Друзья шли, любуясь успехами колонизации природы человеком.
− Молодые люди, купите зажигалку! − седой старичок за лотком с зажигалками для затравки щёлкнул одной из них, похожей на пистолет.
Фунтик купил безделушку, капитализируя собственное тщеславие.
− Фунтик, а ты бывал раньше в Питере?! − тот равнодушно покрутил головой. − Грустно, Дуся. Если бы не я − ты бы так никогда и не увидел всего этого великолепия, − Жульдя-Бандя театрально объял великолепие рукой. − Этот величавый, строгий, загадочный и удивительный город, кстати, − он возвысил указательный палец, − самый северный в мире город-миллионник. Я тебе его покажу!
Фунтик, которому было глубоко наплевать на всё это великолепие, с кислой физиономией сел в трамвай со своим взбалмошным другом, потом в автобус, не сомневаясь ни на минуту в том, что тот непременно отыщет на свою задницу приключений.
Великолепие закончилось. Окраина города ничем не отличалась от окраин тысяч других городов: безвкусно, бестолково, безыдейно и без какой-либо изюминки − районы, напичканные высотными железобетонными коробками.
Фунтику захотелось домой, в Одессу, где тёплые добродушные улыбки на лицах южан, где миллион народу, но никто никуда не торопится, где соседка Люсия Платоновна, этажом ниже, которую в народе называли Амброзия: бальзаковского возраста, полная, неопрятная, но языкатая, − не давала никому прохода.
− Фунтик, − она непременно останавливала его, всегда задавая один и тот же вопрос: – Ви, случайно, не на габоту? − Фунтик честно крутил головой. – И шо, за вами тюгма ещё не плачет?
Особенно она любила встречать его у подъезда с авоськами спиртного:
− Фунтик, шо мы пгазнуем сегодня отмечать? День гождения?! Но ви же пгазновали его зимой?! Ви думаете об випить, но об габотать ви думать не хотите. Шо за стгана − кто не габотает, тот ест, а кто габотает − голодует…
Тут друзья увидели, как в недрах котлована строящегося дома, на фундаментном блоке, трое пьяных пролетариев о чём-то бурно спорили. Один из них, молодой, в синем спортивном костюме, что-то доказывал оппонентам, в качестве оружия применив порожнюю бутылку портвейна. Он угрожающе размахивал ею, что, впрочем, не вызывало должного эффекта у собутыльников.
Жульдя-Бандя, кивнув в сторону спорщиков, заметил:
− Когда заканчиваются аргументы − слово берёт бейсбольная бита.
В это время тот, который был явно старше, опытней и, судя по наколкам на руках, прошедший через лагеря, возможно, не одну ходку, вскинул перед лицом героя лезвие финки.
− Шухер, менты! − истошно закричал Фунтик, в одно мгновение охладив пыл спорщиков.
Те бросились врассыпную, оставив после себя недопитую бутылку портвейна и недоеденный сырок «Дружба»….
Глава 8. Первые дивиденды от кровавого цвета корочки
− Фунтик, ты видищь щё я вижю? − на одесско-воровском наречии обратился к корешу Жульдя-Бандя.
Фунтик, осмотревшись, не увидел, кого можно было бы обворовать или ограбить, и, крутя головой, равнодушно пожал плечами. Невдалеке, у дороги − две огромные пирамиды бахчевых: в одной − арбузы, в другой − дыни. Бледно-бежевые тушки больше походили на мячи для регби.
Товарищ уверенной походкой направился к рукотворным пирамидам, выказывая намерение начать трудовую деятельность в северной столице именно отсюда. Он переменился в лице, навеяв на себя строгости трамвайного кондуктора, изобличившего в пассажире настоящего «зайца».
На ящике − улыбчивый чернявый кавказец тяготился в ожидании очередных покупателей. Его грудь была мохнатая, как шкура ягнёнка. Он монотонно и заученно, как поп на заутрене, провозглашал:
− Арбузы, дыни − дёшево. Слаткие, как первая лубов − луцше не найдёшь! Патхады, пакупай. Тают во рту, а не в руках. Слаще мёда, вкуснее персика!
Жульдя-Бандя без предисловий, дабы не тратить попусту время, сунул ему под нос корочку, сухо уведомив:
− Вэ-Дэ-эН-Ха.
Грозный квартет согласных поверг в шок торгаша, и его улыбка тотчас стала жалкой и уродливой. Он подхватил самый большой арбуз:
− Вазьми, дарагой. Нэ вазьмёщь − абидищь.
Жульдя-Бандя холодно и сурово посмотрел на торговца.
«Сто рублей − не меньше», − подумал тот, возлагая овощ на прежнее место.
− Ваши документы?! − вмешался Фунтик, коему впервые в жизни приходилось грабить без применения спецсредств или насилия.
− Так… так… Мамед… кули… заде, − Жульдя-Бандя с трудом прочитал фамилию торгаша, − Джамал Асадулла оглы. − «Чёрт ногу сломит», − подумал он, наступив на ступню Фунтику, который, растянув губы, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
Торговец утвердительно кивнул, наивно рассчитывая на завершение следствия.
− Та-ак… Азербайджан… Али-Байрамлы… − ни один мускул не дрогнул на лице нашего героя, поскольку он не ведал о злоключениях Файзуллы, − почти земляк.
− Землак, землак! − кивая, подтвердил торговец, уповая на снисхождение.
Тут подошла женщина средних лет, с авоськой в руках:
− Почём дыни?! Арбузы сладкие?
Жульдя-Бандя сунул ей корочку в лицо, грозно предупреждая:
− Товар конфискован! − женщина спешилась, не выказывая желания стать понятой.
Азербайджанец позеленел от страха, чувствуя за этим словом что-то недоброе.
− Так-с, пойдём дальше, − товарную накладную, сертификаты качества, разрешение на торговлю, в общем − всю документацию! – «инспектор» распростёр перед «землаком» ладонь.
Кавказец протянул изрядно потрёпанный лист с расплывшимися от влаги чернилами, мысленно прибавив ещё сотню.
− Сертификат качества − форма номер два, а где форма номер семь? Я спрашиваю, где форма номер семь? Где ветеринарное свидетельство?! − Жульдя-Бандя накинулся на торговца, как учительница на двоечника, отчего лоб последнего покрылся испариной.
Он даже не почувствовал, как Фунтик незаметно толкнул его локтем в бок, когда тот потребовал ветеринарное свидетельство. Впрочем, этого не понял и торговец, оправдываясь:
− Такой даль, другой не даль.
Жульдю-Бандю понесло. Он набросился на свою жертву как спрут, безжалостно сжимая щупальца.
− А может, ваши дыни фригидные?! Может или нет?! − последнее он отправил Фунтику, который, подтверждая, кивнул, не имея ни малейшего понятия, что это такое.
− Абижяещь, начальник. Зачем фригидные?! Вкусные, сочные, слаткие! − торговец кинулся к ножу, чтобы убедить в этом строптивого инспектора. − Мая мама кушаль, маи дэты кушаль, я… − он обозначил себя рукой, − кушаль, − азербайджанец принялся судорожно разрезать дыню, − папробуй!
Жульдя-Бандя сурово отверг угощение, не желая размениваться на подачки.
− Может, ваши арбузы заражены юдафобией?! А эта болезнь неизлечима.
− А если заразятся дети?! − вмешался Фунтик, сказав это в такой жалостливо-сочувствующей тональности, будто какая-то часть из них уже подверглась инфицированию. Он, укоряя себя за то, что некогда отметил пальцы правой руки наколками, прикрывал их ладонью левой, радуясь тому, что не наколол на обеих.
− Нету, брат… этой… юбафодии.
− Так, стоп! Покажи мне санитарную книжку! − инспектор перешёл на «ты», что добра не сулило, и торговец мысленно присовокупил полсотни к ранее прибавленным.
− Дима сказал: «Таргуй, Джамал, праблем нету, Джамал!»
− Какой Дима?!
− Каптан милисья.
− Какая милиция, я же сказал, Вэ Дэ эН Ха! − Жульдя-Бандя снова поднёс корочку к носу торгаша. − Где санкнижка?! Я хочу видеть санкнижку!
Кавказец развёл руками.
− Санкнижки нету!.Может, у тебя демонократия или, не приведи Господь, ностальгия? Ты хочешь заразить ни в чём не повинных людей ностальгией?! Так… − инспектор загнул мизинец. − Товарно-транспортная накладная − нету. Разрешение на торговлю − нету…
− Дима, каптан милисья, сказал: «Таргуй, Джамал», − чуть не плача, лепетал, оправдываясь, азербайджанец.
− Санкнижки нету!
− Регистрация, − напомнил Фунтик, усугубив обвинение.
− Регистрация есть?! − Жульдя-Бандя был похож уже не на учительницу, а на прокурора, обличающего преступника. − Откуда ты взял эти дыни?
− Сам, на земля, своим руком пасадиль!
− Где?!
− На дома, на Азербайджан, на Али-Байрамлы пасадиль, своим руком! − Джамал предъявил ладони, не познавшие сельхозтруда.
− Каким образом ты мог вырастить в Азербайджане узбекские дыни?! Так, всё − товар конфисковываем!
− Арбузы конфискованы! − предупредил он невысокую смазливую блондинку, впрочем, для вас можно сделать исключение, − выбрав огромную, на полпуда, дыню, водрузил в слабые изнеженные ручки. − Не стоит благодарности.
− Забрай не нада! − взмолился торговец. Он вынул из кармана рубашки сложенные пополам червонцы, трясущимися руками передал их инспектору.
Жульдя-Бандя знал, что торговцы крупные купюры держат отдельно, и с холодным равнодушием дожидался добавки.
Азербайджанец, неохотно задрав штанину, извлёк из-под резинки носков свёрнутые рулетом четвертные, намереваясь добавить несколько ассигнаций. Он хотел для этой цели развернуть брикетик, но инспектор, дабы не утруждать торгаша бессмысленными манипуляциями, с нахальной вежливостью, чему, заметим, и учил своего бескультурного компаньона, тремя пальцами извлёк брикетик, схоронив его в заднем кармане брюк.
Не утратив, однако, человеческих качеств, несмотря на пожирающие современное общество бессердечие, безразличие и бесчувственность, вернул червонцы обратно, напутствуя напоследок:
− Весы нужно приобрести нормальные. Безмен пригоден только для бытовых нужд. Удачной торговли.
Торговец пробулькал что-то глухим трубным голосом. Провожая «инспекторов» кисломолочным взглядом, на безопасном расстоянии, в пылу праведного гнева, посвятил им объёмную тираду на смешанном русско-азербайджанском, в которой превалировали всё же русские общеупотребительные слова.
Глава 9. Знакомство с Питером продолжается
− Триста пятьдесят рупий! − воскликнул Фунтик, пересчитав деньги. − За десять минут. Лихо ты развёл хачика!
Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:
− Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.
− Погнали на рынок, там азеров − во! − возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.
Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:
− Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.
Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.
Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:
− Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, − не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия! − торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: − А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…
В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.
Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.
− С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), − проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя. − У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.
− Ну, конечно, − согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.
− Девушка, а у вас «Правда» есть? − проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.
Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:
− «Правды» нет.
− Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.
Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.
Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:
− Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше − «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…
− Зятя? − девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.
− Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.
Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».
− О, туалетная бумага! − Жульдя-Бандя ткнул пальцем в розовый рулончик за стеклом входящей в гигиеническую моду туалетной бумаги. В берлоге старого Соломона, по старинке, были нарезаны квадратики из газет − основное их предназначение после прочтения.
− Импортная, маде ин Германия! − торжественно предупредила девица. − Три рубля рулон.
− Дайте рулончик… нет, два! − превозмогая скромность, гуттаперчевый покупатель выкинул средний с указательным пальцы на правой руке. − Гулять, так гулять!
Киоскёрша, хихикнув, спросила: «В руках понесёте?»
− Ну и пакет, конечно же.
− С Майклом Джексоном или с Мерлин Монро?
Покупатель одарил девицу майской улыбкой, хотя на дворе уже владычествовал июнь:
– С Мурлен Мурло, естественно. Я что, похож на голубого?
Киоскёрша, хихикая, протянула пакет со светловолосой красавицей, отметив: – Теперь вы похожи на некрофила.
Мэрилин Монро, заметим, имела неосторожность отправиться к прародителям более четверти века назад.
− Тогда всё-таки с Майклом Джексоном! − окончательно решил Жульдя-Бандя, поскольку было престижнее состоять в сообществе геев, нежели некрофилов…
Фунтик, не обращая ни малейшего внимания на болтовню своего товарища, увлечённо разглядывал выгуливаемую рыжим пекинесом пухленькую брюнетку, коротенькая юбка которой подчёркивала, что та уже готова к спариванию.
− Закадрим?! − больше надеясь на друга, нежели на себя, предложил Фунтик.
− Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом (А. Фатьянов)…
Фунтик разочарованно процедил сквозь верхние резцы воздух, вывернув при этом голову:
− Сэкслюзивная тёлка!
− Чем короче юбка, тем длиннее за ней очередь сексуально озабоченных самцов, − вполне логично заметил Жульдя-Бандя.
− Реклама − двигатель прогресса, − Фунтик кивнул в сторону пёстрой неоновой кириллицы «Интим-магазин для взрослых».
− Двигателем прогресса были, есть и будут дураки, которые в неё верят, − Жульдя-Бандя высокопарно посмотрел на одного из представителей этого подвида человечества.
Друзья, окунувшись в подземный переход, вынырнули возле кафе, в котором две девицы, будто бы нечаянно, угнездились у витрины для демонстрации себя потенциальным воздыхателям.
Жульдя-Бандя помотылял в воздухе пальчиками. Девицы помотыляли в ответ, отчего с уверенностью можно было отнести их к провинциалкам, поскольку аборигенки слишком гордые, чтобы клевать на такую дешёвую наживку.
− Фунтик, фу, стоять, Зорька! − у самой двери остановил друга Жульдя-Бандя.
− А шо ж ты тогда клешнями махал?! − неохотно повиновался тот, настроившись на очередное романтическое приключение.
Друзья, не выбирая направления, шли, куда глаза глядят, оказавшись вскоре на берегу Фонтанки. Остановившись у моста, решили почтить его своим переходом.
На другой стороне одноногий воин-интернационалист в форме десантника, сидя на табурете, бу́хал пальцами по струнам дешёвенькой гитары, прося милостыню. Для этой цели был приспособлен солдатский котелок, служивший своего рода реквизитом.
Инструментальный монолог он сопровождал вокалом в патриотической тональности, с лёгкой проседью завядшей на чьей-то могиле флоры. Действие, вероятнее всего, происходило в Афганистане, потому что в песне упоминались Кандагар, талибы и разведрота.