Она ему даже не устроила скандал. Все прошло тихо-мирно. Без крика, без истерик, без битья посуды и его чисто выбритой и надушенной морды. Фу, Наташа, что за грубые мысли? Не морды, а лица. Все прошло без шума.
А все потому, что она не умела шуметь, кричать и истерить. Не умеет ругаться, и бить посуду, а лицо, тем более не умеет.
И виноваты в этом не только воспитание, но и ее слабохарактерность. Или что-то в этом духе, она и сама не знает, как это называется, но оправдывала себя и свою бездеятельность тем, что «я не была в подобных ситуациях никогда и поэтому не знаю как себя вести. И тем более я совершенно не была готова к такому повороту событий семейной жизни».
А теперь сидит в пустой квартире и тихо плачет.
А он ушел, громко хлопнув дверью.
Все прошло почти мирно.
Почти.
Он пришел сегодня вечером домой и сообщил ей, что уходи от нее. К другой женщине. Добавил еще, что очень сильно эту женщину полюбил, аж до безумия. Нет, он не так сказал.
Она закрыла глаза, и слезы полились с новой силой.
Он сказал:
– Я люблю ее до умопомрачения. Я думаю только о ней. Всегда. Понимаешь? Всегда – он бросил очередную рубашку в открытую дорожную сумку и пояснил – Когда ем, когда работаю, когда ночью сплю… с тобой. А думаю и мечтаю о ней. И я понял, что так больше продолжаться не может! Я хочу быть только с ней. Да и вообще, Натусь, что это я, как последняя сволочь тебя обманываю и обманываю. Самому уже тошно.
Она присела на край кровати – ноги ее не держали, подкосились, а он все кидал свои футболки, майки и рубашки в сумку нисколько не переживая о том, что они мнутся и что их опять придется гладить.
– Ты только не вздумай плакать, Натусь, и не сиди такая бледная. Иди водички попей. Смотреть на тебя страшно- он легонько подтолкнул ее в плечо, чтоб она пошла на кухню.
– Не хочу – соврала она. Она знала, что ноги ее не пойдут, они подкашиваются.
– Как хочешь, только не плачь.
Он продолжал кидать вещи, ему попалась зеленая футболка, которую Наташа купила ему на прошлой неделе и которую он еще ни разу не надел. Он покрутил ее в руках и небрежно закинул обратно в шкаф. Этот жест сильно обидел Наташу и она заплакала. Заплакала тихо, от обиды. От обиды за то, что он уходит, за то, что уходит к другой, за то, что не берет вещи, которые она ему подарила. Этот жест говорил о том, что он хочет порвать с ней отношения и со всеми воспоминаниями, связанные с ней.
Он повернулся к ней лицом и всплеснул руками:
– Ну, чего ты ревешь? Я же просил тебя не реветь.
Она закрыла лицо руками, но от того, что он увидел ее слезы, они полились еще сильнее, и она ничего не могла с этим поделать. Наташа стала всхлипывать.
– Чего ты хочешь добиться, Натусь? Твоему горю уже слезами не поможешь. Хотя какое это горе? Так себе – житейские… эмм.. сложности. Я тебя разлюбил. Полюбил другую. За остальными вещами заеду на выходных. Ты же будешь дома?
Она не ответила, а только всхлипнула.
– Ну хорошо, Натусь, если не будешь дома, то не переживай, – лишнего не возьму. Мне чужого не надо.
От понятия слова «чужого» Наташа всхлипнула еще жалобнее и сильнее заплакала. Обида, которая приутихла, всколыхнулась с новой силой.
– Да ладно тебе. Что ты так расстраиваешься? Ну, ты же не первая и не последняя, от которой уходит мужик. Чего ты, в самом деле? И вообще, Натусь, прекращай скулить, а то я уже виноватым начинаю себя считать. Ты что хочешь, чтобы я совестью замучился?
Наташа убрала руки от лица и через слезы с удивлением посмотрела на Михаила. От неожиданного взгляда он опешил.
– Ты чего на меня так смотришь?
– Миша, – дрожащим голосом сказала она – а может, не было никакой совести? Может, не заложили ее у тебя с рождения. Я ведь сейчас понимаю, что не любил ты меня уже давно. Я же это чувствовала, хотя слабо, и думала, что мне все это кажется.
– Вот в этом ты права. Давно. Раньше я тебя любил. А теперь не люблю. И в этом ты сама виновата.
– В чем же?
– В том, что я стал ходить на лево.
Наташиному удивлению не было предела, глаза ее округлились, в ногах появилась сила, она встала с кровати и медленно произнесла –
– Ты давно ходишь налево?
– Да ладно, Натусь. – он взял сумку звучно застегнул на ней молнию – сейчас еще из ванной свои причиндалы соберу и пойду. Ходил налево, сменял одну девку, то есть барышню на другую. Зато сейчас встретил самую единственную и неповторимую.
Он посмотрел на нее и увидел в ней что-то такое, чего раньше не видел никогда, и попятился в сторону выхода.
– Да ладно, Натусь, чего ты заводишься? Забудь. И все. Чего это ты? Прекращай. Что было, то прошло.
Он задом вперед вышел из спальни, на всякий случай, прикрываясь своей набитой до отказа дорожной сумкой. И когда отошел от Натальи на безопасное расстояние, ускорился и помчался обуваться. – в ванной не такие уж и важные причиндалы остались, можно и купить. Хотя зачем покупать? Зубная щетка и станок совсем новые, пены для бритья там больше половины бутылки, да и гель для душа, совсем как гель для души. Нужно их забрать.
Наташа опустилась на кровать, только уже не на краешек ее, а всей пятой точкой, обхватила свою голову руками и прошептала:
– Вот это да, а я ведь ничего не замечала.
– Я думал, ты знаешь – крикнул с коридора Миша – я думал, ты догадываешься, только вида не подаешь. Многие же женщины так делают. Знают об изменах мужей, но молчат, потому что так удобно жить. Всем.
– Миша, замолчи.
Наташу одолела усталость, хотя должна была одолеть истерика или, на худой конец, психическое расстройство с битьем посуды или морды-лица.
Миша аккуратно заглянул в спальню.
– Натусь, не грусти.
– Не буду – ответила она, не поднимая на него взгляда.
– Ну и не плачь.
– Из-за тебя не буду.
– Ну, вот и хорошо. Я пойду? – как бы спросил он
– Забирай свои причиндалы, а то выкину их в мусорку, и иди отсюда.
– Натусь, давай с тобой договоримся по–хорошему.
– Что?
– Ты мои вещички не порть. Они мне еще пригодятся. Не выкидывай. А я потом заеду и заберу.
Наташа медленно поднялась и направилась в его сторону, Миша опять попятился задом к выходу.
– Ни о чем я с тобой договариваться не хочу.
Наташа из последних сил напирала на него, и Миша спиной уперся в дверь, нащупал ручку, дернул ее, открыл дверь, схватил сумку и выскочил на лестничную площадку.
Наташино грозно-спокойное состояние его напугало. Может она психанутся? Тихая шизофреничка? От таких неизвестно, что ожидать. Лучше ретироваться и не испытывать судьбу. Такая и треснуть по голове может, чем под руку попадется.
Но молча ретироваться он не мог. А то вдруг и вправду совесть будет мучить.
Тем более он морально настроился и когда шел за вещами он четко для себя решил, во всей этой ситуации сделать виноватой Натусю., но сплаховал. Сначала все шло хорошо, по плану, но потом он проговорился, что изменял ей налево, направо и прямо тоже… вот она и разозлилась. Но в таком состоянии ее нельзя оставлять, она должна остаться вся в слезах, соплях и чувством собственной вины.
Она стояла в коридоре и смотрела на него таким взглядом, который он уже не мог терпеть. Миша взялся за дверь и придержал ее, чтобы Наташа ее не закрыла и, на случай если ей вздумается его стукнуть или кинуться на него, то он успеет ее закрыть.
– Натусь, – громко, на весь подъезд говорил он – ты не хорошо ко мне относилась.
– В смысле? – удивилась она
Он сделал вид, что не заметил ее вопроса и продолжал:
– Я все время чувствовал себя чужим в этом доме, нелюбимым тобой, как будто приобретенным тобой для мебели.
– Я тебя приобрела?
– Да.
– Как шкаф?– на всякий случай уточнила Наташа
– Да. Для интерьера.
– Миша, что ты говоришь? Это бред какой-то. Я ничего не понимаю
Она действительно ничего не понимала. Почему он ТАК говорит. Она к нему никогда не относилась как неодушевленному предмету, она наоборот его очень любит.
А Миша тем временем от намеченного плана не сдвинулся ни на шаг и продолжал громко говорить, чтобы все соседи слышали, что у них произошел скандал и, что он уходит от Наташи по ее вине:
– Вот поэтому мне пришлось полюбить другую.
Потом он с силой хлопнул дверью и ушел.
Вот теперь-то она наконец-то разозлилась. Разозлилась на него за то что он кричит не сколько от переизбытка своих эмоций и говорит глупости, не относящиеся к их прежним отношениям, а больше «на публику».
Наташе вдруг очень сильно захотелось, чтоб он не просто ушел, а провалился. Провалился если не сквозь землю, то хотя бы через все этажи их подъезда. Она даже это представила во всей красе, как он с грохотом приземлился возле входной двери в подъезд, ушиб себе ноги, руки и голову, (хотя это очень жестокое видение) – она одернула свое разыгравшееся воображение. И пусть ничего он себе не ушиб, но вот с нелепым и удивленным лицом посмотрит вверх через дыру в три лестничных пролета, отряхнется от штукатурки и известки, и пыльный, взъерошенный и грустный плетется в свою машину и…. поедет к своей любимой женщине.
Наташа от последней мысли опять пришла в состояние слезливости. Злость сменилась обидой и грустью, она уселась на пуфик в коридоре и горько-горько зарыдала.
Она ведь его всегда любила и отдавалась ему вся и все делала только ради него. А он что? Почему он усомнился в ее искренних чувствах? Почему говорит, что ему было плохо с ней? Почему плохо было в этом доме?
Она и для дома все делала, создавала уют, чтобы ему было хорошо и уютно. А он что? Почему?
Она даже не устроила ему скандал.
– Наташечка.
Дверь сначала отворилась и в образовавшемся проеме сначала появилась голова, а потом и вся тетя Маруся.
– Наташенька, деточка – тетя Маруся подошла и погладила ее по голове- не плачь, деточка, миленькая, не надо из-за него плакать. Не тот это человек, из-за которого нужно терять такие драгоценные слезки.
Наташа прекрасно понимала, что тетя Маруся теперь от нее не уйдет, пока не успокоит и от этого сочувствия совершенно чужой женщины ей стало совсем невмоготу, и она разрыдалась еще сильнее, с новой силой.
– Ох-ох-ох . Милое дитя, Наташенька, я тебе сейчас валерьяночки дам и чай успокоительный заварю. У меня есть. Я его иногда принимаю от бессонницы.
И Тетя Маруся – соседка, а по совместительству и хозяйка квартиры, которую снимали Наташа с Мишей, (а с данного часа квартиросъемщицей осталась только Наташа) – быстрее молоденькой девочки сбегала в свою квартиру, принесла все, что ей нужно было, и помчалась в кухню заваривать-запаривать.
Толи от аромата трав, расплывшегося по всей квартире, толи от двух таблеток валерьянки, которые тетя Маруся дала Наташе, толи от того, что слезы уже закончились в ее организме, но Наташа стала успокаиваться. А тетя Маруся чуть грозно нравоучительно причитала:
– Наташенька, ты вон какая у меня умница, красавица. Чего это ты вздумала из-за этого паразита Михаила нюни распускать. Пусть он из-за тебя плачет – без такого ангелочка теперь жить будет. Давно его выгнать надо было. Молодец, что выгнала.
– Я не выгоняла, – возразила она, всхлипнула и добавила – он сам от меня ушел.
– А зря не выгнала. Он всю твою жизнь испортил бы. Козлина такая.
Она взяла Наташу под локоть и отвела в кухню, усадила за стол, а сама стала хозяйничать.
– Сейчас с тобой чаю попьем. Люблю я этот чай. Он дает возможность на все трудности и неурядицы смотреть по-другому – спокойно, не переживая и не нервничая.
Она подала Наташе кружку.
– Возьми. Попей. И я с тобой за компанию.
– Теть Марусь, я его просто очень люблю.– Опять всхлипнула Наташа и отпила глоток чая. Во рту остался привкус травы, похожей на лекарство и она скривилась.
– Милая моя, забудь ты его как недоразумение твоей жизни. Не тот это человек, которого тебе надо любить.– Тетя Маруся всегда плохо относилась к Михаилу, недолюбливала его, но никогда об этом не говорила Наташе, а сейчас ее интеллигентное отношение лопнуло и ее язык развязался – Ведь подлец подлецом. Что тут еще скажешь?
– А он меня уже давно разлюбил – гнула свое Наташе.
– Мое милое дитя, ты же еще в таком юном возрасте.
– Ого, тридцать пять – Наташа скривилась и ужаснулась, ей только что напомнили, а она совсем забыла о своих годах
– Но не шестьдесят пять, как мне – возмутилась тетя Маруся- в твоем, я повторяю, юном возрасте, жизнь только начинается.
– Да ладно вам, теть Марусь.
– И ум только появляться начинает. Это я тебе серьезно говорю.
Наташа удивленно посмотрела на нее.
– Я думала, что ум на много раньше появляется. И никогда не считала себя глупой.
– А мудрой ты себя когда начала считать?
Наташа пожата плечами.
– Ты когда мудрость обретешь, то и глупость свою не теряй. Глупостью можно пользоваться в любом возрасте.
Наташа хмыкнула. А тетя Маруся продолжала:
– А в тридцать пять девушка начинает своим умом понимать, что такое любовь и видит, не глазами, а умом видит разницу между влюбленностью и любовью, между привязанностью и любовью, между увлеченностью и любовью.
– Нет, тетя Маруся, я его честно люблю – Наташа опять всхлипнула.
– Ох-хо-хох- тяжело вздохнула тетя Маруся
Наташа в ответ ей тоже поохала и заплакала
– Я люблю его, у-у-у-у, люблю.
– Дурочка ты, Наташенька, ох, дурочка. Нашла, кого любить.
Наташа завалилась на стол всей грудью, горько всхлипывала и утиралась лицом об рукав кофточки. Тетя Маруся нежно ее гладила по спине, успокаивала и что-то говорила, ругая Михаила.
Валерьянка в дуэте с успокоительным чаем сделали свое дело и Наташа, не заметив когда, успокоилась.
***
Прошла уже неделя, как Михаил хлопнул дверью и ушел от нее. А она еще к этому никак не привыкла и каждый день, приходя с работы, очень расстраивалась в своих ожиданиях: ее не встречал в зале на диване Миша, не кричал, когда она заходила в квартиру «Натуся, это ты?, хотя прекрасно знал, что это она. А кто же еще? Не для кого теперь стало готовить ужин. Не за кем стало ухаживать. Некого стало обнимать. И не смотря на жаркое время года, холодно стало в постели.
Так и сегодня Наташа вошла в пустую квартиру и села в коридоре на пуфик и задумалась. Ей так сильно хотелось, чтоб хоть одна приятная мысль пришла ей на ум, но думалось только о плохом и грустном.
Так она посидела – повздыхала, уставившись в одну точку и поняла, как-то так спокойно поняла, что напала на нее депрессия. А потом точно также спокойно она решила, что нужно что-то менять в жизни, а то поглотит ее эта самая депрессия. А так и до больницы не далеко.
Вот только одна большая проблема.
Как и что нужно менять?
Как и что нужно менять, если ничего не хочется делать, руки опускаются, сил нет, в голове мысли только грустные и пессимистичные, а сама ходит чернее тучи.
Как поменять все это?
Наташа вздохнула, сняла босоножки и пошлепала голыми ногами по прохладному полу в ванную.
В зеркальном отражении своего лица не увидела ничего хорошего. Она умылась, долго терев лицо пенкой для умывания.
«Одно хорошо – думала она- я понимаю, что депрессия на меня уже напала, что выгляжу я плохо (хреново) это мягко говоря, что менять в моей жизни что-то надо. Так не должно продолжаться.
Она, не вытирая лицо, прошла на кухню и включила чайник, села на стул и опять задумалась.
А все почему так? А все потому так, что не умеет Наташа ругаться. Вот если бы устроила она скандал Мише, выплеснула бы на него свои негативные эмоции, то не застряли бы они у нее сейчас в груди, в сердце. И не напала бы на нее сейчас эта самая депрессия.
Что же делать?
Может квартиру другую снять? Извиниться перед тетей Марусей и съехать. В другой район, в другую квартиру. Поменять обстановку, поменять соседей, которые не будут знать о ее разрыве с Мишей.
Поменять все это общение с этими прекрасными людьми как тетя Маруся, как семья со второго этажа со своим игривым псом и крикучим котом, или с семьей с четвертого, у которой трое детей, которые любят шуметь, бегать по квартире, стучать, кричать, но не ругаются. И что? Взять и все это поменять?