– Это что же, после успехов первых дней войны немчики так обнаглели, что уже без охранения и зенитного прикрытия свою артиллерию тягают? Ну, прямо как наши сейчас. Но наши-то от безысходности – техники поддержки и ПВО у нас кот наплакал, а эти? Или они думают, что Красная Армия уже совсем загнана? Опасное заблуждение, камрады, я бы сказал, смертельно опасное заблуждение. И сейчас мы вам это докажем на практике. После чего приник к прицелу танковой пушки.
Подрыв первого тягача на минной ловушке послужил сигналом к общему избиению колонны. И автоматическая пушка немецкого танка при этом оказалась вне конкуренции. Пока 45-миллиметровые пушки двух обездвиженных легких Т-26 и, периодически высовывающегося из-за подбитого немецкого танка БА-10 уничтожали технику в голове колонны, Сергей начал с конца и успел сначала аккуратно расстрелять кабину последнего (инженерного) тягача, чтобы не повредить прицеп, а затем, не особо торопясь, расстрелял еще пять тягачей с конца колонны. Потом, пока его танкисты и броневик добивали остальные тягачи, выскочил из башни немецкого танка и метнулся к бронетранспортеру, где за курсовым пулеметом уже подпрыгивал от нетерпения и сильной жажды убийства немцев Игорь Петров. Залез на водительское место и вывернул бронетранспортер носом вдоль немецкой колонны, с той стороны, где залегли расчеты орудий. Загрохотал скорострельный МГ-34, и под его злыми очередями стали поспешно умирать хорошо обученные, опытные, прошедшие войну в Европе, немецкие артиллеристы. С другой стороны колонны свою лепту в воздаяние фашистам по делам их вносили пулеметы броневиков.
Через пятнадцать минут после начала боя полный артиллерийский дивизион моторизованной дивизии вермахта лишился всех своих артиллерийских расчетов. Настала очередь техники. У Сергея сердце кровью обливалось – уничтожать эти надежные и простые в обслуживании немецкие гаубицы, имевшие к тому же высокую живучесть ствола (8–10 тысяч выстрелов). Утащить их с собой, да еще с полным боекомплектом – это был бы «просто праздник какой-то». Но все тягачи избиваемой артиллерийской колонны при атаке были настолько сильно повреждены, что без серьезного ремонта ходовой части, а то и двигателей, никуда ехать и ничего тащить уже не могли.
Здесь Сергей в очередной раз – и очень сильно – пожалел об отсутствии мобильной радиосвязи. Тогда перед боем можно было бы по радио внести коррективы в первоначальный план атаки, и организовать расстрел артиллерийской колонны так, чтобы сохранить при этом хотя бы несколько тягачей.
– Но сейчас делать уже нечего, сейчас имеем то, что имеем, – печально вздохнул Сергей.
Единственное, что он смог придумать в этой ситуации, – прицепить одну, по виду самую новую, гаубицу к бронетранспортеру, в него же загрузить боезапас осколочно-фугасных, бронебойных и зажигательных снарядов и зарядов к ней – сколько поместится. У бронетранспортера мощность двигателя, конечно, слегка поменьше, чем у артиллерийского тягача, но не намного, а ходовая часть такая же, поэтому он, на малой скорости, гаубицу должен успешно дотащить. Да тут и недалеко, меньше десяти километров.
Для гарантированного уничтожения остальных вражеских гаубиц Сергей решил применить способ необратимого повреждения ствола и казенника орудия при попытке выстрела заранее заклиненным в стволе снарядом. Чтобы не попасть под взрывы и осколки, к орудиям цепляли длинный трос, дергая за который, производили выстрел. Трос, как и материалы для заклинивания снарядов в стволах, нашли в прицепе с инженерным имуществом, а сам прицеп Сергей дал команду прицепить к броневику БА-10 – инженерное оборудование в хозяйстве всегда пригодится.
Полное уничтожение артиллерийских тягачей вообще не представляло проблемы, – двигатели у них бензиновые, бак пробил, бензином хорошенько полил, горящую ветошь бросил, – и все, готово дело. После хорошего пожара отремонтировать их уже не получится, даже на запчасти они не пойдут – только в переплавку. Жалко, конечно, эти надежные, тяговитые машины с отличной проходимостью уничтожать, но делать нечего. С собой их забрать не получится, а немцам оставлять, чтобы они отремонтировать и снова использовать смогли – да ни в коем случае. Именно поэтому Сергей приказал собрать с тягачей запасные канистры с бензином, провода, фары, аккумуляторы и прочие технические мелочи, бензин слить и залить бак бронетранспортера под пробку, а тягачи перед отходом сжечь.
Бойцов скорость уничтожения колонны, а также простота и эффективность показанного Сергеем способа превращения орудий в металлолом весьма впечатлила, во взглядах читалось восхищение командиром и азарт продолжения боя. Танкисты даже стали просить Сергея задержаться и подождать следующую колонну, чтобы уничтожить еще немного фашистов. Но Сергей прекрасно понимал, что везение сегодняшнего дня не может продолжаться вечно, поэтому дал команду поджечь тягачи и оставляемые танки, которые так помогли, а потом отходить. И отходить желательно побыстрее – сейчас могут начать рваться боеприпасы. Весело обсуждающие прошедший бой танкисты погрузились в бронетранспортер, пулеметный броневик пристроился впереди, а пушечный БА-10 с трофейным инженерным прицепом на буксире – сзади, и маленькая колонна, под грохот начинающих рваться в горящих тягачах боеприпасов, на средней скорости потащила честно добытую в бою гаубицу в сторону Сокулки…
Начальник особого отдела 33-й танковой дивизии бригадный комиссар Трофимов только что вернулся в свой кабинет с совещания, проведенного командиром дивизии после возвращения его с уцелевшими частями дивизии в Сокулку. Вернулся раздраженный и злой. Оперативная обстановка была неутешительной. Да что там неутешительной – она была пугающей. И, кстати, в точности такой, как предсказывал этот странный, непонятно откуда взявшийся «оракул» – лейтенант Иванов.
Танковые клинья вермахта все сильнее вгрызались в советскую территорию, охватывая Белостокский выступ с двух сторон по сходящимся направлениям.
33-я танковая дивизия под командованием полковника Панова действительно 23–24 июня вела тяжелые бои под Гродно в составе 11-го мехкорпуса, в разгар боев осталась практически без запасов горючего и боеприпасов, командир дивизии хотел отводить ее на Новогрудок, где, как сказал лейтенант Иванов, дивизия и погибла бы вся. Но Трофимов, поверив его словам, принял решение вмешаться в ситуацию, после чего послал комдиву шифрограмму, в которой указал, что, по полученной информации, там уже немцы. Благодаря этому, вчера Панов смог вернуть сильно потрепанные и потерявшие значительное количество техники части дивизии к месту дислокации, в Сокулку. Здесь, имея дивизионную ремонтную базу и склады запчастей, значительную часть поврежденных танков и бронемашин за день-два удастся полностью восстановить. А остальным достаточно залить топливо и загрузить боекомплект из запасов дивизионных складов. То есть снова привести дивизию, пусть и потерявшую за два дня боев почти треть состава, в боевую готовность.
Трофимову радоваться бы, – дивизию удалось спасти от разгрома, но вчера же, 25 июня, уже поздней ночью пришел приказ по 3-й и 10-й армиям об отступлении советских войск с полным оставлением Белостокского выступа. И бригадный комиссар до утра не спал, все продумывал, как убедить командира и руководство дивизии в том, что отступление смерти подобно. Потом напряженный день, руководство организацией передовых оборонительных рубежей дивизии по новым принципам, с применением инженерных сооружений и бронетехники для усиления пехотных подразделений.
А вечером 26 июня на совещании командир дивизии полковник Панов зачитал этот приказ штаба Западного фронта об организации отступления и предложил штабу готовить план оставления Сокулки и движения в сторону Минска.
Начальник особого отдела дивизии Трофимов взял слово. Он попытался указать на бесперспективность и пагубность отступления, предупреждал о том, что по якобы имеющейся секретной информации по линии особого отдела (а на самом деле информации лейтенанта Иванова) немецкие войска уже глубоко прорвали оборону на флангах Белостокского выступа и готовят окружение отступающих войск. Говорил о том, что на отступление не хватит горючего, боеприпасов и ресурса бронетехники, при этом очень много ценного и нужного имущества, снаряжения, боеприпасов и вспомогательной техники придется бросить. Пытался доказать целесообразность организации узла обороны на основе корпусных ресурсов Белостока и дивизионных ресурсов Сокулки. Приводил данные о соотношении немецких и наших потерь при организации оборонительных порядков по новым принципам, с использованием высокой огневой мощи бронетанковой техники, установленной в качестве неподвижных огневых точек на защищенных полузакрытых позициях. Ну, или подвижных огневых точек – если для них готовить несколько позиций. Ссылался на опыт подразделения лейтенанта Ковалева, который вторые сутки успешно перемалывал отборную немецкую моторизованную пехоту при минимуме своих потерь. Да еще, в промежутках между атаками, и трофеями прирастал. Даже намекал на возможную ответственность перед Родиной и соответствующими «органами» за поспешное выполнение приказа, который может оказаться ошибочным. Ошибочным потому, что даже на уровне их дивизии оперативная обстановка недостаточно изучена и быстро меняется, вовремя отследить эти изменения трудно и не всегда получается. А что тогда можно сказать о полноте и своевременности данных, поступающих в штаб фронта!
Но его никто не услышал. А может, его просто не захотели услышать. Все остальные участники совещания, упрямо ссылаясь на приказ штаба фронта, активно поддержали идею отступления. Поэтому Трофимов вернулся с совещания раздраженный и злой. И подумал о том, что, похоже, интенсивные атаки немецких войск в сочетании с постоянными бомбежками, да еще в условиях отсутствия эффективной ПВО, могут надломить боевой дух не только рядовых бойцов, но и командиров весьма высокого уровня. И что лейтенант Иванов может снова оказаться прав, говоря о том, что командование его дивизии выйдет из окружения, а бойцы и техника останутся в нем.
Единственная хорошая новость этого дня заключалась в том, что его старый друг и боевой товарищ, начальник особого отдела 6-го мехкорпуса, дивизионный комиссар Титов, прислал ответное сообщение, в котором информировал Трофимова, что смог убедить своего комкора. И тот отводит сильно потрепанный в боях под Гродно корпус не по направлению Крынки – Волковыск – Слоним, а под Белосток, причем через Сокулку, частично используя при этом возможности Белостокской железной дороги на участке Гродно – Белосток. Так что совсем скоро Титов с командиром корпуса будут здесь, в Сокулке. И здесь немного задержатся, чтобы он, Трофимов, объяснил комкору и свое, отличающееся от командования мнение, и источники информации, на основании которых он сформулировал свою странную просьбу. Но что им сказать, Трофимов не знал. Это знал лейтенант Иванов, который должен был вернуться из своего диверсионного рейда еще утром. Но не вернулся. А сейчас уже вечер. И где только его черти носят?!
От этого не спавший всю ночь и разочарованный итогами совещания Трофимов еще больше злился. Поэтому, когда дежурный по особому отделу доложил, что к Трофимову просится командир прибывшей час назад в Сокулку «сборной солянки» из отступающих частей, старший лейтенант Микульченко, бригадный комиссар встретил этого самого Микульченко очень неласково.
– Кто такой?! Чего надо?!
– Товарищ бригадный комиссар, разрешите доложить! Старший лейтенант Микульченко, командир стрелковой роты 345-го стрелкового полка 27-й стрелковой дивизии, полк дислоцировался у границы в районе Августова. С первого дня войны, в результате мощных ударов немецких войск с массированным применением артиллерии и авиации, полк отступал от границы, без связи со штабом дивизии, ведя тяжелые оборонительные бои с превосходящими силами немцев. По пути отступления в состав полка вливались отступающие и разбитые подразделения различных родов войск. Я, как старший по званию, принял командование над остатками полка вчера вечером, после смерти от ран командира батальона капитана Никифорова. По состоянию на утро сегодняшнего дня под моей командой были сосредоточены четыре легких танка Т-26, один Т-34, два средних пушечных и два легких пулеметных бронеавтомобиля из отступающих частей 29-й танковой дивизии 11-го мехкорпуса. Кроме того, до роты пехоты с четырьмя ручными пулеметами ДП-27 и примкнувшие по дороге специалисты военно-технического состава (танкисты, артиллеристы и т. п.) общей численностью до взвода. Пехота передвигалась на полуторке и на броне танков.
– Скажи-ка мне, старший лейтенант, – наливаясь злобой, прорычал Трофимов. Ты это все к чему мне сейчас рассказываешь?! Или ты считаешь, что мне больше делать нечего, кроме как историю твоего отступления выслушивать?!
– Так меня об этом просил лейтенант Сергей Иванов, товарищ бригадный комиссар, – устало ответил Микульченко и слегка пошатнулся.
– Лейтенант Сергей Иванов? – сразу подобрался Трофимов. – Так с этого надо было начинать! И не стой столбом, старший лейтенант, садись вон на стул и рассказывай.
– Хотя, подожди. Дежурный! Принеси старшему лейтенанту чаю и пожевать чего-нибудь. А теперь давай, рассказывай дальше.
– Слушаюсь, товарищ бригадный комиссар. Утром в составе сводной колонны мы проселками обошли Домброво, – там уже немцы, – и двинулись по дороге в сторону Сокулки. Примерно в четыре часа дня, в десяти примерно километрах от Сокулки, нас догнала моторизованная рота вермахта, усиленная тремя танками, тяжелыми минометами и бронетранспортером. Нам пришлось принять бой без предварительного развертывания и подготовки.
– И сколько вас выжило после того боя? – спросил Трофимов, внутренне холодея. Он, прошедший Испанию, Халхин-Гол и финскую, знал, что в таких ситуациях – когда противник ловит и расстреливает походную колонну на марше – процент потерь всегда очень велик.
– Знаете, товарищ бригадный комиссар… Я в том бою уже думал, что все кончено и не выживет никто из нас. Немцы с ходу уничтожили половину легких танков и грузовик, потом начали долбить тяжелые минометы, да еще и авиация немецкая налетела, бомбили. Через час боя у меня из брони только одна «тридцатьчетверка» осталась, почти без снарядов, да один пушечный БА-10, но уже совсем без снарядов. Ну, и один легкий пулеметный броневик. При этом броневики, сами понимаете, больше от немецких танков и минометов уворачивались, чем реально бой вели. От роты пехоты осталось чуть больше половины, патроны к винтовкам и ручным пулеметам почти закончились. Хотел уже людей в рукопашную поднимать – так и так помирать, но хоть сколько-нибудь фашистов с собой захватили бы. Но тут вдруг – кто-то ударил немцам в тыл. Да так ударил, что через несколько минут у них уже не было ни танков, ни тяжелых минометов. Бронетранспортер тоже прекратил стрелять. А потом снова начал, но уже по немецкой пехоте. И еще несколько пулеметов по немецкой пехоте с тыла стрелять начали – я по их звуку определил, что немецкие. За пару минут боя половину немецких пулеметных расчетов уничтожили. Ну, я моментом воспользовался, своих бойцов в атаку поднял. Немцы не выдержали и в тыл побежали. А в тылу – пулеметы тех, неизвестных. В общем, когда мы до немцев добежали, у них в живых только раненые были. А чуть дальше, за пулеметами, бойцы лежат, вперемешку – в нашей и немецкой форме, но по нам не стреляют. И всего их чуть больше десятка. А потом командир их вперед вышел, тоже в немецкой форме. Представился лейтенантом Ивановым, Сергеем, сказал, что выполняет особое задание штаба 33-й танковой дивизии. Еще сказал, что нам надо с места боя убираться поскорее, и дал много полезных советов. За полчаса, пока моих раненых перевязывали, а у него даже не ранен был никто, мои и его бойцы под руководством Сергея немцев так на трофеи ободрали – как голодная собака кость. Технику нашу, что починить можно, с собой забрали – тоже лейтенант Иванов придумал. Да еще и свои трофеи – легкий немецкий грузовик, мотоциклы, много оружия и боеприпасов, снаряжение – он к нам в колонну пристроил, вместе со своими бойцами и двумя ранеными, что они по дороге подобрали.
А меня лейтенант Иванов попросил сразу, как прибудем, к вам зайти, про бой рассказать и попросить, чтобы его у передовых постов обороны ваши особисты встретили. Ну, я сразу, как прибыли и нас в особый отдел отправили, к вам попросился.
– Как это встретили? – вновь напрягся Трофимов. – Разве лейтенант Иванов не с вами прибыл?
– Нет, товарищ бригадный комиссар. Он из танкистов четырех добровольцев выбрал и с ними, да со своим младшим лейтенантом Петровым, остался в засаде, следующих немцев ждать. Еще, правда, оба исправных броневика себе оставил, а в БА-10 снаряды из наших разбитых легких танков загрузил. И еще полугусеничный бронетранспортер командира немецкой роты себе оставил, почти новый. Из-за него и просил на передовых постах встретить, чтобы бойцы за немцев не приняли и не обстреляли.
Трофимов слушал пехотного лейтенанта и не мог поверить своим ушам. Маленькой группой бойцов обеспечить разгром полнокровной немецкой роты, да еще со средствами усиления, а потом, снова – еще более маленькой группой – остаться в засаде и ждать следующую немецкую часть, чтобы уничтожить и ее…
«Да кто он такой, этот «лейтенант Иванов»?! Где и когда он научился так воевать?!» – в очередной раз задал сам себе вопросы Трофимов, и снова признался сам себе, что даже приблизительных ответов на эти вопросы у него нет…