На грани отчаяния
Из-за молочного полупрозрачного облака выглянула круглая луна, пролив свой серебристый свет на огромный особняк, затерявшийся среди деревьев, вдали от города и его мирской суеты. У опушки леса, на весьма приличном расстоянии от поместья, припаркована чёрная иномарка. Трое мужчин стояли около нее, один чуть в стороне. Перебрасываясь друг с другом короткими фразами, они глядели в сторону дома, в окнах которого не было ни единого огонька. Время давно перевалило за полночь, и сейчас дом казался абсолютно пустым. Ничто не прерывало хрупкую идиллию уединенного места. Покой и тишина, едва нарушаемая стрекотанием сверчков в низкой, густой траве и шелестом веток от легких дуновений ветерка.
– Долго, – лениво, с нотками раздражения протянул один из мужчин. – Мы уже битый час тут торчим. Сколько можно?
– Тебе не хватает терпения, мой друг, – произнес второй, поднеся к губам сигарету, затянувшись, а затем выпустив клубок сизого дыма в чистый ночной воздух. – Тем более, погляди, они уже возвращаются, стало быть, дело сделано.
И действительно, из дома с разных сторон стали появлялись люди и, собравшись в кучку и немного выждав, один из них бросил в окно какой-то предмет, и они быстро направились в их сторону, а буквально через секунду прогремел взрыв, разнесшийся по округе, спугнувший всех птиц, которые, закричав, взвились в воздух. Сыпались обломки, и яркое пламя нещадно лизало их своими языками, уничтожая какие-либо доказательства всего случившегося в эту ночь.
Тем временем, небольшая группа одетых в темную одежду людей, из пяти-шести человек, во главе которой шел парень, лет восемнадцати на вид, взобралась на пологий склон и остановилась перед мужчинами, ожидавшими их возвращения.
– Ну как? – спросил у парня тот, кто держал сигарету.
– Господин, как Вы и приказали, все чисто. Никто не выживет.
– А слуги?
– Убиты абсолютно все, вплоть до их собак.
– Ну, это вы зря, я люблю животных.
Страх промелькнул в глазах юноши.
– Простите.
– Ерунда. Уходим, – выбросив сигарету, скомандовал всей группе мужчина и, бросив последний взгляд на горящий особняк, сел в машину. Второй, который изначально был рядом, не преминул последовать его примеру, заняв место на переднем сидении. Остальные же вернулись к другим двум машинам, припаркованным в стороне от основной дороги. Практически бесшумно заработали двигатели, и иномарки быстро скрылись из виду, оставив утонувший во мраке ночи, пылающий особняк, ибо луна вновь скрылась за большим черным облаком, и с неба стали срываться первые капли дождя.
Через несколько часов, когда начало светать и небо ненадолго прояснилось, на месте дома были лишь черные головешки и сгоревшие, обугленные балки. Вовсю работали пожарные, чтобы затушить последние горящие деревья, службы спасения и полиция, которая пыталась установить причины возгорания. Толпа зевак собралась, охая и причитая. А в стороне от всей этой беснующейся массы стоял мальчик. В его изумрудных глазах отражалась эта страшная картина, а сердце неумолимо наполнялось страхом.
За окном сплошной стеной лил дождь. Монотонный звон тысячи капель, с силой бьющихся о стекло и стекающих на стальной подоконник, срываясь с высоты второго этажа здания средней школы, заглушали установленные стеклопакеты, а потому в помещении слышались лишь его слабые отголоски. В классе было относительно тихо, если не учитывать едва слышных перешёптываний между учениками и спокойного, кроткого голоса молоденькой преподавательницы, диктующей детям отрывок из маленькой жёлтой книжонки, которую она держала в руках, медленно курсируя между рядами парт. Проходя между средним рядом и рядом у окна, учительница, на мгновенье, отведя взор своих карих глаз от столбцов с иероглифами и бросив его сначала на мальчика с золотистыми вьющимися волосами, а затем на раскрытую перед ним тетрадь, в которой кроме сегодняшней даты и названия диктанта больше не было ни единой строчки, остановилась.
– Микаэль, – строго обратилась она к мальчику, – мы уже заканчиваем, а у тебя до сих пор пустые страницы, в чем дело, почему ты не пишешь?
Вздрогнув, словно вырвавшись из плена собственных размышлений, мальчик обратил на нее взгляд своих чистых синих глаз и, снова опустив его, виновато произнес:
– Простите, Ханаёри-сенсей, у меня просто голова сильно болит.
– Почему сразу не сказал? – слегка сдвинула брови Саюри и, вздохнув, произнесла, не дождавшись ответа: – раз так, иди в медпункт.
– Нет, не хочу, – отрицательно мотнул головой Мика, – я лучше посижу. Я буду писать. – Он крепче сжал в руке шариковую ручку и растерянно поглядел в свою пустую тетрадку.
– В этом уже нет необходимости, – весьма равнодушно изрекла Саюри, – оценку я тебе уже поставила. Неудовлетворительно.
И прежде чем Микаэль успел возразить или элементарно задать вопрос «почему» и «за что», преподавательница сама ответила:
– За халатность. О таких вещах необходимо предупреждать сразу, чтобы потом не сидеть и не мешать остальным.
– А разве я мешал? – сдавлено вырвалось у мальчика. Да, он не писал с остальными, но он никого и не отвлекал.
– Ты своим пренебрежительным отношением сбиваешь общий рабочий настрой, – сухо ответила девушка. – Потому я поставлю тебе оценку еще и за поведение на уроке.
По классу моментально пронесся гул насмешливого хихиканья.
– Тихо! – одернула ребят Ханаёри и, не глядя больше на мальчика, пошла дальше к своему столу, – продолжим.
Снова в классе зазвучал её спокойный голос, и ученики вновь склонились над работой.
Вытирая тыльной стороной ладони потекшие по щекам слёзы, Микаэль поглядел в окно, за которым падающая с небес вода, казалось, и не думала прекращаться сегодня. С самого утра небо было затянуто серыми, нависшими над городом, тяжелыми тучами и дождь лил и лил не переставая. На пустом стадионе, виднеющемся за густой кроной высокого дерева, повсюду были огромные лужи. Совсем немного и он будет полностью затоплен. Мика смотрел на всё это и, дабы позабыть о жуткой несправедливости по отношению к нему, пытался думать о том, что если бы сейчас ударил мороз, и всё заледенело, можно было бы попробовать покататься по абсолютно гладкой, зеркальной поверхности став на коньки, будь они, конечно, у него в наличии. Тихонько усмехнувшись себе под нос, он опустил голову на скрещенные на парте руки, продолжая размышлять о мелочах, заглушая гнетущие сердце мысли.
Так с этими и другими подобными глупыми рассуждениями, он дождался окончания последнего урока. Собирая свои вещи со стола, Мика не обращал внимания на веселый трёп своих одноклассников, договаривающихся о встречах, о походах в магазины или в игровые центры, которые, в свою очередь, не обращали внимания на него, и он давно привык к этому положению, а потому просто покинул аудиторию.
Открыв свой шкафчик, Микаэль достал из него учебники. Пусть он и привык, но все равно было больно глядеть на исписанные маркером книги, в которых была вырвана добрая половина страниц.
Прикрывшись зонтом, который мог защитить от дождя, но не мог защитить от срывающихся, воющих порывов ветра, по пути выхода из двора школы, Мика остановился у стоящих около кирпичной стены, переполненных мусорных баков и выбросил свои учебники. Снова придется ломать голову, где достать новые, и гадать, как скоро они окажутся здесь, в том же плачевном состоянии.
Медленно двигаясь по мосту над дорогой метро, где как молния проносился поезд, унося с собой, в своих вагонах, сотни людей, Мика, уткнувшись безрадостным взором себе под ноги, сунув руку в карман брюк, размышлял над вопросами, разумных и здравых ответов которым, он дать толком не мог.
Почему так сложилось? Почему он стал изгоем? В чем была его вина? Что он сделал неправильно, чтобы с первого дня перехода в среднюю школу к нему отнеслись так холодно и равнодушно, причем не только его одногодки, но и некоторые учителя?
Эти и другие вопросы терзали его изо дня в день.
Возможно, причина крылась в его семье?… Вероятно…
Только этим тринадцатилетний Микаэль Шиндо объяснял сложившееся положение в маленьком устоявшемся обществе, которое было лишь незначительной частью этого огромного мира.
– Я дома, – произнес Мика, войдя в убогую маленькую квартирку, насквозь пропахшую сигаретным дымом, сизым туманом, сквозившим в воздухе. В ответ лишь тишина. Тяжело вздохнув, понимая, какая картина ему снова предстанет, мальчик, бросив школьную сумку на пол, пошел в свою спальню, переоделся и отправился на кухню.
Там к запаху дыма, который был вдвое сильнее, примешивался и запах перегара. Душно и невыносимо в помещении с закупоренными окнами. Подойдя к обеденному столу, за которым спала женщина, уткнувшись лицом в согнутые руки, Микаэль коснулся ее растрепанных, собранных в неаккуратный хвост тёмных волос и осторожно погладил по голове.
– Мама, – тихо позвал он, чуть наклонившись над спящей, однако она не двинулась, продолжив крепко спать, лишь невнятно пробурчав что-то себе под нос, и тогда вздохнув, Шиндо забрал со стола несколько пустых бутылок из-под дешевого спиртного и убрал их в шкаф под раковиной.
Слыша, как за тонкой стеной покрывают друг друга матами в три этажа их соседи – недавно связавшая себя крепкими узами брака, молодая «любящая» пара, – Микаэль открыл холодильник и, оглядев пустые полки, вышел из кухни. Нестерпимо хотелось есть, желудок щемил и прямо сворачивался. Мика быстро зашел в пустующую, родительскую спальню и, оглядевшись, заприметив лежащий на тумбочке кошелек, взял его, в надежде, что там осталось хоть какая-то мелочь, с которой можно сбегать в ближайший магазин.
– Какого хера ты там лазишь?!
Микаэль испуганно вздрогнул, чуть не выронив потрепанный пустой кошелек матери из рук, и сжавшись всем телом, обернулся, со страхом взглянув на своего отца.
Он посчитал, что отец на работе и пока его нет, он сможет сбегать в магазин, купить что требуется и вернуться, приготовив все необходимое для ужина, а потом либо закрыться в своей комнате и не высовываться, пока отец не напьется, как обычно, и не заснет, либо и вовсе свинтить на улицу и там подождать. Но как же опрометчиво он поступил, не проверив гостиную, ведь отец частенько в последние дни плюет на работу, всё чаще оставаясь дома.
– Сколько раз говорил, не смей ничего здесь трогать! – прожигая сына ненавистным взглядом, мужчина неуверенной походкой приблизился к нему.
– Папа, прости, – испуганно пролепетал Микаэль. – Я больше не буду.
– Еще раз тронешь – изувечу! – угрожающе произнес старший Шиндо, вырвав из дрожащих рук мальчика кошелек и с силой оттолкнув его, так что Мика чуть не упал, чудом удержавшись на худеньких ногах. Так и замерев на месте, он проводил взглядом отца, вышедшего из спальни.
– Мика!!!
Спустя буквально минуту раздался в квартире его суровый голос, и Микаэль со всех ног поспешил на зов, опасаясь, что раз не влетело за кошелек, то за медлительность точно попадет, а его тело и так не успело еще восстановиться после прошлых побоев.
– Где? – когда Микаэль появился в дверях кухни, строго спросил его отец, постукивая рукой по тому месту стола, где недавно стояли бутылки.
– В шкафу, они были пустые, и я их убрал, чтобы не мешали, – подрагивающим голосом, пробормотал Мика.
– Они не были пустыми, какого ты их убрал? – зарычал на сжавшегося мальчика Шиндо. – а даже если и были, нахрена ты их трогал! – он стал приближаться.
– Папа, пожалуйста, не злись, я все верну как было, – Мика бросился к шкафу и вытащил оттуда все, что убрал ранее. Дрожащими руками он ставил бутылки обратно, когда рука спрыснула и последняя выскользнула и упала на пол, разлетевшись вдребезги. В момент у Мики все похолодело внутри.
– Твою мать! Ты специально?! – негодующе зарычал мужчина.
– Чё вы орете, башка раскалывается? – проснувшись от криков и звона разбившегося стекла, потирая лоб, вяло проговорила женщина.
– Твое неуклюжее отродье разгрохало тару, которую можно было бы сдать и получить деньги, – бросил ей мужчина.
– Хочешь денег, тащи свой зад на работу, – безучастно сказала мать Мики.
– Закрой рот, сука, – зло сверкнув на нее синими глазами, мужчина обернулся к сыну, – а ты немедленно убери здесь… – он сжал кулаки.
– Хорошо, папочка, – испугавшись, Мика метнулся за веником и совком, – пожалуйста, прости, я сейчас всё сделаю.
Глядя сверху вниз как Микаэль старательно сметает осколки, пряча лицо и едва слышно шмыгая носом, старший Шиндо не выдержал:
– Да, твою мать, что же ты за тряпка?! – присев рядом, он схватил Микаэля за волосы, вынудив посмотреть на себя. – Ведешь себя как баба! Лебезишь! Отвратительно! Хоть бы раз возразил, заступился за себя! Когда ты станешь нормальным пацаном, а не сопливой девкой?!
– Папочка, прошу тебя… – срывающимся от слез голосом, жалобно проговорил Мика, – не надо, пожалуйста, я люблю тебя. Не надо…
– Блядь! – он отшвырнул от себя плачущего ребенка и поднялся. – Твою же ж. Кого мы воспитали! И все из-за тебя, это ты его сделала таким! – бросил Шиндо жене.
– Пошел на хрен, козёл, – огрызнулась женщина, – хотел нормального, нужно было самому воспитывать.
– Воспитывай не воспитывай, а без толку! – едко ухмыльнулся мужчина, – гены того, с кем ты его нагуляла…
– Сколько можно, я сто раз говорила… – прервала она мужа и тут же отмахнулась, – заткнись и вали в комнату. Я задолбалась тебе объяснять.
– Поговори мне еще, шалава, – бросил он ей напоследок и вышел.
– Давай быстрее, сколько можно возиться? – поглядела она на притихшего Мику и, поднявшись, еле передвигая ногами, оставила комнату.
Снова понеслись из спальни крики родителей. Мика не мог больше находиться здесь или он просто сойдет с ума, слишком невыносимо. Он привык, смирился, но все равно это было ужасно тяжело. Поднявшись с пола, он быстро доубирал и выбросив осколки в мусорку, тихонько выскользнул из квартиры.
Дождь стих, и теперь ярко светило солнце, отражаясь в многочисленных весело искрящихся лужах. Шатаясь по улицам не разбирая дороги, Мика думал обо всех проблемах, возникших в его жизни, сделавших ее просто ужасной. Непростая ситуация в школе – как решать все эти проблемы в одиночку? Где достать деньги на покупку новых учебников? Но с другой стороны – зачем? Зачем ему вообще учиться, посещать эту чертову школу? Потому что так надо? Хрень, все это полная хрень. Самое главное это семья. Вот как раз эта проблема тревожила его гораздо больше первой.
Сейчас Микаэлю даже с трудом верилось, что когда-то его семья была благополучной, любящей и заботливой. Буквально в один момент всё здорово переменилось. Когда всё это началось впервые, Микаэлю было года четыре, и он не понимал, почему мама и папа постоянно ссорятся, кричат о разводе, изменах, еще каких-то словах, значениях которых он толком не понимал, но всё это пробуждало в нем безумный страх и жалость к обоим родителям, которых он очень любил. Они стали все чаще ругаться друг с другом. Не проходило ни дня без грандиозного скандала с самыми разными обвинениями. Поначалу, его жутко пугали эти дикие ругательства по пьяни, которые со временем стали нормой жизни его родителей, он плакал и просил их прекратить ссориться, однако тогда они срывались на нем самом, будто бы он был всему виной.
Так что, возможно, того желанного благополучия никогда и не существовало. Может он сам хотел в это верить, создав свою собственную детскую иллюзию мирной и прекрасной семьи, какие он видел на улицах, чтобы стало хоть немного легче?
Желудок нестерпимо горел, как в огне, и урчал от голода, который забирал последние остатки сил, не давая сосредоточиться на каких-либо размышлениях. Подташнивало, ныло всё тело, а теперь еще и саднило плечо, ведь когда отец отпихнул его, он сильно ударился им о ножку стола. Снова будет синяк.
Когда Мика остановился, его взору предстала стеклянная витрина минимаркета и недолго думая он зашел туда наряду с другими покупателями. Это было самой настоящей ошибкой, ибо проходить между рядами изобилующими всякой всячиной, когда есть хочется так, что даже темнеет в глазах, было просто за гранью возможного. Жадно осматривая яркие товары, понимая, что денег нет и до конца месяца, который едва начался, их не будет, Мику посетила в одночасье и пугающая и весьма приемлемая мысль. Пробежав взглядом по залу, Мика приметил мужчину, стоявшего около полок с фруктами, читающего какую-то рекламку, взятую тут же с маленького столика. Первое, на что мальчик обратил внимание, это на выглядывающий из заднего кармана его джинсов бумажник. Обернувшись по сторонам, Мика, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, якобы он просто, как и другие делает покупки, подошел к нему и снова оглядевшись, протянув дрожащую руку к кошельку, взялся за край. Ужасное нервное напряжение, вдруг сейчас этот человек обернется или кто-то увидит? Панический страх, хочется бросить, но есть хочется ужасно, выбора нет. Сдерживая сбивающееся от волнения дыхания, стараясь не слышать, как бешено стучит сердце в груди, Мика чуть потянул кошелек, вытащив его на несколько миллиметров, бросая взгляды на ничего не подозревающего мужчину.