Женич при появлении Полины слегка порозовел, она же удостоила бедолагу лишь поверхностным взглядом, оставаясь такой же нечувствительной к его смущению, какой была раньше по отношению к его влюбленности. C’est la vie, Женич, как я тебя понимаю! Ленчик вполголоса поведал мне, что у Женьки «какая-то жена и ребенок, кажется, сын», но, похоже, школьная любовь укоренилась в нем сильнее, чем во мне. Светловолосая, светлоглазая, безупречно красивая Полина милостиво общалась с банкиром Олегом, выражение лица и позу которого можно было трактовать как почтительное восхищение. Мне вдруг пришло в голову, что у него, в отличие от Женича, не столько эмоциональный, сколько профессиональный интерес к ней, связанный с Полининым мужем, бизнесменом. Тимур устроился справа от Даши и, выключившись из общей беседы, что-то вполголоса ей рассказывал, время от времени как бы невзначай касаясь ее руки. С другой стороны от Даши оказался Женич. Рыжая вакханка с удивительным мастерством успевала одновременно с интересом слушать Тимура и о чем-то увлеченно расспрашивать Женьку, с лица которого постепенно сходили признаки смущения. Оказался бы рядом с Полиной, сидел бы в застывшей позе весь вечер, не зная, что сказать и куда пристроить нескладные длинные руки. Но тебе повезло, Женич!
Впрочем, волны Дашиного экстравертного обаяния время от времени докатывались и до других участников праздника, включая меня.
– Очень хорошо выглядишь, Софа! – совершенно искренне соврала она, когда ее блуждающие по нашим лицам венецианские глаза встретились с моим любопытствующим взглядом. Я поморщилась: во-первых, не люблю неизящную лесть, а во-вторых, надоело каждому приходящему бывшему однокласснику заново объяснять, что в московской жизни я Соня, а не Софа. Мне всегда казалось, что имя, которым упорно называла меня в детстве мама, а за ней и все остальное Пущино, только добавляло мне неуклюжести.
– Запомнишь до конца вечера, что я Соня?
Не задавая лишних вопросов, Даша моментально перестроилась.
– Нет, правда, Сонь! У тебя появился собственный стиль, даже не знаю, как объяснить… И тебе очень идет легкая волна. – Увидев недоумение на моей физиономии, она мимолетным, но красивым жестом дотронулась до роскошных рыжих волос. – Прическа твоя. – Для убедительности Даша широко распахнула глаза. – Такая легкая небрежность, что ли…
Я всего лишь высушила голову феном, наклонившись вперед. Но если это называется волной, то и ради бога. Искренне или нет, но Даша пыталась сделать мне комплимент, что само по себе было удивительно: в школе ни она, ни Полина с Лизой, казалось, не подозревали о моем существовании. Три подруги царили на школьном Олимпе, не снисходя до простых смертных, копошившихся у его подножия. Сегодня же Даша мгновенно учла мое желание именоваться Соней вместо Софы. Я вдруг ощутила неожиданный прилив симпатии к ней, а мое былое высокомерное безразличие с оттенком тщательно скрываемой зависти, столь характерное для невзрачных подростков, полностью испарилось. Надо же, что-то изменилось в нашем маленьком мирке.
Изменилось, впрочем, не только мое отношение к Даше. Спираль вечера раскручивалась по обычной для таких мероприятий траектории, но, несмотря на всеобщее оживление, старательно поддерживаемое шампанским, на периферии моего сознания сгущалось ощущение, что с нашей компанией что-то не в порядке. Невидимые нити напряжения протянулись между некоторыми сидящими за столом людьми, но оказалось не так просто определить, кто именно был вовлечен в паутину эмоций. Заметнее всего это было как раз по Даше: в ее манере общаться, открытой, хотя и немного театральной, иногда проскальзывали нотки неуверенности. В интенсивном потоке Дашиной речи стали появляться едва заметные паузы, и, кажется, эта перемена произошла с приходом Полины. Царственная Полина, вроде бы, игнорировала Дашу, и это было странно – ведь они подруги, – однако время от времени бросала на нее быстрые, как будто невольные взгляды из-под идеально накрашенных ресниц. При этом и та, и другая охотно общались с Лизой, которая, как мне казалось, была подчеркнуто дружелюбна по отношению к обеим своим подругам. Олег, намертво приклеившийся к Полине, тем не менее часто обращался взглядом к Даше. Или это было простое любопытство?..
– Слушай, Ленчик, они что, поссорились? – тихонько спросила я своего соседа.
– Кто? – во весь голос брякнул Ленчик, в недоумении глядя на меня.
– Да тише ты! – прошипела я. – Наша звездная троица или, как минимум, Полина с Дашей.
– Вроде нет. Как раз наоборот, я бы сказал: Дашкин фейсбук в последнее время забит фотографиями, где они вдвоем с Полиной позируют на каких-то тусовках. А почему ты спросила?
– Да так, показалось, – отмахнулась я от собственной темы. Кто знает, возможно, мне, действительно, просто показалось.
Попытка найти себе компанию покурить не привела к успеху: все оказались приверженцами здорового образа жизни, и вместо характерного для курильщиков энтузиазма я получила лишь порцию неодобрительных взглядов. А ведь в школе некоторые из них с удовольствием курили, в отличие от меня. Но когда я, стоя у дверей ресторана, втянула в себя горьковатый сигаретный дым, ко мне неожиданно присоединилась Даша, «просто постоять за компанию», как она выразилась. Перед нами распахнулся пятничный сентябрьский вечер, непривычно теплый и свежий. Потоки света из громадных открытых окон ресторанов и кафе заливали тротуары, мягкий ветер теребил еще не тронутые осенней желтизной листья, а фигуры гуляющих людей отбрасывали длинные, наслаивающиеся друг на друга тени. В воздухе смешивался пряный запах листвы, сменяющие друг друга ароматы парфюма и кофейно-десертная ольфакторная волна из соседней кофейни. Вечный праздник московского центра всегда меня завораживал. Какой контраст с моей тихой Алтайской! Впрочем, и у нее есть свои прелести. И лучшее в ней то, что она тоже в Москве. Я люблю этот город, он дает мне энергию даже тогда, когда ее больше негде черпать. Если не хочется внимания, то в мегаполисе без конца и края легко стать невидимкой. Конечно, Москва не Нью-Йорк, и все же мегаполис есть мегаполис. Городу все равно, как ты выглядишь, он примет тебя и экстравагантным, и серым, как моль. А если ты одинок, как, например, я, то только в мегаполисе имеет смысл жить, потому что здесь одиночество никогда не будет абсолютным: людей вокруг так много, что ты, вольно или невольно, все время вступаешь с ними в контакт.
– Прости, что ты сказала? – встрепенулась я, осознав, что Даша уже несколько секунд пытается со мной общаться.
– Я говорю, ты так вкусно куришь, что мне тоже хочется. Бросила много лет назад, но когда, например, сижу в ресторане на открытом воздухе, или волнуюсь, или выпью лишнего, иногда безумно хочется курить. Мне нравится сама эстетика курения: длинные пальцы, тонкие сигареты, серебряная струйка дыма… – она вздохнула почти мечтательно. – Иногда все же позволяю себе.
– Хочешь? – я с готовностью протянула ей сигареты, потому что в компании курить все-таки приятнее, даже таким бирюкам, как я.
– Не могу сейчас. – Даша с сожалением, но решительно отвернулась от пачки.
– Недостаточно выпила? – улыбнулась я и внезапно сообразила, что не видела ее сегодня пьющей что-то, кроме воды и яблочно-сельдереевого сока, который она пару раз заказывала. Тимур несколько раз довольно настойчиво пытался налить ей вина, но она отказывалась. Любопытно… Даша явно не была убежденной противницей алкоголя: это следовало из того, что она только что сказала.
– Слушай, а ты не беременна? – ляпнула я и тут же прикусила язык, в ужасе от собственной бестактности. Даша, однако, не рассердилась, а слегка растерялась.
– А как ты догадалась? – спросила она почти шепотом.
– Не знаю, наверное, это был инсайт. Ты извини, что я так бесцеремонно задала вопрос.
– Ой, я совсем не против, – ответила Даша уже громче, и дружелюбное выражение лица подтверждало ее слова. – Ты знаешь, я уже давно подумывала о ребенке, но как-то не получалось.
– Поздравляю, друже! – я искренне приобняла ее. – Надеюсь, он будет таким же рыжим, как ты.
Я сказала это в шутку, разумеется, но по Дашиному лицу вдруг пробежала неуловимая тень. Если мне не показалось, конечно.
– Сомневаюсь, – несколько неуверенно ответила она. – Рыжеволосые дети рождаются, только если оба родителя передают ребенку «рыжеволосый» ген.
Я-то знаю основы генетики, но откуда Даше это известно, интересно? Биология ее никогда особо не интересовала, насколько я помню.
– Ну и ладно! Будет он рыжим или нет, в конце концов, не так уж и важно. Ну что, пойдем обратно?
Мы вернулись к своей компании и вновь погрузились в шумные разговоры, каждая в своем кругу. Но теперь, объединенные общей тайной, встречаясь иногда глазами, мы чуть заметно улыбались друг другу – и мне нравилась эта неожиданная общность.
Московский сентябрь не обещает постоянства. Теплые дни, пронизанные карамельным осенним светом, погасли в потоках упрямого монотонного дождя. Я вернулась к своей рутине: скучным деловым костюмам, волосам, убранным в короткий чахлый хвост, и непрекращающейся веренице договоров, претензий и исков. И все же банальная встреча одноклассников не прошла для меня даром. Мои мысли часто обращались к тем, кого я увидела после долгого перерыва: какими они были, какими стали, чем занимаются, о чем говорили между собой и со мной. Если раньше я просиживала вечера перед монитором, рассматривая фотографии нью-йоркских улиц и интерьеров, то сейчас им на смену пришли фейсбук и инстаграм. Общительный Ленчик, Даша и еще пара бывших одноклассников добавили меня в «друзья», чему я обрадовалась больше, чем, наверное, оно того заслуживало. Можно привыкнуть к роли невидимки (мне это почти удалось), но полюбить эту роль нельзя, поэтому даже такие скромные проявления внимания приятно волновали. Женича в фейсбуке не оказалось, что меня не удивило: он сам жил недемонстративной жизнью и мало интересовался чужими демонстрациями успеха. Что ни говори, но соцсети – это ярмарка тщеславия и способ предъявить свои достижения. Меня удивило, что он вообще приехал на нашу встречу, которая, как и следовало ожидать, во многом стала филиалом все той же ярмарки. Скорее всего, ему хотелось увидеть Полину, а другой возможности у него не было: она и Женич эмигрировали из общего пущинского детства в непересекающиеся миры.
В школе я бы категорично заявила, что меня тоже не интересуют социальные демонстрации в соцсетях, однако с тех пор кое-что изменилось. Теперь я была бы не против публиковать фото из путешествий, если бы путешествовала, и удачных находок в дизайне квартиры, если бы она у меня была. Чужие самопрезентации тоже больше не раздражали меня, потому что в них можно было читать любопытные скрытые смыслы: как по-разному люди понимают успех, чем хотят поделиться, что пытаются приукрасить и что за этими попытками может стоять на самом деле. У банкира Олега в фейсбуке географические карты с отметками мест, где он в тот момент находился, чередовались с собственными фото в удачных ракурсах, явно сделанными профессиональными фотографами на деловых фотосессиях. Его страница просто излучала профессиональный успех, не требующий дополнительных доказательств. Женатый на американке Тимур рассказывал, в основном, историю семейного счастья: вот он возле жены в клинике с новорожденным младенцем в руках (и он, и жена, и даже младенец улыбаются лучезарными американскими улыбками), а вот они, уже со старшим ребенком, позируют на фоне рождественской елки. Фото в костюмах для Хэллуина, фото на поле для гольфа – жизнь Тимура казалась воплощением американской мечты. У экстравертного Лёнчика фейсбук был похож на окрошку: какие-то юмористические перепосты перемежались с фотографиями с горнолыжных и тропических курортов, тут же мелькали чьи-то дети с букетами возле школ и люди с бокалами в ресторанных интерьерах. Дашина страница оказалась вихрем перепостов из ее же инстаграма: Даша на яхте в короткой теннисной юбке и белых кедах, Даша в вечернем платье с небрежно распущенными по плечам волосами, Даша с незнакомыми мне девицами в парадном макияже, Даша с мужчинами в черных костюмах, мужчинами в байкерском облачении, мужчинами в джинсах и поло… Даша в своем репертуаре. И да, Лёнчик был прав, за последние месяцы появилось довольно много фото с Полиной, иногда вместе с Лизой. Если они и поссорились, то это произошло совсем недавно. У Полины совсем другая фейсбучная история – безупречно-совершенная, в которой дозировано все: посты, лица, стиль. Я попыталась найти фото с мужем, но она явно не стремилась выставлять свою семейную жизнь напоказ.
Когда Даша позвонила мне, предложив «встретиться и поболтать» в William’s на Патриках (ну конечно, где же еще?), я успела настолько погрузиться в интернет-истории своих бывших одноклассников, включая саму Дашу, что даже не удивилась ее неожиданной, если задуматься, инициативе. За несколько дней я узнала о ней так много, что она, казалось, превратилась в хорошую знакомую, почти подругу. Меня радовало ее внимание, а еще мне совершенно не с кем было обсудить последнюю встречу. А обсудить, разумеется, хотелось, хотя бы и с не склонной к анализу Дашей. Удивительно, но у меня вдруг родилось острое желание купить себе что-то новое из одежды для предстоящего вечера. Тем более, что за неделю, прошедшую с момента встречи выпускников, я умудрилась, не предпринимая усилий и даже не думая об этом, похудеть еще на полтора килограмма. В процессе ежевечерних бдений в интернете мне почему-то не хотелось есть. По-видимому, Дашина вопиющая привлекательность обладала свойством приглушать остроту собственного восприятия несовершенства: с одной стороны, мне и в голову не приходило сравнивать себя с ней, с другой – ее красота как будто была способна подсвечивать людей в удачном ракурсе. Нет смысла интересно одеваться, если тебя все равно никто не заметит, а в обществе Даши будут смотреть даже на меня.
Капризный сентябрь подарил Москве еще один сухой, теплый вечер. Казалось, весь город выплеснулся на улицы, чтобы насладиться последними днями «европейской» осени. Я пила холодное белое вино, а Даша – все тот же ужасный на вид и вкус яблочно-сельдереевый сок. Мы говорили о ее самочувствии, новых ощущениях, ознакомительных прогулках по магазинам детского барахла, вспоминали встречу выпускников, по-приятельски сплетничали о бывших одноклассниках и, не стесняясь, обсуждали метаморфозы их внешности («Кстати, ты стала совершенно другая. В школе была просто пухлая девочка-ботан, а теперь в тебе появилась какая-то, не знаю, независимость. Вроде все тоже самое, но ничего не то же самое. И одеваешься необычно»). Оделась я, действительно, необычно, во всяком случае, для себя. Намучившись в безуспешных попытках купить камуфлирующее фигуру платье, или джинсы, способные зрительно уменьшить мою крупноватую корму (в дополнение к тем единственным, в которых я ходила на встречу выпускников), или блузку, не превращающую меня в карикатуру на главного бухгалтера строительной фирмы, я вдруг остановила взгляд на длинной юбке странного зеленого оттенка, туго сидящей на талии и расходящейся книзу. Плотная бежевая футболка, обтягивающая мой более или менее аккуратный верх, и песочного цвета замшевые кроссовки довершили новый образ, или look, как назвала его Даша. Look этот бы для меня непривычен, но, по крайней мере, он шел мне намного больше, чем унылые офисные костюмы или платья разной степени романтичности. И на этот раз Дашке действительно понравилось, как я выгляжу: это было очевидно по тому, как она время от времени невольно оглядывала меня с головы до ног, пока я курила возле ресторана, а она составляла мне компанию, держась с наветренной стороны.
Явно выпив пару лишних бокалов, я, неожиданно для самой себя, выложила ей историю школьной влюбленности в Женича. В тот момент мне, впрочем, казалось, что таким образом я увожу ее от темы, которую она затронула с типичной для нее непосредственностью: что сталось с «тем твоим бойфрендом, который провожал тебя на автобус?» Ну конечно! Я давно перестала об этом думать, но в институтские годы Макс регулярно провожал и встречал меня на автовокзале. И, разумеется, кое-кто из моих бывших одноклассников, тоже путешествующих из Москвы в Пущино и обратно, его видел, однако Даша не была в их числе. Я очень старалась стереть из памяти все, что связано с Максом, но не сильно преуспела в этом начинании: слишком много для меня значили первые и единственные отношения с мужчиной. Наиболее стойкими оказались воспоминания двух первых, самых счастливых лет. С восторженной гордостью я знакомила совершенного Макса с бывшими одноклассниками, а изумление, написанное на их лицах в этот момент, действовало на меня как глоток холодного шампанского в жаркий день. Если бы мне пришлось познакомить его с Дашей, или Полиной, или Лизой, я бы этого точно не забыла. По-видимому, Макс произвел на тех, кто его видел, столь яркое впечатление, что наш роман превратился в популярную в Пущино сплетню, которая докатилась и до Даши.