– Как куртейка? Не жмет?
Все так же молча стянула и кинула в меня. Я сделал вид, что отвлекся поймать, а вместо этого позволил упасть на землю и перехватил поперек талии ее, рванувшую мимо.
А девка-то – огонь. Свирепая, как питбуль. Извивалась, рычала глухо, лягала меня по голеням, целилась пятками садануть по пальцам ног. Глупая, что мне это через носки зимних ботинок. Брыкалась, как одержимая, себя ни капли не жалея, норовя затылком врезать по носу и губам. И все молча, аж страшновато, ей-богу, от такого остервенения. Так-то разом бы скрутил, но помнил, что Ромыч сказал про трещины в ребрах, и не зажимал особо. Выдохнется, а я потерплю.
– Кончай, чокнутая! – пропыхтел, оттеснив к стене, и распластал по ней. Не наваливался, но держал крепко.
И, сука, опять приключилась странная херня. У меня встал на нее так резко, что аж в паху свело до судорог. Даже сунь руку мне кто в штаны и надрачивать начни, и то такого эффекта не было бы. Скрыть в этой возне сей прискорбный факт не вариант. Ну а с другой стороны, живая баба, все при ней: сиськи, задница – трется об меня так душевно, а я что? Я мужик, и работает у меня все исправно. Так что взял и забил морочиться от нее стояк скрывать. Наоборот, вжался между ягодиц, еще и одной рукой грудь облапал как бы невзначай. Ух, ты, а кто-то у нас тут без лифчика, что ли, шастает? Не сдержался и нырнул наглой конечностью под задравшуюся олимпийку. Так и есть.
– Лапу убери! – процедила строптивая беглянка, замирая, как мгновенно замороженная, и клацнула зубами. – Холодная, п*здец.
Что? А где «Скотина, как ты посмел?!»
– Еще бегать станешь? – Бля, ну не убиралась рука. Никак. Вот где сила воли пригодилась… бы. Если бы она у меня была. Так что моя ладонь осталась на месте. Почти. Легкие круги по торчащему соску не в счет. Цвет. Я хочу знать их цвет. И почему хоть мельком не глянул, пока в отключке валялась.
– Нет. Я договориться хочу.
Надо же, хоть бы дрогнула, чем-то выдала реакцию на мои безобразия. Что, к тому, что мужики сиськи теребят, разрешения не спрашивая, привыкла небось? Все же шлюха? Из дорогих. Не потасканная. Молодая просто. Или элита, которым не надо через себя толпу пропускать, чтобы на жизнь заработать.
Ага, и я наивный чукотский отрок и поверил в переговоры.
– Вот и договаривайся. Я тебя очень внимательно слушаю.
Я ожидал, что орать начнет, чтобы кончал лапать, и снова драться. Но нет. Она как будто и замечать перестала, где шарит моя конечность. Мне от этой реакции даже как-то некомфортно стало. Повода же типа удерживать ту, что не брыкается, нет, но и желания отпускать нет. Дилемма, однако.
– У тебя стоит на меня, – констатировала очевидное она на удивление невозмутимо. – Я с тобой пересплю, а ты меня сведешь с Шаповаловым.
Зараза, снова здорово. Упертая ты какая!
– Не подходит. Даже если у тебя золотая или поперек, я друзей на п*зду не меняю. По тебе же видно, что ты проблема ходячая.
– Ну так отпусти меня просто, чего прицепился-то?
– Я уже сказал, почему не отпущу. Давай так: ты никуда не бежишь, мы едем ко мне, моем тебя, кормим, ты мне все рассказываешь, а потом посмотрим, стоит ли с тобой спать.
– Ну да, посмотрим, – фыркнула она презрительно и толкнулась задницей к моему упертому члену, что и не думал падать. – Но пофиг, согласна и на это. За одним исключением. Ни черта я тебе не расскажу.
– А смысл в сделке тогда? Думаешь, у меня проблемы с тем, чтобы кому-то вставить?
– Мне на это плевать. Бери, что есть, или нет.
– Не в твоем положении дерзить, деточка. Козыри-то все у меня. – Я хоть и ощутил себя редкостной скотиной, но при этом с наслаждением стиснул упругую плоть. И снова хоть бы шелохнулась. – У меня твое золотишко, твой ствол…
– Дарю.
– Надо же, какая ты щедрая. Но мне чужого не нужно. Только информацию. Я должен знать, что моему другу не светят неприятности. К тому же напоминаю: у тебя нет нормальной одежды и обуви, нет денег, зуб даю, нет места для ночлега, и ты дико голодная и уставшая. Что ты теряешь, если поедешь со мной? Перспективу превратиться к утру в сосульку? Чего тебе бояться? Переспать ты со мной сама уже согласилась, грабить я тебя не собираюсь, иначе просто дал бы свалить и оставил все себе.
– Всегда остается вероятность, что ты сдашь меня.
Чего же ты так боишься? Вломила ментам кого-то, о ком стоило бы помолчать? Убила? Обокрала до хрена крутого перца, и в лучшем случае светит, что бОшку бедовую отвернут? А ведь личико как у ангелочка. Вот только реакции и повадки все совсем не ангельские.
– А если пообещаю не сдать?
– Я тебя не знаю, чтобы верить.
– Зато ты прекрасно понимаешь, что еще пять минут постоим – и ты до костей промерзнешь. Так что, договоримся? Для начала согласен просто на имя. Скажи, как тебя зовут, и получишь ночлег, горячую ванну и еду.
Она сопела секунд десять.
– Оксана… Федорова.
Брехня-я-я. Но да хер с ним, типа я купился. Не замерзать же самому, и ее не замораживать.
– Вот видишь, не так уж это и сложно. – Ага, ты меня обдурила. – Пошли, мороз крепчает.
А с ним крепчает и степень моего долбо*бизма, похоже. Во что я лезу?
Глава 6
Отказываться от предложения амбала, которого доктор звал Боевым, я сочла дуростью. У него на меня стоял, а это внезапно сделало все проще. По Димасику я успела усвоить, что если мужик тебя хочет, то ты уже вроде как владеешь ситуацией. Даже если он сильнее и обращается с тобой грубо. От меня не убудет, если дам этому громиле, тем более он прав: мои силы реально на исходе, ноги едва держат. Больше всего хотелось спать. Настолько, что я бы хоть где легла и отрубилась. Даже в ближайшем сугробе. К тому же он называл брата другом, а значит, находясь поблизости, есть вариант добраться до родственника. Белобрысый говорил, что Николай сейчас недоступен, как я поняла. Просто нужно подождать, выходит. А в местных холодах это лучше делать, имея теплое местечко, где еще и покормят. А то, что платить придется сексом, ну опять же не вижу никакой проблемы. Два года терпела и тут просто перетерплю. Ничего нового.
– Не засыпай! – громко сказал качок, и я испуганно вскинулась. Действительно почти отключилась.
– Как зовут? – прочистив горло, спросила его.
– Не прошло и полгода, и ты этим поинтересовалась.
Вот чему он постоянно ухмыляется и лыбится? Происходит что-то веселое, по его мнению? А, с другой стороны, ему чего грустить? Мужики вечно хотят трахаться, а тут у него стопроцентный вариант, чего бы не скалиться? Только непонятно, почему я залипаю на его лице, когда он зубы свои сушит.
– А были причины делать это раньше?
– Ты сколько не ела?
Интересный у нас диалог. Одни вопросы.
– Буду звать Боевым, – пожала я плечами, ощутив, как же болит все тело.
– Андрей я. А то соседи не поймут, когда ты в постели фамилию мою орать станешь.
– С чего бы мне вообще орать? Ты садюга какой-то?
– А бабы в койке от боли, что ли, орут?
Блин, да что он фыркает-то так самодовольно постоянно? Мне ли не по фигу, отчего его пассии голосят? Со мной такого точно не случится.
– Молчишь чего? – А ты чего пристебываешься?
– У нас, по-моему, договор был, что я тебе даю, а не беседой развлекаю.
– А ты всегда вот так в лоб мужикам себя предлагаешь?
– А с тобой такое впервые? Сочувствую.
Он снова захмыкал и башкой даже замотылял.
– Вот не люблю я борзых и языкатых, но ты прикольная, – заявил он и тут же поменял тон и тему: – Избил тебя кто? Отвечай!
– Внезапный, да? – Я и поворачиваться к нему не стала. – Мало ли кто бил, всех и не упомнишь.
– Ищет тебя кто?
– Ты вот нашел.
– Ясно. Выходи, приехали.
– Ты у нас откуда-то с юга, О-о-оксана? – спросил он уже в лифте, снова хитро щуря свои нахальные зенки. Понял, сука, что с именем прибрехнула?
Сколько ему лет? Точно не меньше тридцатника. Вон уже морщинки вокруг глаз лучиками явно привычными. Ну если он вечно такой, зараза, обрадованный не пойми чем по жизни, то не удивительно.
– С чего взял?
Наша игра «спроси, и я спрошу в ответ» продолжается?
– А ты хоть иногда улыбаешься?
– А тебе зачем? Особое предпочтение в постели?
– Вот же зараза, – замотал он опять головой и откровенно заржал.
Открыл дверь в квартиру, снял с меня дубленку и кивнул, указывая прямо.
– Надеюсь, ты хоть, чего поесть хочешь, ответишь не вопросом?
– Думаешь, мне сейчас не без разницы? – спросила… ну уже скорее из упрямства. Или потому что знала, что он заржет. Снова. Странно, что я пялюсь на это. Странно, что мне не плевать. Странно, что с моими губам тоже что-то вдруг стало происходить. Нет, я не собиралась улыбаться. Это было больше похоже на то, что мышцы, для этого предназначенные, напомнили о своем наличии у меня.
Кухня была небольшой, точно не как в доме-тюрьме, но попросторней, чем в материнской двушке. И заметно, что не чисто мужская. Салфеточки, занавесочки, цветы вон на подоконнике. Жена в отъезде, а ты и рад, притащил бабу в дом, да?
– Так, что у меня тут есть? – Боев принялся выставлять кастрюльки и судочки на стол.
Ну точно женатик. Не сам же он все это наготовил и разложил. Отчего-то стало поганенько на душе, но голод взял свое. Недолго думая, я заглянула в ближайшую емкость и чуть слюной не захлебнулась от вида и запаха котлет. В жопу манеры. Схватив одну, я откусила сразу половину. Вкусно-то как!
– Бля, да подожди ты, я хоть разогрею! – Он потянулся отнять, но я стукнула ладонью по его лапе, не собираясь отдавать.
Мой кормилец уставился на меня пристально и цепко и впервые нахмурился. Покачал головой и захлопал дверцами шкафчиков и загремел посудой.
Поставил передо мной тарелку с пюрешкой и еще одной котлетой, над которыми поднимался парок после разогрева в микроволновке. Красотища, куда там всяким блюдам, что вечно из дорогих кабаков доставляли. Вознесенский все пытался мне утонченный вкус привить, заказывая всякую извращенскую херь. Как же мне тошно было жрать эти карпаччо, аранчини, оссобуко и прочую похабень с хитрыми названиями, когда хотелось борща и пельменей со сметаной. И пюре с банальными котлетами, ага. Прямо как в столовке приютской.
Боев еще погремел, и на столе очутилась большая кружка офигенски пахнущего какао, и он сел напротив с тарелкой.
– Мужик, я тебя сейчас прям полюбила не на шутку, – пробормотала, потянув носом умопомрачительный запах, почти опьянев от такого количества удовольствий разом.
– Настолько сильно полюбила, чтобы выложить мне все по-чесноку?
– Нет, для этого меня так кормить недельку надо.
– И трахать хорошенько?
– Пф-ф, типа секс и близко может с этим сравниться.
Брови белобрысого полезли на лоб.
– А он у тебя вообще был?
– А я на целку зажатую похожа?
– Так, вот ты мне кончай вилять! – неожиданно зло рявкнул Боев. – Четко: был или нет?
– О господи, ты чего так возбудился-то? Был. Могу поднапрячься и посчитать сколько раз.
– Лет сколько тебе? И, бля, тут только вильни попробуй!
– Что, жратву отнимешь и выкинешь на мороз?
– Сколько. Лет, – отчеканил он, прожигая взглядом.
– Двадцать полных. Статья тебе не светит. Доволен?
– Двадцать. Ссыкуха еще.
– А ты предпочитаешь дамочек постарше?
– Попроще, – буркнул он, продолжая изучать меня, как букашку под микроскопом.
– Куда уж проще, чем я?
– Это ты-то простая? – Он отцепил с талии барсетку с моим драгоценным ломом и грюкнул ее об стол. – С этим? Ведь не ворованное, да?
– Нет.
Честно на спине заработанное, бля.
– Профессионалка?
– Любительница.
– Секс так любишь или бабки?
Свободу.
– Оба раза мимо.
– Это как? Секс ты не любишь, деньгам не интересуешься, но спишь при этом с мужиками не бесплатно?
Да что ж ты прицепился-то?
– Ну с тебя возьму не деньгами и не цацкам. Котлетами вон. Хорошо твоя жена готовит.
– Жена? – расхохотался Андрей. – Не-не-не, такого на моей территории не было, и заводить в ближайшее время не намерен.
Что-то у меня аппетит мигом пропал. «Заводить». И тон такой пренебрежительный, будто и не о человеке вовсе речь, а о домашнем животном или… вещи.
«Ты моя вещь, Катька. Я тебя купил с потрохами».
Спрятавшись за большой кружкой, я кое-как давилась таким желанным еще пару минут назад какао. Неужели все мужики вот такие? В той или иной степени женщины для них – вещи, которым они сами решают, какое место отвести. Ну не может же такого и правда быть. Конечно нет. Есть и нормальные.
– Как насчет помыться? Или я должна сначала за еду рассчитаться?
– Мне казалось, ты голоднее. – Хорошее настроение у хозяина квартиры что-то пропало. Дура ты, Катька. Язык прикуси. Твое дело пересидеть в тепле, а не язвить. – И чем рассчитываться готова?
Я только молча пожала плечам. Будто мне не все равно. Перетерплю все – не привыкать.
– Вообще без разницы, выходит, да? – Так, а вот теперь он какого-то хера злится. Что не так-то? – Отсосешь мне вместо спасибо за пару котлет? А как же Колька?
– А он тут при чем?
– У вас с ним что?
– Ничего. Вообще.
Пока. Он и о существовании моем, скорее всего, понятия не имеет.
– Зачем тогда его искала?
Ага, попытка расколоть засчитана.
Встала и, обойдя стол, опустилась перед ним на пол. Положила ладонь на колено, намекая перестать заниматься дознавательной херней. Под рукой сквозь ткань джинсов ощутила резко напрягшиеся мощные мышцы бедер. И поймала себя на том, что провожу пальцами, исследуя их. Тут же отдернула кисть, осознав, что не делала такого раньше. Не гладила, не изучала чужого тела. Мужского. Если и случалось самой прикасаться к Вознесенскому, то отбиваясь или отталкивая. Сама я его даже под руку никогда не брала, когда он меня в люди таскал, как бы он ни рычал на меня и ни лупил потом.
Боев прозрачный намек понял и стремительно развернулся на стуле, так что я очутилась между его ног, и дернул молнию на ширинке. У него уже стоял. Ну хоть с противно вялым возиться не придется. Побыстрее закруглюсь.
Перед моим лицом появился его член. Мама дорогая, я прямо-таки уставилась в первый момент. Ни хрена себе хреновина! У Дмитрия был намного меньше. По всем параметрам. Короче, тоньше, форма другая. Его прибор мне всегда напоминал какую-то оплывшую свечку, огарок сраный, маленькая головка, ствол чуть утолщался к основанию, что усиливало это сходство. Весь гладкий, ни одного волоска на мошонке. Эстет же, сука. А здесь… эдакий гриб-боровик переросток, гордо торчащий из светлой поросли в паху с массивной, здоровенной темной головкой. Ну и как я намерена с таким справиться? Как-как, как и всегда. Глубоко вдохнув, зажмурила глаза, подалась вперед и насадилась ртом, тут же устанавливая темп побыстрее. Но не успела сделать и десятка движений, как Боев сгреб волосы на моем затылке и отстранил от себя.
– Глаза открой! – рявкнул он, став явно еще злее, чем раньше. Да что, блин, не так?
– Тебе что, правда плевать? Совсем?
Я молча смотрела на него снизу вверх, просто ожидая, что дальше.
– Как давно ты этим занимаешься?
– Минет делаю?
– Как. Давно?
– Два года.
– Два года, – повторил он. – И часто?
– Какая, бля, разница? – не смогла сдержаться я. – Тебе-то что?
– Да мне ни одна самая прожженная шлюха, черт-те сколько проведшая на панели, не отсасывала с таким лицом!
– Каким «таким»?
– Мертвым, сука! – проорал он и окончательно оттолкнул меня. – Вставай. Иди в ванную. Не запирайся.
Упрашивать меня было не надо. Включив и настроив воду, я стала сдирать тряпки, пока ванна наполнялась. Опустилась в горячую жидкость и чуть не взвыла от боли и наслаждения. В голове просто плыло от удовольствия, пока мыла волосы и терла кожу ногтями. Как же мало человеку для счастья нужно. Откинулась, вытягиваясь в воде, чувствуя, как долгий холод и мучительная скованность уходят прочь, оставляя только расслабленность. Закрыла глаза. Кайф!