Не доезжая до города, они повернули направо, на совсем уж узкую дорогу, зажатую подступающим вплотную к ней лесом. Въехали прямо под запрещающий въезд «кирпич» – и метров через пятьсот дорога уперлась в массивные металлические ворота, в обе стороны от которых убегал и терялся где-то меж деревьев нескончаемый высокий забор. По верху забора тянулись проволочные струны сигнализации. Кто-то невидимый распахнул перед ними ворота; машина проехала вперёд – и тут же остановилась, поскольку дорогу ей преграждал невысокий крепыш в белой дублёнке и белых же валенках. Крепыш стоял по-хозяйски твердо, руки держал за спиной, исподлобья разглядывал вновь прибывших, всматривался сквозь стекло внимательно – но вполне доброжелательно, впрочем. Ветер перебирал его редкие волосы, обрамляющие обширную плешь.
– Приехали, – объявил водитель.
Давал понять, что дальше они не поедут, хотя дорога и вела вперед, к угадывающемуся за деревьями большому дому из красного кирпича.
Телохранитель вышел из машины первым.
– Здравствуйте, – сказал ему крепыш в дубленке. – Я – Богданов Андрей Ильич, начальник службы безопасности.
Протянул руку для приветствия, сжал ладонь Анатолия в своей, поинтересовался, все еще руку не отпуская:
– Это вы – Китайгородцев?
– Да.
– Очень приятно. Как доехали?
– Спасибо, нормально.
– Холодно у нас?
– Мы еще не поняли.
– Вы к нам с оружием пожаловали?
Взгляд – внимательный и требовательный. Наконец он спросил о том, что его по-настоящему волновало. С блокпоста ему уже сообщили о вооруженном госте, и он поспешил навстречу.
– С оружием, – кивнул Анатолий.
– Оружие придется сдать.
У дома тем временем произошло какое-то движение, взревел мотор – и через несколько мгновений мелькнул меж деревьев двухместный снегоход. Он пролетел чёрным неудержимым снарядом по недлинной дороге и остановился как раз напротив вновь прибывших. За рулем сидела тонкая как тростинка девушка в длинном свитере и джинсах.
– Рита! Замерзаю! – визжала она, раскрасневшись от восторга встречи. – Садись скорее!
Рита, смеясь, взобралась на снегоход, и черный снаряд умчался, обдав остающихся снежным облаком. Богданов проводил девчонок бесстрастным взглядом и снова обратился к Китайгородцеву.
– Так я насчет оружия, – напомнил он. – У нас тут есть определенный порядок… На время вашего пребывания на вверенной мне территории оружие надо сдать.
Снова примчался снегоход. Как оказалось – за Анатолием.
– Ну, что же вы! – крикнула ему Рита. – Едемте! Нас ждут!
– У меня возникла проблема.
– Какая проблема?
– Оружие…
– Ну, при чем тут оружие? – нахмурилась Алтунина, которой хотелось в дом, в тепло, и совсем не хотелось никаких проблем.
– А что такое? – спросила сидевшая за рулем снегохода девушка.
– У нашего гостя – оружие, – объяснил Богданов. – Надо сдать.
– Ему нельзя сдавать, – вступилась за Китайгородцева Рита. – Он же мой телохранитель!
Её подружка смотрела на Анатолия с уважением и интересом.
– Ну, ладно вам, Андрей Ильич, – сказала она Богданову с просительной интонацией в голосе.
– Не положено, – буркнул тот.
– Я поговорю с папой.
Богданов думал недолго.
– Я сам поговорю с Генрихом Эдуардовичем. Вы пока поезжайте в дом, – указующий жест девчонкам, – а вы со мной, – это уже Китайгородцеву.
И ему же:
– Вы не волнуйтесь, всё с вашей подопечной будет нормально. У нас тут кругом охрана – и никого посторонних.
А девчонки уже всё равно умчались, и поздно было о чём-либо волноваться – так что Анатолию не оставалось ничего другого, как направиться следом за Богдановым. Тот шел впереди и, постоянно оборачиваясь вполоборота, говорил:
– У нас тут – гостевой дом. Вы в нём будете жить. А с оружием вашим я решу. Пока не прояснится, как с вами быть, вы к хозяйскому дому не приближайтесь, пожалуйста. У нас там – охрана, а тут – вы со своим пистолетиком. Нет, я вас не пугаю, поймите, просто у нас порядок такой. А вы постоянно девочку опекаете?
– Нет. На эту поездку меня наняли.
– Чтоб в дороге ничего с ней не случилось? Понятно. У нас собаки бродят по ночам, обратите внимание. А вы – как частное лицо? Или от агентства?
– От агентства.
– От какого?
– «Барбакан».
– Это в Москве?
– Да, в Москве.
– Учились где-то?
– Курсы специальные заканчивал.
– Телохранителей?
– Да.
– А в армии служили?
– Служил.
– Какие войска?
– Пехота, – сказал Китайгородцев после краткой, в одно мгновение, паузы.
Богданов хмыкнул, некоторое время шел молча, думая о чём-то своем, потом сказал понимающе:
– Ну, ведь врёшь же!
– Вру, – не стал отпираться Анатолий.
– А зачем врёшь?
– Не люблю о себе рассказывать.
– Но воинское-то звание у тебя есть?
– Есть.
– Какое?
– Старший лейтенант.
– Запаса?
– Да.
– Опять врёшь – что в запасе, мол?
– Нет, не вру.
– Ладно. Считай, что я поверил.
Они вышли к двухэтажному дому, окна первого этажа которого были сплошь забраны решетками. Решетки Китайгородцеву понравились. Прочные. Богданов своим ключом отпер входную дверь.
– Скоро начнут съезжаться гости, – сказал он. – А пока тут пусто. Так что выбирай любую комнату, пока есть такая возможность.
– А две комнаты можно занять?
– Зачем тебе две?
– Одна – для меня, вторая для моей подопечной.
– Ну, в общем, можно. Потом мы вас уплотним, если потребуется.
– Мне нужно осмотреть дом.
– Да-да, – кивнул Богданов. – Это – пожалуйста.
– Вы через часок сможете сюда подойти?
– Зачем?
– Я дом посмотрю, и у меня, может быть, будут замечания.
– Ну, ты шустрый! – покачал головой Богданов. – Не успел в дом войти, а уже замечания готовишь? Ладно, я подойду попозже.
Телохранитель Китайгородцев:
«Замок входной двери – исправен… Решётки на окнах первого этажа – без повреждений, укреплены прочно… Фонарь… Огнетушитель… Освещение коридора – исправно… Где телефон?.. Второй этаж… Окно в коридоре… Щеколда… Огнетушитель?.. Освещение коридора – и тут исправно… Задвижка двери… Вид из окна… Шторы… Да, и вот еще замок двери. Сквозной… Спросить про ключи… Комнаты – смежные… Дверь из комнаты в комнату… Нормально… Опять шторы… Выход на чердак… Замок… Все-таки вот это окно… А в целом – нормально. После некоторых переделок жить можно… Бывало и похуже…»
Для Андрея Ильича Анатолий заготовил целый список пожеланий и прямо по списку ему перечислил:
– Фонарь у входа – неисправен; нет связи с основным домом, надо бы или телефонный провод пробросить, или поставить двустороннюю радиостанцию; на втором этаже отсутствует огнетушитель; задвижка двери в комнате охраняемой слабовата – заменить; заменить и замок…
– Замок-то тебе чем не нравится? – удивился Богданов.
– Сквозной, – пояснил Китайгородцев. – Через скважину замка возможен поджог. Далее. В двери отсутствует глазок; шторы заменить в обеих комнатах…
– А со шторами что?
– Не очень плотные. В тёмное время суток при включенном в комнате свете снаружи видно все, что происходит внутри. Далее. В коридоре второго этажа окно не запирается на щеколду. Щеколду – тоже поменять. На лестнице, ведущей на второй этаж, ступенька не закреплена. Закрепить. И еще. Надо бы какую-нибудь лестницу – складную или веревочную. Сюда, на второй этаж. На случай пожара и прочих непредвиденных обстоятельств.
– Я понял, – с кротким видом кивнул Богданов, затем аккуратно взял из рук Анатолия бумажный лист с перечнем неотложных дел, смял его – и демонстративно бросил на пол.
– В общем, никого не бойся, – покровительственным тоном посоветовал он. – Всё будет нормально, вот увидишь. Пуганые вы все какие-то там, в Москве. А у нас тут – жизнь спокойная.
Китайгородцев наклонился, поднял с пола бумажный комок, расправил его и снова вручил своему собеседнику.
– Всё-таки попрошу это сделать, – сказал он твёрдо. – Потому что так вот – не годится…
С этими словами он взял двумя пальцами язычок задвижки и без особого труда вывернул её из двери вместе с куцыми шурупами. Потом вздохнул:
– Не работа это, а самая настоящая халтура. Надо исправлять.
Уже под вечер, когда стало темнеть, пришел с бутылкой водки Богданов.
– Для знакомства, – пояснил он. – Посидим вечерок, выпьем. С подопечной твоей всё нормально, кстати. Чаёвничают с дочкой хозяина, всё никак наговориться не могут. Обещала часам к девяти вернуться. Да ты не дрейфь! У нас тут – охрана по усиленному варианту. Сигнализация всюду, телекамеры. Денег в это дело вколотили немеряно. Из самого Красноярска специалистов привозили, они с этой техникой месяц возились, прежде чем всё отладили. Ну, и охрана, ясное дело. Мы им ружья закупили… В прошлую зиму к нам из леса вышел шатун двухметровый…
– Медведь?
– Ну. Так парень наш, из охраны, жахнул по нему из своего ружья, свалил с первого выстрела наповал. А уж если человеку в голову попадет – оторвет башку к чёртовой матери.
– А что – приходилось уже по людям стрелять?
– Не-е, – засмеялся расслабленно Богданов. – Тихо тут у нас. Тихо и спокойно.
– Тихо – а из дома крепость сделали, – уловил несоответствие Китайгородцев.
– Это на всякий случай. Чтоб недоумков разных в искушение не вводить. У нас же тут не дом престарелых и не пионерский лагерь. У нас тут резиденция самого богатого человека в крае, – Андрей Ильич поднял указательный палец, подчеркивая значимость то ли охраняемого им лица, то ли произнесённых им слов. – У тебя из закуски, кстати, есть что-нибудь?
– Сухпаёк. Вермишель быстрого приготовления, тушенка.
– Нет, не годится, – улыбнулся Богданов. – Ладно, я сейчас распоряжусь.
Извлек из кармана своей дубленки переносную радиостанцию с короткой обрезиненной антенной и заказал кому-то невидимому съестное.
Уже через несколько минут парень в чёрном, очень похожий на тех ребят, которых Китайгородцев видел днем у шлагбаума, принес горячий ужин.
– Я спросить хотел, – сказал Анатолий, когда парень ушел. – В таких же точно куртках я видел ребят километрах в десяти отсюда…
– Наши, – подтвердил Андрей Ильич. – Закрыли мы город. По личному распоряжению Тапаева. Чтоб – никого посторонних и чтоб криминогенную обстановку разрядить. Для спокойствия горожан, в общем, и работников нашего комбината – что, как понимаешь, одно и то же.
– А власти как же?
– Какие власти?
– Городские.
– Вот ты чудак-человек, – присвистнул собеседник. – Как власти могут быть против, если Тапаев распорядился? Вот здесь город, да? На весь город – одно только наше предприятие, горнообогатительный комбинат. Хозяин комбината – Тапаев. Так кто же здесь кормилец и поилец? Да и мэру спокойнее, когда город закрыт. Преступность – мизерная, люди – довольны…
– А когда Тапаев город закрыл?
– В прошлом году.
– Был повод?
– Нет, – отмахнулся Богданов. – Нормально всё. Не дрейфь. Неси стаканы.
– У меня – кружка.
– Дело твое. Можешь хоть из ладошки пить. Кто ж тебе запретит?
Богданов налил водку: себе – в стакан, Китайгородцеву – в кружку.
– Ну, за встречу! – провозгласил тост.
«Стакан опорожнил одним махом. Дело явно привычное», – подумал Анатолий.
– Я с Генрихом Эдуардовичем на твой счёт переговорил, – сказал Андрей Ильич, сочно хрустя соленым огурчиком. – Не нравишься ты ему со своим пистолетиком, так что всю неделю тут и проведёшь, на выселках, – засмеялся, а глаза-то не смеялись. – В хозяйский дом тебе дорога заказана, в общем. Не обижайся.
– Я не обижаюсь.
– Это ты молодец. Наше дело подневольное. Охрана – как собаки. Когда нужны, держат рядом. А коли ты им без надобности, гонят прочь, – Богданов сказал это без печали.
Анатолий подлил водки своему собеседнику. Себе – совсем немного.
– За работу спасибо, – вспомнил Китайгородцев. – Ваши тут всё, о чем я просил, за два часа исправили.
Богданов в ответ только махнул рукой. По нему было видно, что, хотя он просьбу гостя уважил, считает всю эту суету бессмысленной. Не было тут дверных глазков с самого момента постройки дома – и дальше без них запросто обходились бы. Не горит фонарь у входа – так и нечего по ночам тут шастать, только охранников пугать…
– Давай за нашу работу! – предложил тост Андрей Ильич. – Чтоб она была поспокойнее да поприятнее. Хотя…
Вздохнул, выпил, закусил, только потом продолжил свою мысль:
– Скоро беспокойные деньки начнутся. Гости съедутся.
– Тапаевские?
– Ага. Полтинник нашему Генриху Эдуардовичу. А его Анютке – двадцать. Ты представляешь? Сплошные круглые даты.
– Да, праздник не рядовой, – признал Анатолий. – Гостей много будет?
– Немного. Человек пять-семь. Только самые близкие родственники.
Китайгородцев посмотрел на собеседника долгим внимательным взглядом. Тот на взгляд внимания как-то не обратил.
– Людей мало, а суеты все равно будет много, – вздохнул Богданов. – Не привык я – чтоб мельтешение. Привык, чтоб по-тихому. Без суеты и спешки.
– Тут мало кто появляется? – полувопросительно-полуутвердительно произнес Анатолий.
– Ага. Не любим мы тут чужих. Одно беспокойство от них только.
Телохранитель подлил еще водки Андрею Ильичу.
– А как вообще обстановка вокруг Тапаева? – спросил он, придавая голосу выражение деловитой будничности.
– Нормальная обстановка… Ну, давай за тебя? – предложил Богданов и выпил. Начальник службы безопасности уже выглядел захмелевшим.
– Угроз не было? – прямо спросил Китайгородцев.
Богданов поперхнулся огурцом.
– К-каких угроз? – посмотрел внимательно.
– Я про Тапаева спрашиваю.
– Нет. Не было.
«Кажется, коснулись неприятной темы», – подумал Китайгородцев и продолжил:
– Тут такое дело… У меня всё-таки эта девчонка под присмотром. Я за нее отвечаю. И мне надо быть в курсе того, что вокруг происходит. Я оперативную обстановку должен знать как свои пять пальцев.
– Значит, так! – с хмурым видом произнес его собеседник и склонился вперед, упершись грудью в столешницу. – Оперативная обстановка спокойная, потому что находится под постоянным контролем Богданова Андрея Ильича!
Он стукнул кулаком по столешнице. Звякнули в тарелках вилки.
– И если кто-то попытается… Ну, хотя бы только замыслит… Мы того порвём на куски к едрёной фене!
Он слишком сильно подался вперёд и потому вдруг увидел содержимое эмалированной кружки Китайгородцева.
– Ты что же это! – опешил Богданов, неприятно удивлённый нечаянно сделанным им открытием. – Ты не пил, что ли?
– Я на работе не пью, – развел руками Анатолий. – Вы уж извините.
– Брат у нее – ужасный, – сказала Рита. – Просто мерзкий тип.
Она только пять минут назад пришла от подружки и сидела сейчас в кресле перед своим телохранителем: поза расслабленная, глаза блестят, щеки пунцовые. Анатолий понял, что там, в хозяйском особняке, девчонки баловались не одним только чаем…
– А что такое с братом? – спросил Китайгородцев, обозначая лишь дежурный и неискренний интерес к ее словам.
На самом деле братец Анютки его интересовал по-настоящему. В тех бумагах, которые ему еще в Москве дал почитать Хамза, Роман Тапаев характеризовался как наркоман.
– Наглец, – кратко описала родственника своей подруги Рита. – Вошел к нам в комнату, сел напротив меня, ноги положил на журнальный столик. Мне показалось, что он был пьян.
– Почему?
– Не знаю, – она пожала плечами.
«Наркотическое опьянение? Вполне возможно. Просто ей никогда прежде не доводилось встречаться с подобным, и она не обратила внимание на симптомы – только на общее состояние…»
– Мы ушли, – сказала Рита. – А он даже не шелохнулся. Наверное, заснул.
– Что говорит Аня?
– О чём?
– Не о «чём», а о «ком»… О своем брате она что говорит?