Белая и ершистая
Проснувшись от петушиного крика, Иван еще какое-то время приходил в себя, вспоминая детали сновидения. Страшный сон не шел из головы. Первое желание – пойти и рассказать всё Насте, но постепенно это желание улетучилось (не хотелось выглядеть липовым героем). Пока Ваня аккуратно строгал капусту с морковью и яблоком на завтрак козе, он окончательно решил ничего Насте не говорить. Правда, она сразу почувствовала, что с Иваном не все в порядке.
– Что-то ты смурной сегодня. Спал плохо или сон страшный видел? – спросила Настя после плотного перекуса.
– Да так, я и не помню, что снилось, – пробурчал Иван.
– Гулять пойдем? Я бы не прочь твой салат заесть какими-нибудь ягодами, а то капустой отрыгивается, – попыталась Настя перевести разговор на шутливый тон.
– Гулять будем по деревне. Надо старосте волчью голову отнести да на кузню наведаться.
Староста долго рассматривал Ванькин трофей и даже понюхал. Потом присел на лавку и спросил:
– Говоришь, из кустов выскочил?
– Ага, прям на меня кинулся и на ножик наскочил. А что было делать? Или я, или он.
– Беда в том, что таких волков в наших краях отродясь не было. Ежели такая пакость тут разведётся, то впору всю деревню забором огораживать, – рассуждал староста.
– Настя сказала, что это древний волк, и теперь такие не водятся, – ответил Иван и поперхнулся, догадавшись, что сейчас ему учинят допрос.
– Какая Настя? – староста поднял брови.
– Ко… козочка моя, – покраснел Ваня.
– Подружку завел себе на стороне? – усмехнулся староста.
Иван понял, что, как ни крути, а правду сказать придется, и поведал старосте о вчерашнем приключении, подчеркнув разговорчивость и начитанность Насти.
– Всем известно, что ты с головой не дружишь, но из меня-то дурня лепить не надо, – разошелся староста.
– Зачем мне с головой дружить? Я просто ей иногда пользуюсь. Сейчас я Настьку приведу, вот пусть она тебе сама и расскажет.
Ванька выскочил во двор и позвал в дом козу…
– Нет, ну ты видела, что с ним было, когда ты стала рассказывать про древних волков, – смеялся Ванька, отходя от дома старосты, – думал, что его кондрашка хватит.
– Зря ты ему, Ваня, правду сказал. Ну наврал бы чего-нибудь.
– Я сам врать не могу и другим не советую. Правда всегда всплывет, а вруну будет стыдно.
– Наивный ты. Лжец стыда не знает. Например, самые искусные лжецы – дипломаты. Ну, это такие люди, которые долго учатся так красноречиво врать, что другие думают, что они говорят правду. Верить можно только себе, да и то – трезвому. Ты чего смеёшься?
– Представил пьяную козу, – рассмеялся Иван.
– Да ладно тебе. Я крепче берёзового сока ничего не пробовала, – сконфузилась Настя, – а насчет правды я тебе так скажу. Правда никому не интересна. Допустим, выйдешь ты на лобное место и станешь резать правду-матку про вашего старосту. Послушают три старушки, послушают и разойдутся. А вот если ты начнешь обличать его в том, что сам навыдумывал, то вся деревня прибежит тебя слушать. Потом пусть староста доказывает, что этого не было. Всё равно у людей осадок останется в головах, ведь дыма без огня не бывает. Зато будешь первый парень на деревне – герой-обличитель.
– Похоже, ты меня учишь подличать? – напрягся Иван.
– Я тебя не учу, а ориентирую, чтобы ты не стал полезным дураком, которого будут использовать в своих интересах плохие люди. Правда проста, как капустный лист: с какой стороны ни укусишь – обыкновенная капуста. Предположим, идешь ты по тропинке и наступаешь на медвежье дерьмо. Первая мысль – сам дурак, нечего по сторонам смотреть. Обтерся лопушком и дальше побрёл. Это, Ваня, правда без прикрас. Другой вариант, что это дерьмо тебе завистник подложил, чтобы деревенским девкам раструбить, мол, Иван – говноход. Пусть девки над тобой смеются и подначивают. Третий вариант фантастичен, но не настолько, чтобы несколько безумных в него не поверили, – медведь специально тебе на тропинку нагадил, чтоб потом найти тебя по запаху и съесть. А ведь существует ещё много разных толкований о попадании в дерьмо. И вообще, истинны лишь – рождение и смерть, а все остальное можно легко оспорить, – сказала Настя, когда они подошли к кузне.
– Ты погуляй немного, пока я с Прохором свои дела порешаю.
– Хорошо, я пока в малиннике похожу, кажется, ягоды уже поспевают, – ответила Настя.
– Прохор, – начал Иван, зайдя внутрь кузни, – со мной случилось нечто особенное. Я, пожалуй, пока сюда не буду наведываться.
– Это что за нечто такое? – угрюмо спросил кузнец.
– Я убил здоровенного древнего волка и спас козу, – пробурчал Ванька, явно обескураженный собственным ответом.
– А что же ты козу заодно не убил? Сейчас бы козлятинки поели, – усмехнулся Прохор.
– Вообще-то я серьёзно. Голову волчары я старосте отдал, а коза пошла в малинник прогуляться, – обиделся Ваня, – и хватит меня за мальца держать, я уже взрослый.
– Ну-ну. И чем заниматься планируешь? Дай угадаю. Ты теперь на медведя охотиться пойдешь. А может, жениться надумал? Ножик есть, коза есть, так чего же не жениться с таким приданым? – ехидно сказал Прохор.
– О женитьбе не мне, а тебе подумать надо, – в сердцах бросил Иван, – пользуешь мамку на дармовщинку, а она женщина еще молодая, может, и счастье бабье обретёт да опору в жизни.
Прохор вскочил, сжал кулачищи, но, быстро взяв себя в руки, произнес:
– Не тебе, сопле зелёной, мне советы давать. Я твоей матери уже все уши проел с женитьбой. Только вот она не шибко хочет. Говорит, что ты против будешь. Она над тобой как горлица над птенцом дышит, словно ты из сахара сделан – вот-вот растаешь. Так что дело не во мне, а в твоей чадолюбивой матери.
Иван давно уже не считал себя ребенком, но в отношениях с матерью было что-то такое, что заставляло его беспрекословно выполнять все её требования и капризы. Эта безропотность зиждилась на сыновьей любви и жалости к нелёгкой доле Авдотьи, отринувшей свое личное ради единственного сына – дурака. Ваньке теперь многое стало ясно, и он понял, насколько его мать была жертвенна в своей безоглядной родительской любви.
– Прости. Я этого не знал. Я поговорю с ней и думаю, что быть свадьбе, – как-то по-простому сказал Иван, – только прошу, объясни ты ей, что я уже не маленький и в опеке не нуждаюсь.
– Договорились, – облегченно вздохнул Прохор, – жаль, что я с тобой раньше этот разговор не завел. Думал, что ты все тот же дурак, который мне колоду гвоздями истыкал.
– Надоел ты со своими гвоздями, – рассмеялся Иван и вышел на улицу.
Солнце почти достигло зенита, когда Ванька под стрекот местных кузнечиков пробирался через луг к окраине деревни. Там у леса были большие заросли малины, которыми собиралась полакомиться его новоиспеченная подружка. Окинув взглядом малинник и не увидев Настю, юноша несколько раз позвал ее по имени, но коза так и не появилась. Зато Иван услышал глухое рычание и почти нос к носу столкнулся с медведем. Косолапый от неожиданной близости человека пришел в ярость и в один прыжок оказался перед Ванькой, встав на задние лапы. Ваня сразу вспомнил слова Яги о послеобеденной кончине, да и медведя сегодня не раз помянули. Он потянулся к ножу, прекрасно понимая, что это ему мало чем поможет. Но тут косолапый взревел и опустился на четыре лапы, повернувшись к Ивану спиной. Воспользовавшись этой ситуацией, Ванька припустился в сторону деревни с такой скоростью, с какой не бежал, наверно, никогда в жизни, и только добравшись до ближайшей избы, перевел дух. Немного погодя из-за плетня показалась Настя со словами:
– Ты, оказывается, быстрее меня бегаешь. Штаны не вспотели?
– Я же на волосок от смерти был, а ты издеваешься, – оправдался Иван, – а ты где была?
– Там же и была, только с другой стороны от медведя, – усмехнулась коза.
– Ну-ка, давай рассказывай.
– Пошла я малинки поклевать, а тут косолапый появился. Ну я в сторонку отошла и жую себе ягодки. Жую и думаю, хватит ли нам на двоих малины. А тут слышу твой голос и вижу, что медведь к тебе намылился. А уж когда увидела, что он на тебя напасть решил, то с разбегу вонзила ему в жирный зад свои остренькие рожки. Когда косолапый повернулся, у него на морде было такое изумление, что я чуть не померла от смеха. Представь, как он был поражен тем, что какая-то сраная коза проделала две дырки в его заднице. В заднице царя омутянских зверей – вот потеха! Мишка так и остался в малиннике, очевидно, раздумывая о том, как усложнилась жизнь в его зверином царстве, где козы дырявят шкурки благородных господ. А потом, когда я увидела, как ты драпаешь, то решила не оставлять тебя одного с тяжелыми переживаниями и припустилась следом. Вот и весь сказ.
– Выходит, мы квиты, – сказал Ванька, – теперь ты мне жизнь спасла.
– Да полно тебе, Ваня. Мы же друзья, – вкрадчиво сказала Настя, – ты поступил бы так же, я даже не сомневаюсь.
– Малина сладкая или не поспела еще? – спросил Ванька, чтобы скрыть смущение.
– В самый раз. Завтра еще сходим, объясним косолапому, что были не правы и больше так не будем, – рассмеялась Настя.
Эта веселость передалась Ивану, и он, почувствовав прилив радости, улыбнулся и произнес:
– Ты коза хоть и пушистая, но ершистая.
Посланник
Ощущение, что жизнь кардинально поменялась и уже не станет прежней, приводило Ивана в состояние эйфории. Встреча с загадочной особью в виде козы, умеющей не только красиво изъясняться, но и проявлять героизм (а также шутить, капризничать, иронизировать, обижаться и радоваться), настолько захватила воображение, что Ванька перестал воспринимать реальность. Сказка стала явью и поразила неокрепшее юношеское воображение. Козу Настеньку он принял всем сердцем, совершенно не думая о невероятности происходящего. Его уже не интересовало, откуда она взялась, что делала раньше и что собирается делать в будущем. Главное, что в ее лице он обрел верную подругу, которая заменит в его жизни все, включая коня и жену. Такой максимализм присущ юным отпрыскам и, как правило, всегда заканчивается трагедией, но Иван поступал так, как поступили бы почти все в его возрасте. Когда слово «дружба» становится клятвой, связывающей прочнее стальных оков. К тому же Иван ощутил дуновение приближающейся свободы. «Прохор с мамкой поженятся, а я смогу заняться делами, до которых раньше руки не доходили», – подумал Ваня, и на душе стало еще светлее.
– Насть, а когда ты меня обучать начнешь?
– Сначала надо грамоте обучиться – читать и писать, а уж потом я займусь твоим образованием, – ответила Настя.
– Я-то думал, что образование как раз то, что ты перечислила, – озадачился Иван.
– Кому-то и этого достаточно, а ты должен быть лучше многих. Иначе с тобой в приличном месте будет стыдно показаться.
– Язва ты, Настасья! А где это приличное место? В малиннике, что ли?
– Есть места, куда дуракам вход заказан. Там тебе придется блистать, а не мычать про сельские достопримечательности. Но для блеска тебе образования не хватает, и этот пробел мы постараемся заполнить. Нам нужно где-то книжку раздобыть. У вас в деревне книжки есть?
– Откуда такое добро? У нас грамотеев нет. Книжки надо в городе искать.
– А сам-то книгу видел?
– Был у нас проездом один купец. Вот у него я и видел книжку. Ничего особенного – сплошные закорючки, а вот листики тоненькие такие, аккуратные.
– В закорючках как раз вся суть, а на чем они написаны, вообще не важно, – пояснила Настя.
– До города далеко. Пешком идти долго и опасно, да и коня у меня нет. Что делать будем? – приуныл Ванька.
– Тогда обучение откладывается. Будем добывать коня, – с воодушевлением сказала Настя.
– Как же мы его добудем, конь не заяц.
– Хорошую мысль подсказал. Мы лося приручим и на нем в город поскачем, – совершенно серьезно сказала коза.
– Ага, так он и приручился. Что-то я не слышал про ездовых лосей.
– Я думаю, что одного лося мало, надо двух. Ты же не будешь верхом скакать, а я следом бежать? А может, ты на мне решил в город мотануть? – подковырнула Настя.
– Не могу понять, когда ты шутишь, а когда серьезно говоришь, – оправдался Иван.
– Серьезней меня только камень на распутье трех дорог. Ты забыл, что я дочь шамана?
– Не забыл. А шаман – это кто? – скруглил глаза Ванька.
– Да… Порадовал кругозором. Про волшебников слыхал?
– Ага.
– Ну, тогда не все потеряно. Шаман еще сильней волшебника, потому что силы свои черпает от природы и тотема.
– С природой мне ясно, а тотема я не знаю, – виновато сказал Ванька и сильно взгрустнул.
– Тотем, дубинушка ты моя, это хранитель рода. Наш родовой тотем – коза.
– Значит, ты хранитель рода? – удивился Иван.
– Нет, я воплощение тотема. Понял?
– Вроде как. Так ты коза или не коза?
– Сейчас я коза, а была, как и ты, – человеком.
– Где была? Кем была? – заволновался Иван.
– Тебе это знать не нужно, пока не нужно. Придет время – все узнаешь. Не хочу вносить сомнения в твой неокрепший разум и ранить твое трепетное сердце, – подвела черту Настя.
– Так я, наоборот, теперь только об этом и буду думать. Ну расскажи, – с мольбой произнес Ванька.
– Сказала же я тебе – рано! Учись понимать с первого раза.
– А мне два раза повторять не надо – бесполезно. Так обычно про меня Прохор говорил, – ответил Ваня и опять вздохнул.
– Вот и славно. Все вопросы с доставкой наших тушек в далекий город я решу. От тебя требуется только раздобыть тележку, в которую мы лосей запряжем.
– Ладно, пойдем домой, – сказал Иван.
Плотно перекусив сам и покормив козу, Ванька пришел в сени и улегся на солому рядом с Настей.
– Насть, ты что хочешь думай, а мне теперь покоя нет. Если не скажешь, кто ты, то я обучаться у тебя не стану. Вдруг ты меня плохому научишь? – с напором произнес Иван.
– Зря я лишнего сболтнула, но делать нечего. Так и быть, скажу тебе то, что могу, но боле от меня не проси. Я – посланник, – ответила Настя.
– А кто послал? Зачем послал? К кому послал? И как послал? – оживился Ванька.
– Мы договорились, что потом ты все узнаешь. Если терпеть невмоготу, то попробуй переключить мозги на решение других более важных вопросов. Например, тележку найди.
– С телегой вопрос решенный. Я ее у Прохора возьму. Думаю, даст, ведь он мне теперь почти отчимом приходится. А лоси правда будут, или ты пошутила?
– Завтра лоси будут без шуток и с ветвистыми рогами. Вот с матерью-то как будешь договариваться? Сам сказал, что дорога опасная и долгая. Надеешься, что она тебя с радостью отпустит?
– Уговорю как-нибудь. Пообещаю ей подарки привезти из города, мишуру всякую и вкусностей, – расплылся Ваня, представив, как он разгружает из телеги тюки с покупками.
– У тебя, наверно, мешок серебра за печкой стоит, коль ты собрался накупить телегу добра? – с ехидцей спросила Настя.
Ванька похлопал длинными белёсыми ресницами и, почесав затылок, произнес:
– Ну тогда еще чего-то придумаю. Скажу, что мы покататься едем в соседнюю деревню.
– А сам пропадешь на месяц-другой. Мне кто-то давеча про ненависть к вранью говорил, уж не ты ли? – удивилась Настя.
Иван зарумянился и потупил взор:
– Может, ты чего подскажешь?
– Может, и подскажу, но завтра, а сейчас пора спать, – ответила Настя и поудобней устроилась на подстилке, – доброго сна тебе, Ванюша.
Ванька долго ворочался, размышляя над заковыристым словом «посланник». Смысл был более или менее понятен, а суть ускользала. Может ли посланник быть козой? А если она не коза, а козёл? Ведь посланником должен быть козел. Настя сказала, что была человеком. Мужчиной или женщиной? Мысли путались и блуждали между воображаемыми картинками, всплывающими и тающими под флёром наплывающего сна…
Большие каменные стены с вросшими в них круглыми башнями опоясывали незнакомый Ваньке город. Дорога упиралась в тяжелые, обитые железными пластинами ворота, которые были наглухо закрыты. У двери в одной из створок ворот стояли два стражника с палицами за поясом и с пиками в руках. Недалеко от ворот у дороги находился шатер, а рядом подобие прилавка, на котором были разложены изделия кустарного ремесла. Подойдя ближе, Ванька увидел множество фигурок из глины, камня и расписного дерева, которые чем-то походили друг на друга, но чем, Иван сразу понять не смог. Пока он пытался определить, чем были похожи все эти фигурки, к прилавку подскакал богато одетый мужчина на гнедом жеребце. Не вынимая ногу из стремени, мужчина наклонился и схватил первую же попавшуюся ему под руку фигуру, а другой рукой подбросил серебряную монету, которая со звоном упала на прилавок. Только тут Ванька обратил внимание на бабу, обмотанную разноцветными платками, стоящую чуть позади прилавка и неразличимую на фоне пестрого шатра. Она подобострастно согнулась в поклоне перед всадником и ловко подхватила монету, даже не дослушав ее звона. Всадник развернулся и поехал к стражникам, которые склонились в почтении то ли перед конем, то ли перед седоком, а он бросил им купленную у бабы фигурку и проследовал в город через наспех открытую створку ворот.