Похоже, что на какое-то время опасность, грозившая русским поселениям на Аляске, была ликвидирована. Шумилин и граф Киселев, а также штабс-капитан Лермонтов стали собираться в Калифорнию. В крепости Росс их с нетерпением ждали друзья и родные.
После недолгой стоянки в гавани Рио-де-Жанейро, где отряд контр-адмирала Нахимова закупил продовольствие для дальнейшего следования к мысу Горн, корабли покинули любимый город Великого Комбинатора и снова вышли в море.
Игорь Пирогов вместе со своим приятелем лейтенантом Краббе побывал на приеме у бразильского императора Педру II, который только в прошлом году стал полноправным монархом, достигнув возраста пятнадцати лет. Правда, коронация императора была отложена на лето этого года. Был приглашен на этот прием командующий русским отрядом, а Пирогов и Краббе просто оказались в числе сопровождавших контр-адмирала Нахимова офицеров.
Все было обставлено с варварской пышностью. Униформа императорских гвардейцев и ливреи дворцовых лакеев оказались сплошь расшитыми золотом. Сам юный император Педру II сверкал, словно елочная игрушка. Он произнес речь, после чего наградил Нахимова орденом Южного Креста. Похоже, что даже в этой далекой от Европы стране уважали силу и мощь Российской империи. Еще со времен адмирала Кокрэна[12] у бразильских военных установились неплохие связи с английским Адмиралтейством, и они уже знали о том, что произошло несколько месяцев назад у берегов Норвегии. Поэтому император Педру II посчитал нелишним устроить теплый прием русским морякам, следующим в Русскую Америку.
Подгоняемые попутными ветрами, корабли отряда двигались на юг. С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Чувствовалось суровое дыхание Антарктики. В море все чаще стали попадаться киты и альбатросы. Порой налетали порывы сильного ветра, несущие дожди и снег.
По приказу Нахимова на кораблях отряда еще раз проверили крепость бегучего и стоячего такелажа. Мыс Горн считался одним из самых опасных для судоходства мест в мире. Здесь часто случались жестокие шторма, а внезапные туманы сбивали корабли с курса, и они разбивались на скалах.
Игорь Пирогов вспомнил печальную судьбу экспедиции британского мореплавателя Джорджа Ансона. В 1740 году шесть кораблей его эскадры подошли к мысу Горн в сезон штормов. Два корабля, отброшенные сильным встречным ветром, так и не смогли обогнуть этот мыс. Третье же было выброшено на скалы. Флагманский же корабль «Центурион» Ансона чудом спасся, сумев в последний момент избежать столкновения с коварным рифом. Так в один момент британская эскадра сократилась наполовину.
А вот русской эскадре повезло. Утром Игорь Пирогов увидел с палубы фрегата «Аврора» покрытые снегами вершины острова Эстадос. Поймав в паруса попутный восточный ветер, корабли отряда вскоре достигли высокой и крутой горы, над которой кружились альбатросы. Это и был легендарный мыс Горн. «Аврора» и прочие русские корабли продефилировали мимо мыса и вошли в воды Тихого океана. Отойдя миль на сорок от берегов Огненной Земли и пережив небольшой шторм, который, впрочем, не нанес большого ущерба, контр-адмирал Нахимов дождался попутного южного ветра и взял курс на чилийский город Консепсьон, точнее, его аванпорт Талькауано, славящийся хорошей гаванью, здоровым климатом и возможностью закупить в нем достаточное количество продовольствия.
Игорь Пирогов задумался. Парадокс, но корабли того времени, из-за парусов вполне независимые от наличия или отсутствия топлива для судовых двигателей, сильно зависели от запасов продовольствия и питьевой воды. Холодильников для хранения скоропортящихся продуктов еще не было, и случалось, что экипажи кораблей, попавшие в штиль, подъев все, что хранилось в судовой провизионке, и выпив всю воду, с голодухи варили кожаные ремни и сапоги, и молили Господа, чтобы он послал им дождик.
Экипажи русских кораблей перед выходом в дальний поход в Кронштадте прошли тщательнейший медицинский осмотр. Все больные или слабосильные матросы были исключены из списков. Лейб-врач императора Алексей Кузнецов лично отобрал медиков, которых распределили по всем кораблям отряда для того, чтобы вести наблюдение за здоровьем матросов и офицеров, а в случае необходимости оказывать им необходимую помощь. На корабли погрузили запасы медикаментов, витамины и лимонный сок, который ежедневно должен был выдаваться всем членам экипажа. Все эти меры дали результат – с момента выхода из России на кораблях не было выявлено тяжелых заболеваний. Два смертельных случая все же произошли, но это были так называемые «производственные травмы» – один моряк разбился насмерть, сорвавшись с реи, а второму раздробило голову тяжелым блоком во время аврала.
Размышления Пирогова прервал вестовой, передавший ему приглашение от контр-адмирала прибыть на флагманский фрегат «Паллада». Похоже, что командующий отрядом пожелал провести совещание с учетом последних указаний, полученных по рации из Петербурга. Павел Степанович был человеком дисциплинированным и исполнительным. В нужный момент он, конечно, принимал единолично решения, но только если это касалось чисто военных вещей. А тут придется решать вопросы, которые имеют политический контекст.
А дело было вот в чем. Император решил использовать по максимуму сам факт появления на Тихом океане отряда русских кораблей. Ведь флот – это не только военный, но и политический аргумент. «Дипломатия канонерок» применялась издавна. «Черные корабли» американского коммодора Перри, вломившиеся в порты Японии, положили конец самоизоляции Страны восходящего солнца. А чем русские корабли хуже? Понятно, что их поведение будет не таким, как у янки, которые с грацией слона в посудной лавке вели переговоры с правительством сёгуна. Закончилось же все «Революцией Мейдзи» и скоростной европеизацией Японии.
Похоже, что в Петербурге решили оказать давление на японское правительство, заглянув по дороге в один из портов этой страны. Впрочем, зондаж не должен был переходить определенные рамки. Если японцы упрутся и категорически откажутся вести переговоры, то надлежало покинуть порт и следовать в Русскую Америку.
А еще неплохо было бы заглянуть и на Гавайи, или, как их называли в XIX веке, Сандвичевы острова, получившие имя британского адмирала Сандвича, прославившегося лишь тем, что изобрел бутерброды, до сих пор именуемыми в англоязычных странах сэндвичами.
Время для посещения Гавайев было самое подходящее. В прошлом году оттуда с позором изгнали протестантского миссионера Хайрема Бингхема, ставшего настоящим «серым кардиналом» при дворе короля Камеамеа III. Это был настоящий изувер, заставлявший крещеных гавайцев три раза в день молиться, запретивший игры и танцы и полностью подмявший под себя всю духовную и личную жизнь королевской семьи. Доставалось от него и европейцам, особенно католикам, проживавшим на Гавайях. Удивительно, как этот человек, проповедующий христианскую любовь и смирение, сумел заслужить всеобщую ненависть как аборигенов, так и приезжих из Европы. В конце концов терпение у короля лопнуло, и он велел Бингхему покинуть острова. Потом тот несколько раз пытался снова вернуться на Гавайи, но руководство американского миссионерского движения опасалось, что этот «Савонарола» вызовет полное отторжение островитян от христианства. Игорь Пирогов усмехнулся – он вспомнил, что этот самый Бингхем был дедом археолога Хайрема Бингхема, ставшего прототипом голливудского супергероя Индианы Джонса.
Словом, разговор на совещании у Нахимова будет сложным, и, вполне возможно, потребуется время, чтобы получить более конкретные инструкции из Петербурга. А еще лучше будет, если через портал в отряд переправят человека, более компетентного во всех этих делах.
Игорь Пирогов прикинул, что это было бы самым лучшим решением.
Адини и Николай Сергеев вернулись из XXI века счастливые, довольные, с кучей самых хороших новостей. Во-первых, врачи осмотрели Адини и сообщили, что от ее болезни не осталось и следа. Правда, время от времени ей необходимо будет посещать тубдиспансер и проходить там профилактический осмотр.
Во-вторых, княгиня Одоевская родила мальчика, здорового и горластого. Счастливый отец чуть не сошел с ума от радости. Он готов был носить на руках и супругу, и сына. На первых порах счастливому семейству помогала Ольга Румянцева, а ее возлюбленный Карл Брюллов с удовольствием писал картину, которую он уже окрестил «Святым семейством», где изображены были княгиня Ольга Степановна и ее малыш, названный Федором, в память деда – отца Владимира Федоровича Одоевского.
В-третьих, Ольга Румянцева тайком шепнула Адини, что, скорее всего, и ее в этом году ждут такие же счастливые хлопоты.
– Я пока ничего не сказала Карлуше, но «две полоски» налицо. Бог его знает – как там все будет дальше, но я надеюсь, что беременность, несмотря на мой возраст, пройдет благополучно. Ну а ты, девонька, не собираешься вступить в наш «клуб мамочек»?
Адини покраснела и ответила, что они с Николя пока не планируют обзаводиться потомством. Мол, муж сказал ей, что она еще слишком молода и пусть не спешит с этим делом. Потом, через два-три года, они наверстают потерянное время.
Все эти новости Адини сообщила любимому батюшке, который был очень рад возвращению дочери и зятя. Новости оказались действительно добрыми, и настроение императора Николая стало просто замечательным. От души радовались и великий князь Александр, и великая княжна Ольга. Словом, «вечер встречи» Адини и ее мужа прошел в приподнятом настроении.
Гостьей на этом небольшом семейном празднике стала и Надежда Щукина, которая прибыла в Санкт-Петербург XIX века вместе с Адини и Николаем Сергеевым. Надежда вела себя скромно и не была похожа сама на себя. Император, достаточно хорошо знавший дочь полковника Щукина, даже удивился столь необычному поведению Надежды. Он украдкой спросил у Адини, не заболела ли их спутница. Адини, так же украдкой, сообщила отцу, что встречавший их майор Соколов наконец решился и предложил своей любимой руку и сердце.
Хотя Надежда и ждала нечто подобное от «милого жандарма» – так она иногда в шутку называла возлюбленного, – но его предложение взволновало девушку так, что у нее даже потемнело в глазах.
«Еще не хватало шлепнуться в обморок, словно кисейная барышня, – подумала она. – Я думаю, что отец будет не против. А какие порядки здесь? Я слышала, что лица, приближенные к царю, вроде должны испрашивать его дозволения на брак?»
Своими сомнениями Надежда поделилась с Адини, а та, предательница, похоже, рассказала все отцу. Император, с улыбкой посматривавший на гостью, несколько раз одобрительно кивнул Надежде. Намек был явный, и от души девушки немного отлегло.
Потом, после чая с пирожными, женщины заговорили о своем, на первый взгляд совершенно бессмысленном, но очень для них интересном, а два Николая – тесть и зять – отошли в сторонку, чтобы поговорить о текущих делах.
Перво-наперво император вкратце рассказал о том, что творилось в Калифорнии, где отец Сергеева-младшего в настоящий момент решал весьма сложную задачу, требующую не только таланта хозяйственника, но и искусства дипломата.
Выслушав тестя, Николай нахмурился. Он считал, что ему следует немедленно отправиться на помощь к отцу, о чем он сразу же и заявил императору.
– А Адини? – возмутился Николай. – Ты о ней-то подумал? Ведь она просто сойдет с ума без тебя.
– Но ведь вы не возражали, когда я воевал на Кавказе, – сказал Сергеев-младший. – Там я был в большей опасности, чем сейчас, если я буду рядом с отцом.
– Правильно, – кивнул император. – Только ты тогда не был мужем моей дочери. И все равно она, бедняжка, так извелась, что я уже серьезно стал опасаться за ее здоровье. И спасибо Александру Павловичу Шумилину, который утешал ее и сумел внести в душу бедняжки успокоение.
– Кстати, дядя Саша, извините, Александр Павлович тоже отбыл в Русскую Америку. Вы поймите меня правильно, ваше величество, мне просто стыдно, что два пожилых человека отправились в такое неспокойное место, как крепость Росс, а я, здоровый мужик, имеющий боевой опыт, сижу в Петербурге, месте безопасном и относительно спокойном.
– Вот именно – относительно спокойном, – усмехнулся Николай. – Кстати, я не настаиваю, чтобы ты титуловал меня. Все же мы с тобой теперь, как-никак, родственники. Так что можешь называть меня по имени и отчеству.
– Хорошо, Николай Павлович, – кивнул Сергеев. – Так чем-то и мне здесь надо заниматься. Ну не могу я сидеть без дела.
– Похвально, – произнес император. – Я найду для тебя дело по душе. Такое, что тебе оно точно понравится. Как тебе такое задание – подготовка метких стрелков, или, как вы их называете, снайперов?
– Гм, – задумчиво сказал Сергеев. – Дело интересное и нужное. Я бы взялся за него. Только для создания учебного центра нужны люди и средства. Людей я, пожалуй, сумею найти. Я попрошу вас дать мне право отобрать в полках Санкт-Петербургского гарнизона метких стрелков, из которых я подготовлю первый выпуск снайперов. А их, в свою очередь, потом оставлю в своем центре преподавателями. Что же касается средств… – тут Николай вопросительно посмотрел на тестя.
– Говори, не стесняйся, – одобрительно кивнул царь, – на хорошее дело денег не жалко.
– Надо найти место подальше от города, – начал загибать пальцы Сергеев. – Стрельба – штука опасная. Тут надо все сделать так, чтобы случайно не подстрелить посторонних людей. Далее – надо оборудовать центр, сделать огневые рубежи, пулеулавливатели, подъемные и движущиеся щиты с мишенями. Кстати, а какое оружие мы будем осваивать? Я бы предложил получить его из арсеналов XXI века. Но на сей счет разрешение должно дать наше начальство.
– Думаю, что этот вопрос я смогу решить, – немного подумав, произнес император. – Ну а если это, как вы любите говорить, «не срастется», придется им обучаться меткой стрельбе из капсюльных винтовок. В любом случае ты, Николай, должен научить солдат не только метко попадать в мишень, но и маскироваться так, чтобы враг не смог заметить, откуда по нему стреляют.
– Хорошо, Николай Павлович, – похоже, предложение тестя заинтересовало Сергеева. – Если вы не против, то я вам дня через два предоставлю свои соображения на сей счет, а также список материалов, необходимых для создания учебного центра.
– Ну, вот и отлично. А пока, Николай, давай займемся нашими дамами. А то они без нас скучают.
Император и его зять направились к женщинам, которые, похоже, ничуть не скучали, а что-то с жаром обсуждали.
Прибытие графа Киселева со товарищи в крепость Росс повергло всех очевидцев сего события в священный трепет. Сергеев-старший решил на этот раз особо не тихариться, и к месту открытия портала допустил всех желающих. Здесь были и колонисты из крепости, и местные индейцы. Встретить высокопоставленных визитеров прибыл и дон Франсиско с дочерью и зятем. Его, правда, не удивило появление в воздухе невесть откуда изумрудного обруча, превратившегося через пару минут в сияющую арку. А вот окружающих…
Русские и креолы стали лихорадочно креститься и бормотать молитвы. А индейцы в ужасе закрыли глаза ладонями и стали взывать к Мадунде – своему верховному божеству. Бедняги просили его не гневаться на их племя и не насылать на них болезни и беды. Индейцев можно понять – перед ними разверзлось небо, и через образовавшуюся в нем дыру из чужого мира появились люди. Один из них, видимо, большой русский вождь, был одет в нарядный мундир с золотыми эполетами и аксельбантами. Остальные носили привычную пятнистую форму и держали в руках оружие.
Виктор Сергеев шагнул навстречу гостям. Он вежливо поздоровался с графом Киселевым, обнял своего старого друга Александра Шумилина и крепко пожал руку штабс-капитану Лермонтову и сопровождавшим его «вежливым людям». Потом Сергеев представил прибывших встречающим. Вадим не удержался и крепко обнял отца, по которому он изрядно соскучился. Киселев с любопытством смотрел на это проявление родственных чувств.
А Лермонтов, широко открыв глаза, впитывал в себя новые впечатления. Он удивлялся и природе Нового Света, и людям, здесь живущим. Его поразили вожди индейцев, наряженные в плащи из птичьих перьев, лихие вакеро в широкополых сомбреро, ослепительно красивая сеньорита, стоявшая под руку с майором, чье лицо показалось Лермонтову знакомым. Он вроде бы встречал его в учебном центре под Петербургом, где ему довелось пройти спецподготовку, и где поэт, доселе старавшийся быть похожим на некоего утомленного жизнью «лорда Байрона», наконец-то нашел себя.