ты отмерил себе такой срок?
– Больше у меня не получится, – усмехнулся Прокоп, – но мне и десяти лет хватит.
– Что собрался сделать за это время?
– Пацанов своих на путь истинный наставлю, – Прокоп затянулся сигаретой. Выпустив дым, продолжил: – Двое их у меня. Без отца пропадут. Много желающих найдётся засрать им мозги разговорами о моём воровском авторитете. Не хочу, что бы дети пошли моей дорогой, только я смогу удержать их от этого.
Конец ознакомительного фрагмента.