– Ты уже взрослая девочка, можешь звать меня просто Жора. Без всяких дядь. Хорошо?
Я смутилась. Что? Жора? Серьёзно?! Ну ладно.
– Я попробую. Так непривычно.
– А для тебя теперь многое будет непривычным, – всё ещё продолжал поглаживать, любуясь моими обнажёнными руками, крёстный. – Какая у тебя нежная кожа.
Я привстала в постели, прикрывшись пледом и выразительно отстранилась от него. Да какого чёрта? Не протрезвел ещё, что ли.
– Папа не звонил?
Дядя Жора убрал свою руку, скептически посмотрел на меня и с совершенно серьёзным взглядом попытался выдавить улыбку:
– Нет, не звонил.
Воцарилось молчание. Я просто не знала о чём ещё говорить и что делать дальше.
– А я вот принёс тебе завтрак, как самой почётной гостье моего дома, – весело сказал он.
– А что, у Вас ещё кто-то гостит?
– Нет, но даже если бы они и были, ты была бы вне конкуренции.
– Спасибо.
– Хочу отметить, что это большая честь! Не каждому завтрак в постель приносит сам Георгий Мурадов. Расскажешь кому – не поверят. Прошу к столу!
Я ещё больше смутилась. На мне была только рубашка, едва прикрывающая полупрозрачные трусики. По правде сказать, я давно из неё выросла, но она мне так нравилась, что отказаться от неё было выше моих сил.
– Я попозже.
– Остынет же, – наседал крёстный.
– Вы меня извините, дя… Жора, но я бы хотела одеться, прежде, чем подойти к столу.
– Да-да, я понимаю. Но тебе не нужно меня стесняться. Наоборот, чем свободнее ты будешь себя чувствовать в моём присутствии, тем легче и интереснее для тебя пройдёт наше совместное время. Понимаешь?
Я не понимала. Он продолжал:
– Я уже не молод, но душа моя вне времени – она полна жажды жизни. Я обеспеченный человек и могу позволить себе всё. Всё, да не всё. Я тоскую по тем временам, когда всё вокруг меня восхищало, радовало, когда я чувствовал бурление жизни. Вчера, когда отец поставил тебя на кон – я чуть не свихнулся, когда на мгновение представил сколько всего ты можешь внести в мою жизнь. Ты – молодая, красивая, чистая, словно ангелочек. Я же знаю тебя с детства. С тобой мы бы заново открыли этот мир – со всем самым лучшим и радостным, что только он может нам дать.
Дядя Жора самозабвенно говорил, а я пыталась ущипнуть себя – не сон ли это? Как он себе это представляет? Чтобы я и он… чтобы мы… что он несёт? Я и этот старый толстый грек, с отдышкой, сединой… да никакие деньги никогда не толкнут меня в объятия его и подобных ему персонажей. Мне тошно было даже представить, чтобы коснуться его чуть больше, чем просто подставить щёку для приветственного или поздравительного поцелуя. Крёстный, что с тобой…
– Эх, Тинка, ты не смотри, что я не так бодр, как твои сверстники, – продолжал он, словно отгадав мои мысли, – в мужчине главное стержень – как духовный, так и… ну ты сама понимаешь. А с этими двумя у меня полный порядок, я дам фору любым молокососам из твоего универа в зауженных брюках. В этом даже не сомневайся. Жора ещё кремень, сила! Прошу к столу, милая…
Я не шелохнулась. Воцарилась томительная пауза. Единственное, что мне хотелось сейчас сильнее всего – это, чтобы он ушёл. Желательно навсегда. А бывший отец поторопился с деньгами.
И крёстный снова безошибочно уловил моё настроение.
Он хмыкнул, встал, прошёлся по комнате. Остановился у окна, недолго посмотрел во двор, как бы собираясь с мыслями. Затем повернулся. Я почувствовала, как атмосфера в комнате заметно изменилась. Взгляд его обрёл угрожающую жёсткость.
– В общем так, – заговорил он совершенно серьёзно. – Раз уж пока не получается нормального общения, будем говорить прямо, без прикрас. В настоящее время ты моя собственность, моя вещь. И я единственный твой хозяин. А как ведёт себя вещь? Она тиха и смиренна. А значит и ты будешь безропотно выполнять всё, что я тебе скажу, – он сделал паузу, – вообще всё, понимаешь?
Я смотрела на него с широко раскрытыми от ужаса глазами. Разговор перестал быть конструктивным. Мои предстоящие каникулы тоже превратились в розовый пшик вчерашних фантазий. Ситуация становилась опасной.
– Ты девочка красивая, аппетитная, девственница. Всё, как я люблю. И от тебя мне нужно исключительно послушание и ласка. Нежность и обожание! И, кстати, запомни, если будешь ласковой как кошка во время течки, я тебя ещё и щедро отблагодарю. Деньги не проблема. Шмотки, путешествия, гаджеты – всё, что хочешь, будешь в шоколаде!
– Крёстный…, – выдавила я, пытаясь призвать его к здравому смыслу.
Но его это буквально взбесило:
– Забудь весь этот детский сад с крёстными и крестницами. У тебя теперь есть мужчина, твой хозяин, а у меня есть вещь, рабыня. Всё! Никаких других ролей здесь быть не может. Усекла?
Я всё ещё не могла поверить, что это происходит в реальности, что это не продолжение какого-то чудовищного сна. Я неиспорченная девочка и представить вообще всё, что он захочет – я бы вряд ли смогла, но то, что смогла – меня буквально ошеломило. И, что самое страшное, я поняла – что у меня нет выбора. Будет так, как он хочет. В любом случае! По-хорошему или по-плохому. Ужас сковал моё сердце, слезы выступили на глазах…
– Но дядя Жора, – сквозь слёзы глухо попыталась я сказать.
– Никаких дядь, сука!!! Не беси меня! Жора!!! – орал он.
И тогда от страха, отчаяния и безысходности я просто зарыдала. Эмоции душили меня. Что происходит? Почему я? За что? За что же так со мной…
Он вдруг бросился ко мне:
– Ну что ты, плачешь, дурочка, – примирительно заговорил дядя Жора, – тебе ещё понравится. Я могу быть очень нежным и внимательным. Тебе же несказанно повезло, что именно я буду у тебя первым мужчиной – мудрый, опытный. Я открою для тебя такой мир наслаждения, который ты сама вряд ли бы познала за всю свою жизнь. Знаешь, сколько у меня было женщин, сколько я всего умею. Ооооо. Ну успокойся.
Утешая меня, он взял моё лицо в свои волосатые руки и начал его беспорядочно целовать. Запах перегара, табака и какого-то одеколона душили меня. Я пыталась сопротивляться, но всё было тщетно. Он крепко держал меня, продолжая осыпать поцелуями. Затем переместился на шею. На грудь. Сквозь ночную рубашку я чувствовала его колючую щетину. Я пыталась закрыться, но он с силой развел мои руки в стороны. Я отвернулась и, продолжая дёргаться, беззвучно рыдала в сторону, пытаясь высвободиться, насколько это возможно.
Он жадно целовал мою грудь сквозь нежную ткань ночнушки.
– Что ты там прячешь, куколка? – прохрипел он. И двумя руками надвое разорвал мою рубашку на груди, обнажив уже сформировавшуюся упругую грудку с светло-коричневыми сосочками. Он был первым мужчиной, которой видел её.
– Ооооо, какая прелесть, – сладострастно протянул Жора, держа мои руки по сторонам и нагло разглядываю мою грудь. – Как давно мечтал я о ней. Ещё когда они только-только набухли на твоё двенадцатилетие, я уже подозревал – во что расцветут эти бутончики.
И он принялся их жадно целовать, царапая щетиной мою нежную и невинную грудь. Волна омерзения пронзила всё моё тело. Я чувствовала, как тошнота подступает к горлу.
Этот здоровый толстый старый мужик своими сальными грязными губами, своим вонючим ртом от табака и вчерашнего перегара лизал мои сосочки, мою грудь, которую я все эти годы берегла от посторонних, храня её исключительно для любимого человека – для моего первого парня.
Если бы можно было тогда умереть от остановки сердца – я приложила бы все усилия, лишь бы только не чувствовать этих мерзких прикосновений, лишь бы перестать осознавать всё происходящее.
У меня началась самая настоящая истерика. Слёзы душили меня, я рыдала. От окончательно нахлынувшего отчаяния и омерзения я просто закричала – громко, сильно, в надрыв.
Он тут же выпрямился и резко заткнул мне рот своей волосатой лапой.
– Тише ты, дура.
Поддержав немного руку и убедившись, что кричать я больше не буду, он освободил мне рот. Я беззвучно рыдала.
– Да, что-то действительно я увлёкся, – ухмыльнувшись сказал дядя Жора. – Ты же ещё даже не жрамши.
Он встал с кровати, поправил халат. Я тут же запахнула разорванными краями ночнушки облизанную им грудь. Краем глаза я заметила, что его халат выпирает в районе талии. У него был отчетливо выраженный стояк. И снова вторая волна тошноты подступила к горлу.
– Так, я пошёл, – успокаивающе начал Жора, – ты давай ешь. Учитывая твой строптивый характер, будешь сидеть взаперти.
Он подошёл к креслу, в котором лежала моя сумочка, порылся там, достал мой телефон, положил себе в карман.
– Это пока побудет у меня, нечего в соц.сетях сидеть. Вредно для здоровья. В окно не суйся – там охрана. И давай настраивайся на нормальный лад. Мы прекрасно проведём с тобой время, и ты ещё и заработаешь. Подумай об этом. Всё будет. Обещаю. Будешь жить как королева. Если станешь ласковой, конечно. Если полюбишь меня. А нет – тогда я тебе не завидую. Тогда, дорогая, готовься к участи рабыни, подстилки. Моей подстилки. Собачий корм жрать будешь, ноги мои лизать, лишь бы заслужить мою доброту. Это я тебе гарантирую. Задумайся, ты девочка вроде бы умная. До вечера. Ух, у нас сегодня будет жаркий вечерок, – закончил он, радостно потирая ладони.
И вышел, закрыв дверь на ключ. А я неподвижно осталась лежать на кровати. Слёз не было. Мыслей тоже. Только сердце бешено клокотало. Папа, папа, что же ты наделал… И что теперь делать мне. Я прекрасно понимала, что вечером мы будем отнюдь не миловаться… Он здесь хозяин, ему бояться нечего. Он просто возьмёт своё… точнее моё. Возьмёт грубо, сильно, больно… Маловероятно, что я это выдержу. Интересно, выдержит ли люстра верёвку с моим весом…
Глава 4.
Я лежала ещё долгое время. Неподвижно. Рассматривала потолок с изящной гипсовой лепниной. Я чувствовала себя подобной фигуркой из гипса на чьём-то крепком потолке жизни. Я была красива как любая фигурка на потолке, так же светла, как она, и столь же хрупка в чьих-то грубых руках.
Сознавать свою беспомощность было ужасно. Я почти отвлеклась от всего произошедшего утром, но волна воспоминаний своим ледяным пронизывающим касанием вернула меня в реальность. Я вспомнила, что грудь моя в его следах, слюнях. Резко вскочив с кровати, я скинула с себя остатки ночной рубашки, трусики и бросилась под душ.
Раз за разом намыливала я себя гелем и смывала – мне казалось, что смыть его запах, отпечатки рук просто невозможно. Я намыливала свою грудь теми же движениями, какими он мял её и это было отвратительно. Не знаю сколько времени я провела под душем, пока наконец, не почувствовала, что всё. Я чиста. Тело моё чисто, но не память.
Вытерлась большущим махровым полотенцем и, закутавшись в него, вернулась в комнату.
Нужно было что-то делать. Но что? Легче всего сдаться. Может всё-таки попробовать сбежать, но как – я сама видела, как прочно здесь всё обнесено забором, везде камеры, охрана. Проскочить незамеченной просто нереально.
Позвонить бывшему отцу? Но для этого нужно выбраться хоты бы в коридор и попробовать договориться с обслуживающим персоналом. Очень маловероятно, что они пойдут мне навстречу. Зачем им рисковать своим положением и наверняка хорошей зарплатой, ради непонятно кого – случайной и скорее всего очередной девушки с улицы… что же делать, что делать…
Поесть. Как-то легко в голове прояснилась эта мысль. Для начала нужно поесть.
Холодный кофе и клубника меня мало интересовали. Но вот сэндвичи были хороши.
Я принялась поглощать их, но не потому что была голодна, а просто для того, чтобы окончательно не ослабнуть. Силы мне ещё пригодятся. Даже для того, чтобы вздёрнуться. Но это на совсем крайний случай. Если прям хуже некуда.
Хотя и сама перспектива суицида не сильно меня прельщала, больше всего пугало, что будет больно, когда петля начнёт стягивать шею. Где-то читала, что когда вешаются, можно и обмочиться, да и язык сильно выпирает, но не это самое страшное. Самое страшное – это то, что когда поймёшь, как опрометчиво и глупо ты поступила, то будет уже поздно, самой попросту не выбраться.
Господи, какая же я дура! Вместо того, чтобы думать о решении проблемы, я планирую, как от неё самоустраниться таким постыдным способом. Получается, что столько лет жила, училась, ждала любимого, мечтала о семье, детях и всё зря? Участь моя столь нелепа, что единственный её смысл заключается в смерти?
И всё из-за кого? Из-за старой похотливой свиньи… Ну уж нет, так легко я ему не дамся. Эта тварь ещё получит своё. Пусть только попробует ко мне прикоснуться. Пусть это будет последнее, что я сделаю в жизни, но и ему это аукнется.
Я сидела за столом перебирая одни и те же мысли, как вдруг обратила внимание, что полоса света под дверью заметно затемнилась. Там кто-то стоял. И поскольку тень не шевелилась, то этот некто ещё и прислушивался.
Неужели он вернулся пораньше, не желая дожидаться вечера?!!! Нет, нет, только не это. Пожалуйста, нет! Не столько страх, сколько гнев овладел мною. Ишь ты, какой нетерпеливый, поскорее решил утолить свою похоть. Ну уж нет.
Я вскочила из-за стола, оглянулась и, заметив подходящий вариант, неслышно бросилась в угол комнаты. Там стоял высокий великолепный торшер. С массивным таким стеклянным набалдашником. Идеально.
Я взяла его в руку, как биту – тяжёлый, но адреналин помогал мне – и так же на цыпочках вернулась к двери. Стала сбоку от входа. Затаилась.
Ключ в двери начал осторожно поворачиваться. Сердце моё забилось сильнее. Я крепче вцепилась в торшер. Приготовилась.
Ещё один поворот, замок открыт. Дверь начала потихоньку открываться. Чё он медлит? Что задумал? Решил взять меня исподтишка? Внезапно?!
Страх мощным кольцом стянул моё тело, я буквально задыхалась от нехватки воздуха.
Наконец, он начал входить и я, понимая, что это мой последний шанс, со всей силы ударила торшером в направлении его головы.
Стеклянный набалдашник громким хлопком разлетелся вдребезги.
Он сдавленно ухнул и упал на колени, схватившись за лицо.
И… и… это был не он! Это был не мой крёстный!!! Какой-то парень. Которому я чётко и однозначно сильно попала в лицо. Сквозь пальцы просочилась кровь. Ух!
Плевать! Я бросилась вон из комнаты. Инстинкт самосохранения не оставлял мне никакого шанса на размышления, сострадание, помощь другому: единственный и внятный его приказ был прост – беги! И я побежала. Но едва перемахнув порог правой ногой, я почувствовала, как парень крепко ухватил меня за левую ногу, чуть выше ступни. И поскольку вес тела я уже перенесла, то, конечно упала, больно ударившись об пол.
Побег был скоротечен и безрезультатен.
Меня тут же поволокли обратно в комнату, я пыталась уцепиться хоть за что-нибудь, но тщетно – цепляться в коридоре было попросту не за что. Я ухватилась за косяк двери, но он одной рукой – ух и сильный, видать – уверенно возвращал меня обратно.
– Помогите! – крикнула я, что есть мочи в коридор.
Но тут же, как это было уже утром, мне заткнули рот, окончательно затащили в комнату и прямо передо мной закрыли дверь. На ключ. Я беспомощно опустила лицо в пол.
* * *
– Вставай, – услышала я ровный, но властный голос.
Я подняла голову, кое-как неуклюже встала на колени и развернулась, оставшись сидеть на полу. Невольно крепче поправила полотенце. Странно, что после всех этих телодвижений оно до сих пор на мне.
В кресле, возле моего слегка попорченного завтрака, сидел парень, прикрывая часть лица окровавленной салфеткой. У него было определенно хорошее телосложение, видно было, что он следит за собой и своим телом. Под рубашкой был заметен хороший рельеф, крепкие руки. Брюнет. С большими темными глазами и привлекательными чертами лица. Одет был не броско, но стильно.
– Ты кто? – спросил он, продолжая промокать салфеткой слегка кровоточащую расшибленную бровь.
– Кристина, – ответила я, не зная, как ещё себя представить.