– Зачем?
– Прекрасный расклад для олигархов, компрадоров и вороватых чиновников всех уровней. Им очень важно, чтобы каждый из нас привыкал к роли раба.
Любуясь своим голосом, Генрих Наумович, уверял, что способов превращения личности в ничтожество много. При этом он заметил, что придуманная и обласканная зажравшимися разбойниками при деньгах и власти странноватая творческая интеллигенция последних пятидесяти лет – полный абсурд. Но не потому, что изображает из себя когорту обиженных и несчастных творцов, а только лишь по той причине, что созданную ими хрень, в «свободном полёте», даже с глобальной натяжкой нельзя назвать творчеством.
Правда, по утверждению Нуглера, нынешним умельцам с большими полномочиями, занимающимся выворачиванием карманов нищих, было, у кого учиться. Их властвующие предшественники создавали, по сути, не из нормальных людей, а из двуногих флюгеров, хамелеонов, лакеев, доносчиков и прочего сброда жалкое подобие творцов, способных пусть фальшиво, но петь одну песню, которая адекватных людей ничуть не радовала.
– А сейчас, Кеша, таких вот «заметных» представителей творческой интеллигенции , вообще, не из людей делают, а из человеческих фекалий, навоза и куриного помёта. Утверждаю слишком сурово, но справедливо. При этом они ещё и объединяются, и требуют для себя льгот.
Слушая на весь мир обиженного и слишком крутого старика, Иннокентий обратил внимание на то, что прямо на небольшом пьедестале, прямо на парковой лужайке стоит почти двухметровая гипсовая фигура. Очень милая девушка с корзинкой в руке в простой крестьянской одежде, в больших башмаках, на голове, разумеется, головной убор. Понятно, она – Красная Шапочка, которая несёт бабушке пирожки.
Что-то в этой парковой фигуре было живое, человеческое. В её, как бы, застывшем движении Маздонов разглядел не только обаятельность, энергию и решительность. Такая юная девушка запросто любого Серого Волка убьёт одним ударом ребра своей розовой и нежной ладошки.
На короткое время перестал держать свою пламенную и, пожалуй, анархистскую речь Генрих Наумович. Он внимательно посмотрел на Маздонова и поинтересовался:
– Нравится?
– Конечно. Красивая и очень решительная Красная Шапочка. Кажется, что она идёт не к бабушке с пирожками, а взрывать железнодорожный мост или группу вражеских диверсантов.
– Прекрасно! Значит, даже в мелочах я остаюсь настоящим творцом. Ты смог разглядеть в образе самое главное, причём, для многих неведомое. Здесь изображён даже не протест, а народный гнев.
Оказалось, что автор этого паркового монумента собеседник Маздонова, как раз, Генрих Наумович, и это порадовало парня. Образ гипсовой двухметровой Красной Шапочки пришёлся Иннокентию по вкусу, он даже полюбопытствовал:
– Наверное, позировала вам, Генрих Наумович, ваша внучка Изольда?
– Что ты говоришь, Иннокентий! – почти возмутился Генрих Наумович. – Моя бледная Иза настолько прекрасна… В общем, ты в курсе событий. Я тебе уже говорил про Изольду. А сейчас, подойдём к моей, как ты говоришь, Красной Шапочке. Посмотрим на неё поближе. Она, по-своему, тоже хороша и, можно сказать, неповторима.
Крепкий и жилистый Нуглер взял Иннокентия за руку, и они прямо по газону направились в сторону скульптуры.
Старый мастер на все руки и, разумеется, гений пояснил Маздонову, что на месте, где стоит его скульптура, раньше лежал кусок старого асфальта. Его, конечно, выкорчевали, убрали, насыпали на некрасивую «заплатку» чернозёма. Но на этом месте, всё равно, не росла даже самая чахлая и жалкая трава.
Исполнительная дирекция парка культуры и отдыха задумала поставить на это место какую-нибудь «дежурную» скульптуру. Понятно, что это делалось при прямой и заинтересованной поддержке владельца парка. Этот гражданский объект, почему-то, тоже сделался не в такое уж и давнее время частной собственностью. Его исполнительные администраторы, наёмные чиновники, связались с хозяином через социальные сети владением, который обитал в Австралии. Весело скакал с теннисной ракеткой на лужайке, примерно так же, как кенгуру.
Они не стали бы, ясное дело, ставить никакой фигуры в парке, который с его аттракционами давал нормальные доходы, но ожидался приезд в город какого-то важного чиновника или большого магната. А перед ним выглядеть надо… нормально. Ведь, с одной стороны, рука руку моет, а с другой – может её и вырвать вместе с лопаткой.
Нежно погладив фигуру статуи, Нуглер пояснил, что её только придурки зовут Красной Шапочкой. На самом деле, он, в тайне от других, дал ей имя Яростная Клава, и в её руках не поклажа с пирожками для бабушки, а жалкая и смешная продовольственная корзина.
– А в ней, как будто, – заметил Маздонов, – какие-то яблоки или мандарины.
– Не мандарины, и даже не груши, – прошептал Генрих Наумович. – Это ручные противопехотные гранаты «Ф-1». Проще, по-народному говоря, «лимонки».
– Вот это пирожки!
– Обрати внимание на то, в какую сторону, как бы, идёт Яростная Клава.
– Так ведь там же, за забором , находится здание, в котором…
– Вот именно! Туда и следует бросать гранаты, и чем чаще и больше, тем лучше. Так надо Родине, Кеша! Это не моя прихоть. Это жизненная необходимость.
Они вернулись на скамейку, несколько минут помолчали.
Немного подумав, Нуглер махнул рукой, и достал из кармана пиджака небольшую цветную фотографию и протянул её Иннокентию. Взяв фото в руки, Маздонов, можно сказать, впился в изображение глазами. На снимке он увидел лицо черноглазой девушки-брюнетки необыкновенной красоты и обаятельности.
– Это она, ваша внучка Изольда? – с удивлением и замиранием сердца спросил Маздонов у старика. – Это бледная Иза?
– Да. Но только она мне не внучка. Можно сказать, что дочь, но не родная.
– Приёмная?
– Считай, что так. Фото, если она тебе нравится, можешь оставить себе.
– Я хотел бы посмотреть на неё, пусть мельком, со стороны… Я поражен, я почувствовал её душу.
– Какой ты быстрый и нетерпеливый, Кеша. Я оставлю тебе номер своего мобильного телефона и запишу твой. Познакомимся поближе, а там видно будет. Кеша, не обижайся, но я пока тебя плохо знаю. Как-нибудь, я тебе сам позвоню. Не спеши!
– Зачем же вы там много и долго говорили о бледной Изе, Генрих Наумович?
– Ума не приложу. Наверное, потому, что говорить о чём-то старику надо. Но я думаю, что у тебя, всё-таки, будет возможность познакомиться с моей скромной и молчаливой Изольдой поближе.
– Я теперь буду думать только о ней. Меня поразила её красота, и я услышал голос её души, чистой, светлой и неповторимой.
– Если грубо сказать, то духовную субстанцию имеет даже какая-нибудь старая стиральная машина, тихо доживающая свой век на одной из многочисленных российских свалок. Сколько на них загубленных душ, а вокруг ведь – и ещё больше. Да не простых, а человеческих.
Пожав, на прощание, друг другу руки, они расстались.
Фрезеровщика и, в перспективе, токаря Иннокентия Маздонова частного завода по производству малогабаритных насосов «Водохлёб», дверных петель и прочей бытовой металлической мелочи многие родственники и знакомые убеждали в том, что ему уже пришло время жениться, обзаводиться семьёй. В основном, эту пропаганду и агитацию вели его уже не совсем молодые родители. Всё правильно, они мыслили адекватно, как подавляющее большинство обычных людей.
Да ведь Кира и Дина две младшие сестры Иннокентия давно уже вышли замуж и даже обзавелись детьми. Всё, как положено. Относительно счастливо живут в других, более цивилизованных городах, чем тот, в котором выпало родиться и существовать Кеше и его родителям. Но вот ему уже под тридцать лет, считай давно уже мужчина, но даже толком не удосужился близко познакомиться ни с одной девушкой или женщиной. Интереса к ним не проявлял, хотя местные врачи не считали его импотентам и никогда не рекомендовали заняться лечением предстательной железы.
Но образ бледной Изы в корне переменил его жизнь. Если честно признаться, то думал Кеша не только о душе прекрасной незнакомки, но и пылал к ней неудержимой страстью, как мужчина. А ведь буквально несколько часов назад всех представителей женского пола, которые не состояли с ним в кровном родстве, Иннокентий считал почти что марсианами.
По его мнению, эти существа являлись продуманными и коварными гуманоидами, идущими на любой контакт с мужчинами лишь с той целью, чтобы оставлять их в дураках или превращать в жалких рабов, в этакую дешёвую и мало затратную обслугу.
Пусть Иннокентий был невысокого роста, щуплым и активно лысеющим, но, вполне, мог бы заинтересовать своим неприглядным, но таинственным внешним видом любую красотку, которая знакома с некоторыми особенности мужского организма не по любовным литературным произведениям массового зарубежного и отечественного производства. Одним словом, понятно, не красавец, но и не Квазимодо, и, вполне, мог бы стать мужем для любой представительницы так называемого слабого пола, которая уже получила в эротическим плане удовольствие на триста лет вперёд.
По устойчивому мнению молодого Маздонова, большинство прекрасных и загадочных дам справедливо и честно считало, что активный творческий сексуальный поиск и постоянная практика гораздо эффективней и полезней для здоровья, чем даже самая гениальная пьеса Вильяма Шекспира под названием «Ромео и Джульетта».
Впав в некоторую задумчивость от нахлынувших на него впечатлений, Иннокентий вернулся домой. Пришёл, как раз к обеду, где его ждали сердобольные родители с кастрюлей свежего борща с капустой, свеклой и морковкой, но без мяса. Всякий ведь знает, что оно вредно для здоровья, когда на его покупку не имеется достаточного количества денег. Наверное, только йогам под силу питаться три-четыре раза в месяц. Но когда же у некоторых субъектов водятся некоторые накопления и не иссякают, то свинина и даже баранина приносят лично их организмам заметную пользу.
Ведь если внимательно приглядеться к магнатам, большим чиновникам и депутатам, да и, вообще, к ворам широкого размаха, то не скажешь, что они страдают от регулярного недоедания. Утверждать, что эти господа опухли от голода, просто не прилично, не солидно и не ново, ибо все мы и так пропитаны ложью из внешнего мира. Она льётся на незащищённых и до нитки ограбленных людей с экранов телевизоров и почти становится их сущностью.
Ибо тот, кто свято верит вракам, по сути, обманщик и первый из тех, кого он вводит в заблуждение, он сам и есть. А потом к нему примыкают и все остальные из тех, кто почти систематически варит борщи, супы и похлёбки без присутствия в них мясных продуктов. У каждого если не в душе, то в духовной субстанции под воздействием вдохновенной пропаганды, формируется своя ложь. Да и цепную реакцию не стоит исключать, которая всесильна.
Иннокентий сидел за круглым столом рядом с родителями и с аппетитом ел борщ. Он улыбался, находясь под впечатлением от фотографии той прекрасной девушки, чьё фото лежало у него в кармане пиджака, у самого сердца.
– Чему ты радуешься, Иннокентий? – сурово спросил его отец, Антон Куприянович. – Может быть, ты услышал, что, наконец-то, разумные и справедливые правители отменили странную пенсионную реформу, которая внезапно омолодила стариков на целых пять лет. Это не хухры-мухры!
– Если это так, Кеша, – оживилась его мать, Варвара Ибрагимовна, – то и мы начнём веселиться и завтра же отправимся, как раньше говорили добрые люди, на заслуженный отдых. Мы с твоим отцом готовы хоть сейчас погрузиться в положенный нам… период доживания.
– Это верно. Нам с Варей уже давно категорически осточертело вкалывать за мелкие копейки на овощной базе разнорабочими, – пояснил Антон Куприянович. – Больше ведь и податься некуда. Нормальные заводы и фабрики в городе превратились в отхожие места. Что-то похожее показывают в американских фильмах ужасов.
Конец ознакомительного фрагмента.