– Отнеси в мусорку!
Крепкий узбек опешил и спросил зло:
– Ты зачем так, а? Ты же порядок знаес? Тут наш территория…
Метелин поднялся и пошел прочь с парковки. Все четверо шли за ним, очевидно, не собираясь нападать на виду у камер. Они бросились на него разом, как только Алексей зашел за бетонную коробку автобусной остановки. Он легко разметал их всех, ни разу не ударив. Просто уворачивался от их тычков, потом хватал и переворачивал. Узбеки вскочили и убежали, крутя головами, очевидно, проверяя, не гонится ли он за ними.
Подошла маршрутка. На табличке под стеклом конечной остановкой значилось Южное кладбище. Вообще маршрут был весьма примечательным: начинался он в поселке Металлострой, где располагалась исправительная колония № 5, проходил мимо завода, торгово-развлекательного комплекса с теплым названием «Лето», больницы и заканчивался там, куда люди по своей воле не очень-то спешили. Но Метелин ехал к матери.
Красивые и веселые машины обгоняли дребезжащий старый автобус, мелькали рекламные щиты, призывающие народ посещать «Макдоналдсы», фитнес-залы, премьеры американских фильмов про зомби и отдыхать исключительно на турецких пляжах.
Водитель слушал музыку, она звучала приглушенно и ненавязчиво, но одна песня, очевидно, проникла в шоферскую душу, и он повернул ручку громкости, оглушая немногих пассажиров.
Метелин поднялся и подошел к кабине, постучал по стеклу, а когда водитель обернулся, сказал ему:
– Сверни гармошку!
Неподалеку от кладбищенских врат стояла церквушка. Алексей зашел внутрь и снял бейсболку. В церкви было пусто, перед иконами горели одинокие свечи, пахло ладаном и воском так сильно, что у Метелина начало першить в горле. Он купил две свечки и покрутил головой, раздумывая, куда их лучше поставить. Тут же к нему подошел немолодой седенький священник невысокого роста и тихо поинтересовался:
– Свечи за здравие или за упокой?
– За упокой.
– Тогда к распятию, ставьте на канун. Это стол прямоугольный.
– Я молитв не знаю, – признался Алексей.
– Я дам вам текст, – сказал священник и спросил: – Свечи родителям?
Метелин кивнул и сказал:
– Николай и Ольга.
– А вас как зовут?
– Алексей.
– Алексей означает «защитник», – напомнил священнослужитель.
Метелин снова кивнул: это он знал.
Он стоял у иконы и тихо, почти про себя читал, запинаясь:
– Господи, Иисусе Христе, Боже наш! Ты – сирых хранитель, скорбящих прибежище и плачущих утешитель. Прибегаю к Тебе аз, сирый, стеня и плача, и молюся Тебе: услыши моление мое и не отврати лица Твоего от воздыханий сердца моего и от слез очей моих. Молюся Тебе, милосердый Господи, утоли скорбь мою о разлучении с родившим и воспитавшим мя, родителями моими …
Он запнулся и замолчал. Не завершив молитвы, неумело перекрестился тяжелой рукой и пошел к выходу. Остановился возле священника и отдал ему книжицу с текстом молитвы.
Старичок заглянул ему в глаза и спросил, склонившись к плечу Алексея:
– У вас тяжелая жизненная ситуация?
– Справлюсь, – ответил Метелин.
– Обратите душу свою к Богу и Он поможет, – посоветовал священник.
– Сам управлюсь.
Хотел уйти, но вспомнил.
– Что такое «Алексей – Божий человек»?
– Не что, а кто. Это величайший святой. Алексий был сыном богатых родителей, его отец был римским сенатором, если быть точным. В день свадьбы он ушел с брачного ложа и отправился в Сирию к святым местам. Роздал свое имущество нуждающимся и стал жить милостынею и подаянием, вознося молитвы, питаясь только хлебом и водой. Он бродил с нищими, молился о сирых, болящих и усопших. Родители его искали почти семнадцать лет и однажды, увидев на улице нищего, привели домой и накормили, так и не узнав, что это был их родной сын… Когда Алексий умер…
– Я понял, – остановил его Метелин, – спасибо вам.
Надел бейсболку и вышел из церкви.
Глава третья
Могила преобразилась. Теперь бугорок, заросший бурьяном, выровняли, сделали бетонные бордюры и чугунную оградку, поставили крест из серого гранита. Алексей положил букетик на мраморную крошку и посмотрел на фотографию матери в центре креста.
– Прости, – прошептал он.
Обернулся и увидел спешащую к могиле соседку. Очевидно, она окликнула его, но он не услышал. Теперь она замахала рукой. Подошла и попыталась отдышаться.
– Вот, пришла к Оленьке, – начала объяснять она, – я приходила прежде. Травку подстригала. Сорняки вытаскивала. Хотела цветы посадить. Но…
Она взглянула на букет и удивилась:
– А что же ты стебли не обломал? Тут ведь ухарей ой сколько! Ты уйдешь, они прихватят и продавать побегут.
Соседка посмотрела на могилку.
– Красиво ты сделал! – оценила она.
– Это не я…
– Ну-ну, а кто же платил? Ты! Значит, ты и сделал. И правильно: Оленька заслужила в такой красоте лежать. Бедная, бедная… Пятьдесят четыре всего было. Но вишь как – онкология она такая. Даже химия не помогла. Такие дела.
Алексей молчал. Разговорчивая тетка мешала ему.
– А папа твой где лежит?
– Не знаю. Он как только узнал, что я родился, выпросил отпуск на пять дней и поспешил к нам. Под Гератом вертолет сбили… Все, кто в нем был, сгорели вместе с машиной. Там же их и похоронили…
– Герат – это где?
– В Афганистане.
– О-о, – покачала головой соседка, – беда какая.
Какой-то шустрый мужичок ходил кругами рядом. Краем глаза Метелин наблюдал за ним, а тот постепенно сужал круг и, когда Алексей обернулся, тут же бросился к ним.
– Видите, какая работа! – закричал он и широко улыбнулся. – Здравствуйте для начала. Мы с ребятами очень старались. Отличные материалы, лучшие мастера, как говорится… Мы все другие заказы отложили… Со сметой только прогадали, дороже нам обошлось… Вот меня и прислали предупредить, что за вами должок.
Метелин шагнул к мужичку, взял его под руку и повел в сторону.
– Что я тебе должен?
– Так, это… Не мне, а мастерам: они старались, душу вложили…
– Повторяю вопрос. Лично тебе я должен?
– Так, меня ребята прислали, чтобы я заказчика нашел и договорился.
Алексей посмотрел по сторонам, а потом взял пройдоху за горло и приблизил к себе.
– Слушай сюда, сявка![2] Вали отсюда, да побыстрее, а то огребешь по полной.
– Х-х-р-р-р-понял, – едва выдавил из себя мошенник.
Они выходили из ворот, когда рядом прокатил старенький «Шевроле-блейзер». Проехал, а потом остановился и сдал назад. Водительское стекло поползло вниз, и на Алексея посмотрел немолодой мужчина.
– Леша? – спросил тот. – Метелин, если не ошибаюсь?
Это был первый тренер Алексея, впрочем, единственный, им уважаемый: он сделал из него чемпиона страны.
– Ты на машине? – спросил Альберт Иванович.
– Своим ходом, – обрадовалась возникшей оказии соседка, – вот мы Лешенькину маму приходили проведать.
– Ну тогда садитесь ко мне, подброшу до дома.
Сначала ехали молча, словно разговаривать им было не о чем. Первым нарушил молчание тренер.
– Давно освободился?
– Два месяца почти.
– Чем занимаешься? Работа есть?
Метелин покачал головой.
Альберт Иванович долго молчал. Алексей подумал, что и здесь ничего не получится.
– Хорошо, – наконец произнес старый тренер, – поговорю по поводу работы. На ринг, разумеется, выходить не будешь: это ты и сам прекрасно понимаешь. Во-первых, возраст. Тебе же сорок почти…
– Тридцать семь, – поправил учителя Метелин.
– То же самое почти, но не это главное: вон люди и в сорок дерутся. Но ты столько времени потерял. Это же не восстанавливается. Потом скорость, реакция уже не та, что в двадцать пять. Опыт помогает, но у тебя его нет. Одного желания мало. Помощником тренера тоже не могу, потому что я сейчас и сам числюсь помощником… Мы же к бою с Оласьело готовимся. Слышал про такого?
– Конечно. Самый достойный из всех последних чемпионов мира.
– Согласен. Парень ни одного боя не проиграл и все заканчивал нокаутом…
– Так с ним должен был драться Джереми Майерс за титул.
– Слился твой Майерс, – засмеялся Альберт Иванович, – совсем, что ли, не следишь?
– У меня телевизора нет, а на… простите, на зоне смотрел все поединки, которые у нас показывали.
– Ну вот, Майерс заявил, что заканчивает карьеру, у него со здоровьем проблемы. Сейчас практически любой пропущенный им в голову удар приведет к кровоизлиянию. Третьим номером в рейтинге стоял англичанин Филдинг, но он с Оласьело уже встречался и во втором раунде ушел в глубокий нокаут. В больнице месяц лежал, так что повторения не хочет… Ты Юру Шепелева знаешь?
– Не знаком лично, но слышал.
– Он шестым претендентом был. И вдруг все пятеро других отказались, и теперь он в очереди.
– Вы серьезно?
– Вполне. Он парень смелый.
– Он медленный. Удар хорошо держит, не пробитый еще, но это до поры до времени. Тем более что Шепелев прет как бык… Все, что в него летит, все долетает: защиты никакой…
– Согласен, но мы работаем над этим. Прогресс очевидный, а до боя осталось еще почти полгода.
Метелин молчал, пораженный.
– Согласен с тобой, – вернулся к разговору тренер, – на победу никто не рассчитывает. Но там призовой фонд десять миллионов, и это пока без стоимости рекламных контрактов, продажи эфирного времени и выручки от продажи билетов. Три четверти победителю, а четверть проигравшему. Понимаешь, какие деньги на кону?
– Вы – помощник, а у кого на подхвате?
– Гарри Хук. Старый американец: он даже меня на пять лет старше. От дел отошел, но наш промоутер позвал его в команду, и Гарри согласился. Мужик грамотный. Сам был профессионалом, и неплохим, только когда это было… С менеджером по поводу тебя он будет говорить, если я попрошу очень: у меня с Хуком хорошие отношения. Он боксер, я тоже. Мы ведь все как братья, сам знаешь.
Альберт Иванович замолчал, а потом спросил:
– Мама давно умерла?
– Четыре года назад, – ответила соседка, – мы с мужем и хоронили ее. И еще одна была из нашего дома. Ни родственников, ни…
Она покосилась на Метелина и замолчала.
– Помню я ее, – продолжил тренер, – лет двадцать назад или даже больше видел твою маму. Симпатичная очень была и выглядела молодо: даже не верилось, что у нее взрослый сын.
Глава четвертая
Они поднялись на площадку, Метелин подвел соседку к ее двери, и вдруг она принюхалась.
– Что-то папиросным дымом откуда-то несет. Не из твоей ли квартиры, часом?
Но Алексей учуял дым еще раньше. И понял, откуда он доносится.
Старушка открыла дверь и перешагнула через порог.
– Ты, Лешенька, проверь, откуда это? Да еще музыка какая-то… У нас ведь по всей лестнице приличные люди.
Она скрылась в своей квартире, и слышно было, как поворачивается ключ в замке, щелкает защелка и опускается дверная цепочка.
Метелин подошел к своей двери и прислушался, музыка звучала именно там. Он вставил ключ в замок, попытался повернуть, но замок не поддавался. Тогда он позвонил. Через несколько минут дверь распахнулась, и на пороге появился парень лет тридцати с голым торсом, украшенным татуировками. Парень был изрядно пьян и, увидев хозяина, полез обниматься.
– Осужденный Бугаенко, статья 162, часть вторая[3], – радостно прокричал он, – здорово, Леший! Встречай корешей.
Метелин впихнул его в квартиру, прикрыл дверь и посмотрел на вскрытый замок.
– Зачем ломали?
– Новый поставишь, – тебе все равно его менять надо было. Не замок у тебя, а фуфляндия какая-то. Ты лучше посмотри, кого я привел!
Алексей обернулся и увидел стоящего на пороге еще одного знакомого по зоне – Курицына, отбывавшего срок за грабеж, плотного блондина, к которому навечно прикрепилось погоняло – Сациви.
– Привет! А ты здесь каким боком? Тебе же вроде еще год чалиться?
– Все, отзвонился! – ответил за него Бугаенко, – ему барин[4] УДО выписал[5].
– В активисты[6], что ли, записался?
– Ты че? – возмутился Бугаенко. – Он же у нас частник-надомник. Шахматы делал, нарды. Разве не знал? А тут для часовни зоновской крест охрененный вырезал. Вот батюшка и попросил за него. Это все остальные за двести тридцать рублей в день вкалывали минус двадцать пять процентов, а Сациви лопатой бабло греб. Мы-то с тобой голяком с кичи вышли, а он три ляма за четыре года поднял. Во как!
– Деньги – не самое главное в жизни, – произнес молчавший до этого Курицын. – Деньги низводят всех богов человека с высоты и обращают их в товар. Они поэтому лишили человеческий мир его собственной ценности.
– Во как загибает! – обрадовался Бугаенко. – Голова!
– Это не я, – признался Курицын, – это Карл Маркс.
Они прошли в комнату. Письменный стол был выдвинут на середину, и на нем стояли бутылки с коньяком, виски, вскрытые банки мясных и рыбных консервов. На стене висел жидкокристаллический телевизор.
– Это тебе презент от нас, – объяснил Бугаенко, – в знак уважения.
– Где вы ему ноги приделали? – поинтересовался Алексей. – Только не надо гнать, что купили: упаковки и документов я не вижу.
– Да это Бугай притаранил, – объяснил Сациви, – он у одной бабы кантовался…
– Заочница, – объяснил Бугаенко, – такие мне письма присылала душевные и фотки. Я их над толчком повесил, чтобы и другим мужикам не обидно было. А в жизни она еще круче оказалась: у нее и тут, и тут, и губы такие, что сразу… Ты-то на воле уже нашел себе?
– Ищу.
– Нашел! – обрадовался Бугай. – По глазам вижу, что нашел! Так приглашай ее в гости. Пусть подружку прихватит. Кстати, у меня цацки-мацки имеются: колечки, сережки, бранзулетки всякие, брюлики-хренулики – готов скинуть незадорого. Звони Марусе своей, а мы сейчас музон наладим…
Он схватил пульт от телевизора и начал переключать каналы. Наконец на экране появились девушки в нескромных бикини, которые, извиваясь в танце, радостно пели:
– Апельсины и бананы, кокосовый рай…
– Мы вообще-то здесь по делу, – напомнил Курицын.
– Да, – подтвердил Бугай, отрывая взгляд от женских прелестей, – дело у нас на миллион. Даже на два.
– Мужики, я не при делах сейчас, – покачал головой Метелин.
– Ты послушай, Леший! – настаивал Бугаенко. – Там все чисто будет. Все проработано уже. Есть один барыга – у него миллионов зеленых до хрена и больше. И есть место, где он без охраны бывает… Ну, если только водила при нем – что вряд ли. Мы туда подгребем как-нибудь и побазарим с ним без наезда особого.
– А я-то вам зачем?
– Ты очень нужен, – начал объяснять Сациви. – Если водилу вырубить с одного удара… Но это мы сами как-нибудь. А вот с тем барыгой побазарить ты сможешь, и он в отказку не пойдет, потому что…
– Пока рано ему знать, – остановил его приятель, – потом, когда… короче, Леший, нас трое уже, но ты нужен. Наводка у нас точная. Один кореш работает в его фирме водителем. Барыгу-то он не возил, но в дружбанах у него водила генерального – того самого, – и шоферюга по пьяному делу все ему выкладывает. Барыга этот построил дом загородный на берегу озера в лесу. Там вообще поблизости никого. Кричи не кричи – один хрен: тайга – закон, медведь хозяин… Понял?
– Я же сказал, что не при делах.
– Ты подумай: нас четверо. Мы с него два ляма бакинских возьмем. А для барыги – это ничто. Ему два миллиона гринов – это как высморкаться. А нам на каждого по пятьсот тысяч зеленых. Плохо, что ли?
Метелин покачал головой.
– Ладно, Сациви, – вздохнул Бугай, – рановато мы пришли, Леший еще не вдохнул сладкого воздуха воли. Пусть надышится и поймет, что в такой конуре жить нельзя, надо девочку свою одевать, обувать, на море ее возить на шикарной тачке, в кабаках угощать, а не бомж-пакеты, кипятком разбавленные, предлагать…