А Михаилу, может быть, и подрывалось поймать Клаву в ловушку, с намёком на тайну сказав: «Ищи в ней самое необычное объявление, или статью», но он не стал этого делать, просто сказав, что это газета. Но Клава не такой человек, чтобы верить на слово человеку, а он видит в этом некий подвох, или же Михаил что-то от него скрывает и недоговаривает. – Когда я буду её читать, он в свою очередь будет меня читать. Как я отреагирую на знаковую статью, прикрывающую собой некое скрытое послание. – Глядя на ухмыляющегося Михаила, в момент так за него решил Клава. Правда сразу же одумался. – Право, какая чушь. И зачем ему всё это? – было отрекшись от первых своих слов, Клава, тем не менее, не отказался от своего предубеждения против Михаила, которое привело его к той самой мысли, которая, как ему подспудно понялось, его весь день вела вслед за разумением Михаила.
– А затем ему всё это нужно, – рассудил Клава, – если только редактор поручил ему не съёмочный аппарат за мной носить, который по большому счёту я всё время нёс, – а где кстати он? – а он поставил перед ним цель – проверить мою журналистскую квалификацию:
«Будешь ему дурить голову всякими дурными мыслями о журналисткой работе. – Давал наставление у себя в кабинете Альтернатив Каутский Михаилу, перед тем как направить его ко мне. – Можешь и по мне проехаться, назвав меня сатрапом и погрязшим в коммерции приспособленцем. Но не больше. А то я тебя знаю. Не знаешь ты удержу в своём обличении пороков близких тебе по роду деятельности людей. – Альтернатив серьёзно посмотрит на Михаила и обозначит ему преследуемые задачи. – Проверишь его классность, как ты это умеешь. – Перемигнулся Альтернатив с Михаилом, отлично зная всю эту специфику работы и умение Михаила ставить в тупиковые ситуации новичков. – Сам смотри на своё усмотрение с чего начать. Можешь его сразу настроить на серьёзное расследование, – ты, я знаю по своей сестре, кому ты голову задурил своими прожектами совместного будущего, умеешь убеждать, – а можешь для начала, так сказать, в качестве разминки, предложить простую историю из жизни влюблённых людей.
А Михаила само собой это всё не устраивает, он привык мыслить глобально, и он интересуется. – А как насчёт совместить? – А Альтернатив прекрасно знает Михаила, кому что-либо запрещать бесполезно, и он машет на него рукой, говоря: «Делай, как знаешь?». – Клава аж присел от такого своего озарения, где он увидел в истинном свете Михаила, выдающего себя за никчёмного и пропащего человека, тогда как он правая рука редактора, фигуральный, но в тоже время профессиональный киллер для всякого непрофессионала не своего дела, кто купил себе диплом и пришёл в профессию только из меркантильных соображений. И тут перед Клавой предстала новая порция обличительных разоблачений Каутского и Михаила:
– Этот Клава точно купил диплом. Правда, не сам и не путём содействия своих родителей, а тут дело поковарней и посложнее будет. – Заверил Михаила Каутский. – Так что с ним не расслабляйся, он не просто чьих-то богатеньких родителей сынок, а он в деле обмана людей ему доверившихся, очень и очень предприимчив и ловок.
– Это ты о чём? – не сразу уразумел в какой области ловок я, заинтригованный и чуть-чуть напуганный перспективами встречи со сложным противником Михаил. А Альтернатив Каутский, прежде чем раскрыть эту страшную тайну, прикладывает палец ко рту, типа тихо, затем бесшумно добирается до двери, прикладывается к ней ухом, и в один момент резко открывает её. Но там, за ней, никого нет и Каутский без всякого смущения, со словами: «Подстраховаться никогда не помешает», возвращается назад. Где он занимает своё место и придвинувшись к столу, начинает тихо говорить.
– Ты и сам знаешь, какими в основном путями попадают к нам, в новости, все эти новоиспечённые рупоры новостей. Все нынче желают быть информационными гуру, как минимум, а по максимуму из них блохер выходит. Ну а моя, а вернее сказать, нашего учредителя редакторская политика такая: не по карману отказывать в просьбах влиятельных людей, желающих пристроить своего бездельника-оболтуса к нам, раз он вообще ни к чему тяги не имеет, а вот быть в центре внимания и источником новостей, то это по нему. И мы таким образом, можно сказать, сразу двух зайцев убиваем: ещё одного не находящего себе места в этом мире бездельника к делу пристраиваем, что не такая интересная новость, и за одно для себя массу плюсов получаем, как от папаши этого бездельника, имеющего доступ к инсайдерской информации, которой он обязался с нами делиться, так и сам его сынок, находясь постоянно в центре различных событий, будет напрямую и главное первым, доставлять нам новости об этих событиях. И по-другому быть не может. – Промежуточно заключил Каутский.
– А газета, это задокументированная в букве информация, всегда была и будет чьей-то служанкой. А всё так хотя бы потому, что информация, это сказуемое слова, сказанного его хозяином. И как он его скажет, или решит подать своему слушателю, то так оно и будет. Ну а служанка всё-всё знает об услужливости и исполнительности, и она спуску не даст тому, против кого будет направлено это слово. И такова наша реальность. – Каутский перевёл дух, давая понять Михаилу, что его редакторская доля не столь радостна, и ему тоже приходиться крутиться, после чего продолжил:
– Ну а как только очередной балбес себя исчерпает, или его папашу подвинет другой влиятельный человек, готовый с нами делиться дорогостоящей информацией, то тут-то вступаешь ты, подводя отработавший ресурс к итоговому результату. – Только Михаилу непонятно, для чего Каутский раскрыл настоящее его занятие в редакции газеты. «Но это только Михаилу непонятно, тогда как мне, как раз всё понятно, – догадался Клава, продолжая навострять уши на этот воображаемый им разговор:
– Правда случаются и иные случаи, как раз как сейчас с нашим подопечным. – Многозначительно проговорил Каутский, специально не называя имена. Чем создал напряжённую обстановку в кабинете, где Михаил, затаившись, ждал от него страшных открытий. И они последовали.
– Ситуация с нашим подопечным непроста тем, что тут на этом поле играют две враждующие стороны, которые в тоже время никак публично не выказывают своих противоположных намерений насчёт… ты понял кого. – Сказал Каутский.
– Не очень понятно. – Сказал Михаил.
– Сейчас тебе всё станет ясно за этого прохиндея. – Сказал Каутский, налил себе в стакан из графина воды с запасом, и в раз выпил всё, что налил. После чего выдохнул и всё-всё, с некоторыми преувеличениями и домыслами обо мне многое наговорил Михаилу. – Он только с виду такой тюфяк, тогда как на самом деле он обладает неимоверной силой обманного слова. И он для убеждения людей использует философию боевого искусства дзюдо, мягкого пути. Где он через свою мягкость, – а эта его видимая неприспособленность к жизни, своего рода неуклюжесть, и есть она, – использует силу другого человека для достижения своей цели, или пути. Вот таким образом он задурил голову одной из самых завидных невест нашего города, и она, несмотря ни на что, – в основном на требования своих влиятельнейших родителей, чьей единственной дочерью она была, – приняла его предложение, выйти за него замуж. Ну а сам он, чтобы значит, быть хоть при каком-то деле, возжелал быть журналистом, тогда как на самом деле преследует одну лишь цель, быть в курсе всего, что его интересует. Ты понял, с какой подлостью человеком тебе придётся работать? – вопросил Михаила Каутский.
А Михаил давно уже понял и у него уже руки чешутся, так ему хочется свернуть мне шею. Но им ещё не выяснены все вопросы, и он желает полный расклад на меня узнать. И уж затем, исходя из этого, готовить план по моему в топтанию в себя.
– Это-то я понял, – говорит Михаил, – только мне не совсем ясен посыл одной из сторон этого семейного конфликта. – Интересуется Михаил.
– А что непонятного-то. – Удивляется Каутский. – Они хотят, чтобы ты вывел нашего подопечного на чистую воду, так сказать, подвёл его к тому, чтобы он уже не смог выкрутиться и продемонстрировал себя перед их дочерью в своём истинном, подлом свете.
– И я как понимаю, – приблизившись вплотную к столу, с прищуром посмотрев на Каутского, тихо проговорил Михаил, – тот, кто сделал вам это лестное предложение, сказал, что он за затратами для начала не постоит. А по итогу всего этого дела, его благодарность не будет иметь границ, лишь только разумные ограничения. Я, ничего не перепутал? – спросил Михаил.
– Мы всегда друг друга понимали с полуслова. – На этом Каутский закончил разговор, выписав Михаилу огромный чек на накладные расходы.
И теперь Михаил путём создания разной сложности различных нетипичных ситуаций, не без своих головоломок и сложностей с правоохранительными органами, кто в отличие от испытуемого, конечно, в курсе кто такой Михаил, будет испытывать новичка на стрессоустойчивость и его подходимость для профессии. И вот теперь для Клавы всё, что касалось Михаила, встало на свои места. Насчёт же всего остального, то у него есть некоторые вопросы к самому себе в плане достоверности рассказа Каутского о его семейном положении. Где он практически всё извратил, начиная от недоступного для него по имущественным соображениям положения своей супруги, кончая этой профанацией Каутским его мотивации для заключения своего брака. Если Каутский хочет знать, то заключённого на фундаменте любви и уважения друг к другу.
Впрочем, для неспособности Каутского мыслить разумно и объективно есть свои предпосылки и объяснения. И это не только его желание таким образом мотивировать на действия Михаила, а главное тут то, что за всеми этими их действиями и мыслями стоял сам Клава, с некоторых пор сам не в себе находящийся и падкий на такого рода для себя сенсации. – Но дыма без огня не бывает. – Подвёл итог своему, в одно мгновение промелькнувшему рассуждению Клава. – И что-то во мне, в Михаиле, или ещё где, меня к этим мыслям подвело. – И на этом Клава поставил точку в деле рассмотрения Михаила.
И Клава с новым пониманием посмотрел Михаила и так уж и быть, взял газету, которая всё-таки не так просто была ему преподнесена. – Так всё-таки, для чего она? – спросил Клава, ощупывая толстушку газету. А Михаил присаживается на скамейку, кладёт на колени уже свою газету и, поглаживая её, говорит. – Ну, во-первых, в ней обустраивать свой ночлег из всех вариантов наиболее доступно, мобильно и со всех сторон прикрыто. А также не запачкано. – А вот этого было необязательно добавлять, при этом бросая свой взгляд на нечистоту костюма Клавы. И Клава, может быть, только частично виноват в том, что приобрёл такой притёртый к обстоятельствам жизни вид. Он только в кино видел такого рода применение газет бродягами, и совсем не думал, что и ему это, так случится, что пригодится.
Михаил, между тем, продолжает свой краткий ликбез по газете и о её преимуществах перед другими видами своего укрывательства, как оказывается, не только от плохой погоды, шпионов, но и как показывает опыт личной жизни, то в неё можно завернуть хороший бутерброд и рыбу. – И в главных, – говорит Михаил, – она информативна. Что, в общем, и отвечает её сути. – Здесь Михаил раскрывает газету перед собой, на мгновение задерживает её в таком положении, затем кладёт её на колени в таком развёрнутом положении и, вынутой из кармана ручкой («Чёрт! Это моя ручка. – Еле удержал себя в молчании и дисциплинированности, побледневший лицом Клава, увидев эту ручку, один в один как его: полностью чёрная с золотыми обрамлениями») проделывает в одном, видимо глазомером намеченном месте, ровную дырку. После чего ручка возвращается на своё место, а газета на своё. Ну а Михаил принимается за своё: за объяснение этому дилетанту Клаве, находящегося в прострации после увиденной ручки, насколько газета применима при всех практически случаях жизни.
– Ты уже, наверное, догадался, для чего я проделал эту дырку в газете и что я посредством неё делаю. – Обратился к Клаве из-за газеты Михаил. А вроде как пришедший в себя Клава, может быть только насчёт дырки в газете согласен, – да, в неё можно подсматривать за интересующими тебя людьми, – но вот насчёт всего остального, – что там сейчас делает Михаил в прикрытии газетой, – он совершенно не уверен. Хотя некоторая уверенность в том, что он там сейчас ему рожи корчит и ржёт, – что, видел свою ручку у меня, и съел, – есть. Но это только его предположения, хоть и вероятные до очевидности, и поэтому Клава, затаив злость, останавливается на нейтральном ответе. – Примерно.
А Михаил другого и не ожидал от него услышать, и он продолжает из-за газеты хитрить и пользоваться своим независимым от видимости положением.
– Ты всё верно заметил, – говорит Михаил, – я тут внутри более свободен в своём выражении чувств. А это куда как больше способствует концентрации мысли, которая, зачастую без толку растрачивается на удерживание на своём лице почтительности и другого рода благонадёжности. А так, к примеру, я увидел некую неприкрытую деталь в гардеробе наблюдаемого мной человека, куда он прячет нечто ценное для всех, а может просто засунул руку, чтобы почесать то, что чешется, и я, не тратя силы на удержания своего лица в рамках приличий, – а наблюдаемый мной объект всё это делает без всякого стеснения, видя с моей стороны газету, – в момент раскушу наблюдаемый мной объект, решивший таким способом перехитрить всех. – Здесь Михаил замолчал и видимо, всё своё внимание сконцентрировал на поиск подходящего объекта для наблюдения и демонстрации на нём всех технических преимуществ этого многофункционального средства разведки, газеты.
– Ага. Есть! – через совсем короткое время доносится возглас Михаила. Клава же, примерно понимая ход его мыслей, по направлению его взгляда через газету проводит свои параллели и обнаруживает на другой стороне дороги предположительный объект наблюдения Михаила. Ну а то, что Михаил выбрал в качестве объекта для своего наблюдения именно девушку спортивной конфигурации, остановившуюся у дорожного бордюра по выходу из придомового, как гласит табличка на нём, фитнесс-центра, чтобы с кем-то созвониться, то это для Клавы очевидно – Михаила, насколько он успел его узнать, в этом мире удерживают две вещи: домашнего изготовления странного действия жидкость в бутылке и вот такие неземные спутницы отважных, премиального класса людей. Правда Михаил и близко не подходил к такого рода людям, так что ему только и оставалось, как прикрыться газеткой и в дырочку газеты поглядывать на такие для него недостижимые совершенства.
Но Клаве Михаила нисколько не жаль, так он его за сегодня достал и вывел его из всего, чего только было можно.
А Михаил тем временем подзывает Клаву пододвинуться поближе к нему. На что Клава смотрит с некоторым предубеждением. Михаил, раскрыв газету, вначале не совсем понимает, что этим своим, с укоризной выражением лица хочет показать Клава, но затем догадывается и начинает громко ржать. Чем вызывает на себя внимание случайных прохожих, а также той, спортивного вида девушки, для которой пока что всё интересно, и она смотрит на мир с удивлением и с широко открытыми глазами.
– Не боись. – Говорит Михаил. – Я не для этих целей зову тебя уединиться со мной за газеткой. Хотя, хе-хе, посмотреть на это со стороны было бы забавно. Видишь сколь многофункциональна газета. Позволяет на ровном месте истории придумывать. – Здесь Михаил разворачивает газету в полный разворот и подзывает Клаву. – Тогда пододвигайся не столь близко, а чтобы ты вошёл в разворот газеты.
На этот раз Клава принимает его предложение и садится рядом так, что между ними остаётся то расстояние приличия, чтобы ничего, не дай бог, не подумали скучающие прохожие, и в тоже время ему практически полностью видна внутренняя фигурально, а так она лицевая, когда обращена к читающей стороне читателя, сторона газеты. Здесь Клава, быстро пробежавшись по статьям и имеющимся в наличие картинкам, на одной из картинок и обнаружил дырку в газете, которую сделал Михаил, чьё предназначение определялось Михаилом, как окном в чудный мир.
Ну а так как дырка была точно проделана в глазу какой-то публичной личности, раз её фото помещают таким крупным планом на одном из разворотов газеты, то это точно не случайность, а озорная злонамеренность Михаила. О чём Клава и хотел ему заметить, но Михаил первее его заметил, что он это заметил. А как заметил, то, усмехнувшись, заметил. – Люблю точность. Не в бровь, а в глаз. – А Клаве и возразить против этого нечего. Хотя перевести внимание Михаила на рот этого публичного лица он не удержался.