Горихвост подошел к деду и тихонько погладил его ладони. Пламя свечи колыхнулось, ребристая тень на стене подскочила, как человек, превращающийся в неведомого зверя. Горихвост смущенно отвернулся, чтобы не дышать на мертвого водочным перегаром. Ему стало неловко за то, что он явился к покойнику пьяным.
Навалившись, он столкнул с места старинный сундук, стоящий в углу. Скрежет и грохот ударили в уши, вспугнув ворону, упорхнувшую с чердака. Под сундуком обнаружилась деревянная крышка лаза с железным кольцом. Там, в земляном подвале, скрывался погреб, в глубинах которого был устроен ледник. Кучи снега в углах не таяли даже в разгар лета – Горихост еще помнил, что дед хранил там свежее мясо и молоко.
Он распахнул крышку погреба и стащил тело Дедослава на лед.
– Полежи пока тут, – бормотал Горихвост, засыпая мертвеца снегом и ледяным крошевом. – Одни боги знают, когда этим олухам придет в голову сложить тебе настоящую краду. Если их не надоумить, то могут и не догадаться. Я бы сам сделал, как ты учил меня в детстве. Но кто мне позволит?
Стылая влага подпола пробирала до костей. Горихвост быстро озяб и поспешил выбраться наружу. За стенами горницы завывал ночной ветер, но тут было заметно теплее. Лестница на чердак обветшала настолько, что деревянные ступени под ногами грозили в любой миг обломиться. Горихвост вскарабкался под наклонные своды крыши и принялся шарить ладонями по сторонам.
Если бы не острое зрение, которым наградил его лес, то в этой кромешной тьме трудно было бы что-то разглядеть. Пришлось зажечь факел, обмотанный тряпкой и смоченный в горючей смоле.
На чердаке никто и не думал убираться – тут все оставалось перевернуто вверх дном, как будто неизвестный злодей отчаянно что-то искал. Старинный поставец валялся на боку, беспомощно задрав пару сломанных ножек, а ветхий сундук разевал крышку-пасть, будто голодный зверь, вознамерившийся заглотить добычу. Даже пауки не шевелились в порванной паутине, ошметки которой густыми нитями свисали с потолка.
– Куда ты мог спрятать ведовскую книгу? – бормотал Горихвост, тыча факелом в зияющее нутро сундука. – Ты один ведал, чего она стоит…
За чердачным оконцем сиял тихий месяц. Деревня вдали затаилась, створки ставень сжимались, как стиснутые зубы, в окнах – ни огонька.
– Рыться поздно – здесь все до меня перерыли! – отчаянно тявкнул Горихвост и спустился на лестницу.
Однако хмель еще не успел выветриться из его головы. Он неловко качнулся, и шаткая ступень под его сапогом проломилась. Горихвост сорвался и с грохотом обрушился на дощатый пол. Переметная сума, с которой он не расставался, свалилась с плеча. Горихвост испугался и принялся судорожно шарить рукой по углам, и в этот миг ему на загривок обрушился удар тяжелой дубины.
– Вот тебе, бесов злыдень! – заверещал скрипучий голос старосты Воропая. – Зачем сунулся к людям? Сиди в лесу, среди нечисти – там тебе место!
– Лихо-марево! Что ж меня все бьют и бьют? – замычал Горихвост, поднимаясь на колени. – Что я такого вам сделал?
– Старого барина кто изодрал? Кто режет скотину? Кто детишек пугает?
– Снова мне этот барин! Я его едва знал. А скотину пастух стеречь должен – нечего на меня свою вину переваливать. И детишек вы сами пугаете: веди себя хорошо, не то придет вурдалак из лесу и заберет. А зачем мне чужие дети? У меня что, своих забот мало, чтобы еще ваших оглоедов себе на шею вешать?
– Да от тебя разит, как из бочки! – не унимался староста. – Как же ты не поймешь: не нужны людям пьяные вурдалаки! А чтоб до тебя побыстрее дошло, вот тебе еще разок!
И он снова огрел Горихвоста дубиной. Вурдалак зарычал от злости и яростно выкрикнул:
– Больно ты смелый, когда дубина в руках! А вот я накину звериную шкуру и рявкну как следует – посмотрим, как ты тогда запоешь.
Однако Воропай был мужик не промах: он резво прыгнул и отсек Горихвоста от угла, в который залетела сума с волчьей длакой.
– Зачем ты вообще приперся? – выкрикнул Горихвост. – Это моя изба. Я должен ее унаследовать!
– Как бы не так! – возразил Воропай, размахивая перед его носом дубиной. – Ты подданный лесного царя, а наше село под великим князем. У нас мир людей, у тебя царство нечисти. Брось царя, отрекись от поганого леса – тогда и получишь право на жизнь середь людей.
– Как ты смеешь? – зашелся от ярости Горихвост. – Я ради Царя всех на клочья порву!
И он рванулся на старосту, не думая о защите. Воропай успел засадить ему дубиной в грудь, но Горихвост не обратил внимания на боль-ломоту. Ладонями он вцепился старосте в горло, повалил его на пол и принялся душить. Воропай отчаянно вырывался и пытался вывернуться. Оба покатились по обгорелым доскам, изо всех сил валтузя друг друга.
Староста едва мог отдышаться и на последнем дыхании хрипел:
– Зря стараешься! Не жить тебе среди людей!
– Не тебе решать! – злобно отвечал Горихвост, прижимая его к остаткам кострища.
– Кому, как не мне? Я староста! Я за весь мир в ответе.
– Есть и над тобой начальство.
– Кто же?
– Хоть боярин, а хоть и великий князь.
– Попадись только им в руки – они не станут волынить, как я. Мигом отправят тебя на тот свет!
Воропай наконец извернулся, сбросил с себя Горихвоста и отцепил его руки от горла. Вурдалак так низко склонялся над старостой, что рыжеватые волоски мужицкой бороды забились ему в рот, и теперь он с отвращением отплевывался.
– Говори, кто убил моего деда! – велел Горихвост. – Не то разорву, и пусть будет, что будет!
Воропай оттолкнул его и отскочил к двери, но распахивать ее не стал, а задержался перед порогом.
– Убивца мы и сами пока не нашли, – сипло выдавил он из себя. – Князь поручил розыск воеводе Видоше и своему сторожу Нежате, но они меж собой не ладят и все время лаются. Однако кой до чего они доискались. Дед твой висел на дыбе, руки вывернуты, запястья связаны пояском. Нежата дознался, что тот поясок принадлежал Лутохе, деревенскому дурачку. Лутоха весь вечер сидел в кабаке и играл с нами в шахматы. Обыграл всех в пух и прах, а у меня выиграл серебряную копейку, что я берег на обновки внукам. Копейка была приметной, с обгрызенными краями и щербинкой поверх копьеносца. Так вот, эту копейку я видел во рту у козла, которого зарезали над Дедославом. Я прибрал ее. Вот она, смотри сам!
И Воропай протянул Горихвосту маленькую серебряную монетку. Горихвост осторожно забрал ее, стараясь не коснуться грубых мужичьих пальцев, почерневших от въевшейся земли. Воропай тут же отдернул ладонь, будто боясь, что вурдалак ее сцапает.
Монетка и в самом деле казалась убогой – битой, кривой и щербатой. Края ее были срезаны, отчего она приобрела форму не кружочка, а семечки. Поверх всадника, разящего змея копьем, виднелась глубокая вмятина, как будто ее кусал медведь.
– Это она? – с недоверием спросил Горихвост.
– Она и есть, – подтвердил Воропай.
– А где сам Лутоха?
– С прошлой ночи никто его не видал. Целый день искали. Похоже, в бега ударился. Кто бы мог подумать, что этот нищий юродивый способен на такое злодейство!
Внезапно ушки Горихвоста навострились. Он услышал на крыльце смутные шорохи, не похожие на порывы ночного ветра.
– Ты что, не один? – с подозрением спросил он.
– Когда пришел сюда – был один, – отозвался Воропай. – Но ты такой бедлам поднял, что все село всполошилось.
– Эй, волчище! Не трожь старосту, иначе шкуру спущу! – послышался с крыльца знакомый, с хрипотцой голос княжеского дружинника.
– Это кто кого трогает? – рявкнул в ответ Горихвост. – Видел бы ты его дубину!
– Отпусти его! – не унимался Нежата.
Рядом с дружинником шушукались сыновья Воропая. Громче всех слышался голос старшего, Головача. Кто-то растянул порванную гармошку, брошенную на дороге – она тоскливо пожаловалась на судьбу.
– Нежата, посторонись! – запыхтел на крыльце голос розовощекого княжича. – Дай мне сразиться с волчком!
– Не время храбриться, Святополк Всеволодич, – попытался унять юношу опытный воин. – Этот зверь может старосту изодрать, а уж тебя и подавно. Князь мне этого век не простит.
– Да я его сам задеру! – пискнул юноша. – Вон у меня какой меч!
Горихвост от души расхохотался и сквозь закрытую дверь закричал:
– Нежата, пусти его ко мне! Мы по-приятельски потолкуем. Может, княжич научит меня уму-разуму? Мы в лесу звери темные, неученые…
– Не шути так! – горячо зашептал Воропай. – Скоро все село соберется, как бы клеть не подпалили. Тогда нам обоим живыми не выйти.
– Как бы рад был убийца, если б избу вместе с нами спалили, – ощерился вурдалак. – Нет покойника, нет места преступления, нет улик. И последний родич больше не отомстит. Только я ему такой радости не доставлю.
– Эй, волчище, сдавайся! – неуверенно крикнул с крыльца воевода Видоша. – Мы избу окружили, тебе некуда деться!
Горихвост кинулся к волоковому оконцу и со скрипом выдернул из узкого проема деревянную доску-заслонку. На дворе, залитом лунным светом, мелькали призрачные тени. Силуэты людей с косами и цепями в руках сновали меж овином и хлевом. Из-за гряды колотых дров, аккуратно уложенных вдоль забора, выглядывала остроконечная шапка бортника Пятуни. За ломаной телегой блекло сверкнула лысина печника Жихаря.
– Не уйти тебе! – зашептал за спиной Воропай. Его рыжая с проседью борода затряслась, как в лихорадке. – Давай выйдем по-доброму, тогда, может, тебя и помилуют.
– Помилуют, как же! – желтый клык вурдалака блеснул в лунном свете. – Моего батюшку с матушкой так помиловали, что костей не осталось. А теперь вот и дед на леднике остывает. Видно, тоже помилованный.
– Так не мы это! – карие, глубоко посаженные глаза Воропая забегали по сторонам. – Владыкой Родом клянусь, это не наших рук дело.
– Чьих тогда?
– Лутошкиных! Все улики на него указуют.
– Зачем Лутохе убивать старого колдуна? Да еще мучать его перед смертью?
– Так ведь черная книга пропала. Мы весь дом обыскали – ничего не нашли. Этот хитрюга не такой дурачок, каким кажется – даром что в шахматы всех обыграл. Он себе на уме. То и дело заводит разговор об ушедших богах. Врет, будто они вернутся, и устроят над всеми ужасный суд. Каждого спросят, кто как вел себя, пока их не было, и каждому воздадут по заслугам. Он и требы им ставил, и в старых книгах копался – все надеялся вызнать, как их обратно позвать. Один шут знает, что ему взбредет в голову. А в черной книге – всякое колдовство. Как звать бесов из преисподней и прочая лихомань. Дед твой ее никому не давал, и даже взглянуть на нее не позволял. Говорил, будто Лесной царь ему эту книгу на сохранение отдал, и случись что – с него будет спрос. Вот Лутоха и мог глаз на нее положить, чтобы наколдовать невесть что.
– Что ж, если виновен Лутоха, то я вытрясу из него правду, даже если он у черта на рогах схоронится. Однако просто так я уйти не могу, – возразил Горихвост. – Мне улики нужны! Копейку ты мне уже отдал. Теперь пояс найти бы.
– Он давно у тебя! – бегающие глазки Воропая остановились и выпучились.
– Как так? Что ты мелешь?
– Ты его у меня из рук выдернул, когда на заборе висел. Я тебя еще им хлестнул.
Горихвост огляделся по сторонам. Его переметная сума валялась на куче соломы в углу, между сундуком и грубым деревянным чурбаном. Неприглядный, потрепанный поясок торчал из нее, как змеиный хоботок.
Горихвост хлопнул себя по лбу и расхохотался:
– Ох, и растяпа же я! Сам его сунул в сумку. Хмель в голове еще бродит, ум за разум зашел. Это, выходит, он самый?
– Как есть он! – истово затряс головой Воропай.
Приземистую дверь, сбитую из толстых досок, сотряс глухой удар.
– Двери выламывают, – сделал вывод староста. – Сейчас горницу на щит возьмут. Боюсь, в драке забудут, где свои, где чужие.
– А ты не боись, – похлопал его по плечу вурдалак. – Кто боится, тот в женихи не годится.
Он бережно сложил поясок и сунул за пазуху. Дверь опять затряслась от удара. Деревянный засов, на который она была заперта, дрогнул и треснул.
– Быть беде! – закрыл лицо ладонями Воропай.
Горихвост вытряхнул из сумы волчью шкуру, лоснящуюся позолотой от тусклых отблесков светоча, брошенного на полу. Резкий скачок, кувырок в воздухе – и вот он уже стоит на четырех лапах и помахивает хвостом, скаля зубы в звериной ухмылке.
– Беги! – охнул староста, забиваясь в угол и становясь на колени.
Горихвост ринулся на чердак, пробежал меж перевернутых поставцов и выскочил в узенькое окошко на крышу. Лапы его заскользили по деревянной черепице, он съехал к краю, сорвался и полетел вниз, но тут же наткнулся на новую крышу – сеней, что ровно стелилась чуть ниже. Переживать было некогда, и он помчался вперед.
– Эй, а кто это там, наверху? – раздался растерянный голос Видоши.
Не обращая внимания на людей, суетящихся на дворе, Горихвост спрыгнул с сеней на крыльцо, юркнул вниз по ступеням и выскочил со двора. Прямо перед ним расстилалось бескрайнее конопляное поле. Верхушки зеленых стеблей колыхались в лучах серебристого месяца, отчего казались бескрайним морем, залитым серебром.
– Уходит! Лови его! – судорожно завопил за спиной Нежата.
Горихвост хохотнул по-звериному, капнул липкой слюной на межу и нырнул в это колышущееся зеленое море. Развесистые листья сомкнулись над его головой и скрыли от глаз преследователей.
– Все за ним! Не дайте ему уйти! – голосил воевода.
Но искать одинокого волка в этом сумрачном поле – все равно что ловить рыбу в море руками. Вурдалак прижал уши и легонечко затрусил прочь – в самую чащу сумрачного конопляника.
Глава 3. Волчья яма
Вдали Дикий лес угрюмо чернел на фоне едва проглядывающих звезд. С ветки дуба сорвался ворон, сделал над конопляником круг и зловеще заграял.
– Ворон! Лес! – мелькнуло в голове Горихвоста. – Туда деревенщина носа не сунет. Добегу до опушки – отстанут.
Однако преследователи не унимались. На шум и крики и впрямь собралось все село. Кузнец Валуй с молотком в руках, подмастерье Шумило с клещами, страдник Головач с вилами, бортник Пятуня с веревкой лезли в высокие заросли и перекликались громкими, хоть и дрожащими голосами. Даже толстый печник Жихарь понес свое брюхо в темень, размахивая кочергой и срубая с зеленых ростков конопли раскидистые листья.
– Становись цепью! – командовал Воропай. – Сейчас весь конопляник прочешем, как гребнем!
Верхушки конопляных стеблей заколыхались, показывая, что цепь загонщиков двинулась в чащу. Горихвост ухмыльнулся, оскалив зубы, и радостно рыкнул: мол, только дойдите до владений Лесного царя – там вас встретят, как дорогих гостей… Ему пришло на ум нарочно заманить в лес это глупое мужичье, а уж там оборотень Деряба, леший Распут и русалка Шипуня до того будут рады развлечься, что хоть праздник закатывай. И в довершение пира – милый упырь Вахлак с его кривыми, как дубовые сучья, лапами, острыми когтями и непробиваемой шкурой, поросшей колючей щетиной.
Горихвост игриво вильнул хвостом и зашебуршался в листве.
– Ребяты, кажись, зверюга передо мной! – дрогнул голос Жихаря.
Загонщики сбились в кучу и осторожно полезли сквозь заросли. Горихвост затрусил к лесу, стараясь не убегать слишком быстро, чтобы растерянное мужичье не потерялось. И вдруг ворон над его головой резко снизился, заложил острый вираж и тревожно выдавил из себя хриплый окрик.
Горихвост остановился, как вкопанный. На тонкой веточке конопли, среди длинных и острых листьев, болтался обрывок белой тряпки. Он колыхался под порывами ночного ветра, и кончик его то попадал под серебряный лучик луны, то уносился обратно в тень. Такие же тряпки были развешаны справа и слева: даже волчий глаз едва различал их в ночной темноте.
Ловушка! Вот оно, коварство людей. Не зря говорят, что нет зверя страшнее, чем человек. Куда ни сунет он свои руки, везде расставляет орудия для убийства.
Горихвост прижал уши и осторожно начал отступать обратно. Но сзади уже доносились возбужденные голоса загонщиков.
– Сбавьте шаг! Иначе свалитесь в волчью яму! – прогремел бас Нежаты.