Результатом исследования стал вывод, что, помимо Кремля, достопримечательности в Москве все-таки есть. Разделить их можно было на три группы: те, о которых мы никогда не слышали; те, о которых слышали, но никогда не видели; и те, которые посетили в рамках школьной экскурсии. Единственным исключением был Парк Горького, где всего лишь неделю назад мы съели по две порции отличной шаурмы на каждого.
От первой группы отказались сразу: если за тридцать лет они не смогли оповестить нас о своем существовании, ожидать от них чудес не стоило.
– Остальные, – подытожил Григорий, – можно обсуждать.
Юля торжественно поставила галочку напротив Красной площади:
– Кстати, как на счет Мавзолея? Захочет он на Ленина посмотреть?
Григорий был уверен, что нормальный человек рассматривать мертвых не будет. Вне зависимости от того, чем они занимались при жизни. По его мнению, всех посетителей Мавзолея следовало бы прямо на выходе ставить на учет в профильном учреждении.
Я попросил его не быть таким категоричным. В ситуации с рядовыми мертвецами, он, скорее всего, был бы прав. Призыв осмотреть труп заинтересует в лучшем случае криминалистов и патологоанатомов. Но речь шла о человеке, который в любой момент может быть похоронен, что, на мой взгляд, придавало визиту своеобразную интригу.
– Сейчас он там есть, и на него можно посмотреть, – сказал я многозначительно. – А уже завтра его там может не быть. Понимаешь, о чем я?
Григорий сделал паузу, как будто прикидывая, не пора ли поставить на учет меня, но потом пошел навстречу:
– Пусть сам решает. Пометь пока знаком вопроса, – попросил он Юлю. – Вместе с ночной экскурсией по подмосковным кладбищам. О ней я тоже слышал много хорошего.
Оставив в покое вождя мирового пролетариата, мы перешли к обсуждению других пунктов программы.
– Может, цирк? – спросила Юля, сверившись со списком. – Говорят, наш лучший в мире!
– Клоуны точно лучшие, – усмехнулся Григорий. – Только разбежались оттуда давно: сообразили, что есть места поинтереснее.
– По-моему, иностранцы их боятся, – вспомнил я.
– Только те, кому родители за плохое поведение Стивена Кинга на ночь читали, – объяснил Григорий.
– Не только! – тут же воскликнула Юля. – У Макса приятель есть, Стив зовут. Когда ему было семь лет, в туалете «Макдональдс» встретил клоуна Рональда. В самый неподходящий момент. Открыл кабинку – а тот внутри, дела свои делает. Представляете? Сколько лет прошло – до сих пор во сне видит!
– Такое не всякий взрослый выдержит! – рассмеялся я.
– А мне клоуны по барабану, – пожала плечами Юля. Потом вздохнула: – Но я ужасно волнуюсь за акробатов. Сразу глаза закрываю: вот прям сейчас свалятся и свернут шею! Потом бегать все начнут, суетиться… доктора звать. Но куда там? С такой высоты разве выживешь… И прямо из цирка – на похороны… вместе со зрителями. Они же и виноваты, кто еще? Не купили бы билет, был бы жив человек!
– Сразу ехать не придется, – успокоил ее Григорий, – на третий день только.
Как бы то ни было, пугать Юлю не хотелось, поэтому я предложил вместо цирка сходить в зоопарк: осмотреть зверей без риска нарваться на клоунов и акробатов.
Пока Григорий проверял, не осталось ли что-то в холодильнике, мы с Юлей обсудили плюсы и минусы теплоходной экскурсии по Москве-реке. Вернее, только плюсы: ни одного повода отказаться от приятной прогулки по воде найти не удалось. Вернувшись со стаканом кефира, Григорий сказал, что компанию составить не сможет, так как не до конца доверяет водному транспорту. Уговоров слушать не захотел, но пообещал встретить нас у причала, если мы до него доплывем.
Следующим пунктом – уже безо всяких споров – стал Пушкинский музей с его замечательной коллекцией импрессионистов. Потом – так же легко – смотровая площадка МГУ.
– Как насчет Бородинской панорамы? – спросила Юля. – Вряд ли он был в музее, где есть всего одна картина.
– Наверняка мелких тоже понаставили, – усомнился я.
Григорию идею поддержал:
– Для французов война плохо закончилась. Значит, англичанину понравится.
Потом шли планетарий и Храм Христа Спасителя. Варианты диаметрально противоположные – один из двух гостя наверняка устроит. Если повезет, то оба. На этом список подошел к концу.
– Сколько дней протянем? – спросила Юля.
– Пять-шесть, – прикинул я, – неделю с небольшим, если любит вздремнуть после обеда.
– Маловато будет, – огорченно заметил Григорий. – Еще мысли есть?
– Балет в Большом? – быстро нашлась Юля.
Перспектива отдать круглую сумму за три часа скукоты меня не прельщала, но другого выхода, похоже, не было. Григорий тоже отнекивался, но в итоге согласился. С одной оговоркой: если Макс вернется в Москву до спектакля, билет достанется ему.
Казалось, идеи иссякли, но тут я вспомнил, что недалеко от Москвы находится Подмосковье. А там располагается моя дача, которая способна убить не один день, а целые выходные.
Последний пункт добавил Григорий: сверившись с телефоном, сообщил, что вскоре наша футбольная сборная будет играть с англичанами. К сожалению, матч был в гостях, что делало совместный поход на стадион невозможным. Решили, что поболеем у телевизора. После этого поблагодарили друг друга за отличную работу и, довольные результатом, распрощались.
Не откладывая дел в долгий ящик, уже следующим утром я попросил своего начальника перенести две недели отпуска с сентября на вторую половину августа. В отличие от большинства знакомых, у меня никогда не было проблем с боссом. Когда Александр Анатольевич уезжает в командировку (что бывает довольно часто), я искренне считаю его лучшим руководителем на свете. Возвращаясь в офис и интересуясь результатами моей работы, он по понятным причинам теряет в рейтинге, но при этом все равно остается человеком разумным и справедливым.
Единственное, что выводит его из себя, – это лежащее на столе заявление об отпуске. Обычно он долго и изумленно смотрит на этот листок, будто не веря, что стоящий перед ним человек, которого он считал своим другом, мог неожиданно совершить столь низкий поступок. Даже если проситель не отдыхал несколько лет, он почувствует себя жалким предателем, который наплевал на все, что сделала для него компания, и бросил ее на произвол судьбы в угоду своим легкомысленным утехам.
Слава богу, мой сентябрьский отпуск был согласован уже давно. Чтобы получить благословение на перенос, хватило простого обещания: все, что собирался сделать во время этих двух недель, сделаю до их начала.
Ровно через семь дней мы отправились в аэропорт «Шереметьево» встречать господина Дадли. Сколько приедет багажа, не знали, поэтому согласились с предложением Григория поехать на его машине. В начале года он приобрел подержанный внедорожник, которым очень гордился.
Для себя я давно уяснил, что спорить с водителями крупногабаритного транспорта о том, чья машина лучше, не имеет ни малейшего смысла. Познав прелести полного привода, большого багажника и высокой посадки, на владельцев седанов они поглядывают с плохо скрываемым презрением. В ответ жаждут зависти и восхищения. Насмотревшись сладкой рекламы, эти пижоны думают, что готовы ко всему. Но что происходит на самом деле? Вместо горных рек колеса разбрызгивают городские лужи, а вместо пустынных барханов – душную пыль подмосковных обочин. В глубоком сне полный привод штурмует Кордильеры, а в реальности – грязные сугробы и хлипкие московские бордюры. Багажник стонет от самовывоза, а высокий центр тяжести обещает десяток кульбитов после любого столкновения на трассе. Об экологии и трудностях с парковкой я уже не говорю.
То ли дело – старые добрые времена. До того, как безжалостная пандемия кроссоверов перевернула мир, позволив домохозяйкам занять идеальную для обзора позицию сверху. В левом ряду вместо двухэтажных недоразумений властвовали элегантные спортивные седаны, а на джипах ездили те, кому это реально нужно: фермеры и бандиты. И, кстати, мир был гораздо безопасней: остановив машину, полиция могла спокойно надеть наручники на всех, от кого не пахло навозом.
Справедливости ради надо сказать, что внутри большой автомобиль Григория был очень удобным. Когда мы с Юлей расположились на заднем сиденье, она попросила включить кондиционер: на улице было жарко.
– Волнуешься? – спросил я.
– Не хочу вспотеть: испорчу первое впечатление.
Я согласился:
– Если унюхает, конец! Вряд ли уважающий себя англичанин позволит сыну жениться на потной женщине.
– Я бы не позволил, – подтвердил Григорий, поворачивая на Ленинградское шоссе. – Думал как-то в фитнес-клуб записаться. Дошел до раздевалки – понял: не мое!
Я предположил, что причиной разворота был не запах, а беспросветная лень: физическая активность Григория редко выходила за рамки управления персонажами компьютерной игры при помощи кликов на мышь и клавиатуру.
– Пальцы тоже тренировать надо, – засмеялся он.
– Пусть кондиционер включат, – съязвила Юля. – Сколько раз просить можно?
– Забыл сказать: основной кондиционер не работает.
– Есть дополнительные? – удивилась она.
– Четыре штуки, у каждого сиденья! – подмигнул в зеркало заднего вида Григорий.
Юля щелкнула ему по затылку, после чего открыла окно – в машину вошел густой поток жаркого воздуха и выхлопных газов. Ленинградка была забита: машины ползли со скоростью двадцать километров в час.
– Еще минут десять – спина будет насквозь мокрой, – обреченно прошептала она.
– Думаешь, захочет обнять? – спросил я. – Англичане вроде народ сдержанный.
– Наверняка обнимет, – пообещал Григорий. – Поцелует даже. Мужик в возрасте, зачем упускать шанс?
Получив еще один подзатыльник, он повернулся к Юле:
– Не волнуйся! Когда пробка рассосется, наберем скорость и быстро просохнем.
– Нас обнимать не будет? – уточнил я на всякий случай.
Григорий был уверен, что от мужчин потребуется только рукопожатие не потной рукой, а для таких случаев у него всегда есть салфетки.
Юля немного успокоилась и, пока мы плелись в пробке, рассказала давно обещанную историю о том, как познакомились родители Макса.
Его папу, как я уже упоминал, звали Роберт. Он был университетским профессором, специализировался на русской литературе девятнадцатого века. А маму звали Наташа или, если полностью, Наталья Андреевна. Родом была из Самары. На заре перестройки Роберт Дадли, который уже в то время неплохо знал русский язык, перелез через обломки железного занавеса и прибыл в Россию, чтобы познакомиться с родиной Пушкина и Достоевского.
В тот момент он писал диссертацию по произведениям русских классиков и задавал себе вопросы, испокон веков стоявшие перед русской интеллигенцией: «Кому на Руси жить хорошо?», «Кто в этом виноват?» и «Куда смотрит милиция?» Где лежит конверт с правильными ответами, разумеется, никто не знает. Возможно, потеряли, но я лично склоняюсь к мысли, что его давно выкрали американцы и передают каждому новому президенту вместе с ядерным чемоданчиком. И они по-своему правы. Если мы узнаем всю правду, может сбыться давний прогноз Пушкина: Россия вспрянет ото сна, выпьет огуречного рассола и не оставит камня на камне от мировой гегемонии США.
Однако Роберт, как человек образованный и ввиду англосаксонского происхождения гораздо менее склонный винить во всем Америку, начал поиски в Третьяковской галерее. Доверившись чутью великих художников, бродил по музейным коридорам и подолгу рассматривал людей, изображенных на старых полотнах. Его глаза цеплялись за мельчайшие штрихи в надежде понять, какие мысли и мотивы скрывались за тем или иным выражением лица. В одном из залов он остановился перед картиной Репина «Не ждали» и надолго задумался о том, куда отлучался главный герой, что помешало оповестить семью о приезде и почему из шести домочадцев радостно улыбался ему только сын. В тот момент сам Роберт точно не ждал, что через минуту познакомится с будущей женой.
Наташа приехала в столицу на три дня с автобусной экскурсией «Москва культурная». Несмотря на обязывающее название, большинство пассажиров разбежалось за покупками прямо с автовокзала: перед тем как лететь к вершине пирамиды Маслоу, они решили удовлетворить базовые потребности в одежде и импортной электронике. С Наташей остались лишь экскурсовод и пять туристов, по внешнему виду которых было ясно, что денег на обновки у них не было уже несколько лет. В отличие от сбежавших пассажиров, молодая Наталья Андреевна приехала в Москву с искренним желанием прикоснуться к прекрасному и намеревалась отправиться по магазинам строго по окончанию экскурсии.
В Третьяковке растерявший аудиторию культработник вещал вяло. В какой-то момент Наташа предпочла остаться с искусством один на один и незаметно потерялась. В одном из залов ее внимание привлекла картина, показавшаяся знакомой. Рядом с ней стоял задумчивый мужчина – лет тридцати, симпатичный, чуть ниже среднего роста. Аккуратно причесанные волосы, очки в роговой оправе и стильный костюм выдавали человека ухоженного и интеллигентного. Она подошла поближе и прочитала табличку – в голове всплыла известная с детства фраза «картина Репина “Не ждали”». Быстро разгадав сюжет, повернулась к задержавшемуся у полотна посетителю:
– Совсем мужик загулял!
– Вы думаете? – удивился он.
По акценту она поняла, что говорит с иностранцем:
– Судите сами: жена, похоже, плюнула уже!
Мужчина с интересом посмотрел на Наташу, потом – еще раз на картину:
– Возможно… у него были какие-то проблемы?
Она снисходительно улыбнулась:
– Вы, я вижу, не из России. У наших мужиков проблема одна – продается в любом гастрономе, поллитра за червонец! Вы только посмотрите: грязный, мятый весь, как из-под моста вылез! Взгляд стремный, будто собственную жену не узнает!
Роберт хотел сказать, что принять на грудь любят не только в России, но прервать обличительную речь не успел. Поставив диагноз главному герою, девушка тут же перекинулась на ближайшее окружение. В кадр эти люди не попали, но в его жизни несомненно присутствовали. Досталось всем, кто, вместо того чтобы протянуть руку помощи, толкал пьяницу к краю бездны: приятелям-собутыльникам, потакающим любовницам, безответственным родителям и никуда не годным учителям. Потом выразила сочувствие женской половине семьи, а также серьезное опасение за судьбу сына, который неподобающим образом улыбался в такой тяжелый момент.
– Если срочно не взяться за воспитание, пойдет по пути папаши: сопьется или, еще хуже, окажется в тюрьме, – подытожила она и наконец замолчала.
Сзади раздался деликатный кашель. Наташа повернулась и, к своему удивлению, обнаружила за спиной самарского экскурсовода. Увлеченная рассказом, его прибытия она не заметила. Рядом с ним стояли, переминаясь с ноги на ногу, остальные члены туристической группы.
– Картина эта о борце за свободу русского народа, – вежливо поправил ее культработник. – На полотне запечатлен момент, когда он вернулся домой после длительной ссылки.
Она густо покраснела, открыла рот, но подходящих слов не нашла.
– Семья о его судьбе ничего не знала. Боялись, что потеряли навсегда, – добавил он для полной ясности.
В тот момент Наташа очень пожалела, что не отправилась за покупками, вместо того чтобы рекламировать свое невежество перед симпатичным иностранцем.
Заметив ее смущение, Роберт улыбнулся:
– Искусство можно интерпретировать по-разному.
Когда экскурсовод увел группу в следующий зал, молодой господин Дадли набрался смелости и пригласил Наташу на чашку кофе, чтобы узнать ее мнение о других картинах экспозиции.
– Занятная история, – признал Григорий. – Знала бы, кого не ждали, не было бы ни Макса, ни помолвки… ни этой чертовой пробки!
За последние десять минут ситуация в прямом смысле накалилась: моя рубашка промокла настолько, что ее можно было выжимать. Повернувшись к Юле, я увидел огромную каплю пота, стекавшую по лбу в направлении правого глаза. Она зависла над бровью и после небольшого раздумья прыгнула вниз на кожаное сиденье. Юля посмотрела на меня с безмолвным отчаянием. Утешить ее было нечем.