– Так, я что-то не поняла? – спросила Бероева, придавая своему распрекрасному личику гневное выражение. – Это что еще за игры – в молчанку? Я так понимаю: у нас еще один пропавший генетик? Я вижу – «зверюге» сильно нравится наша российская «человечина», которую он стал предпочитать больше американской.
Она безошибочно определила, что в наличии находятся все, кроме одного Григоровича. «Сначала Попов, затем этот… еще трое из гражданской обслуги. Если так пойдет дальше, я тут скоро останусь с одним только Джонни», – словно молния, пронеслась в ее голове неприятная мысль, и невольно сжалось «похолодевшее» сердце. Вслух же, оставляя для остальных свои эмоции непостижимыми, а лицо непроницаемым, Оксана произнесла:
– Значит так, идите немедленно раздеваться, а потом общенаучный сбор в зале для совещаний. Респект?
– Да, – нехотя, но тем не менее хором все ученые подтвердили свою готовность исполнить указание московской оперативницы.
Девушка между тем крикнула Джонни, и они вдвоем ждали, когда соберутся остальные участники этого немногочисленного собрания. Через пятнадцать минут явился и весь научный состав. Лишь только они расселись, председательствующая, коей сама себя утвердила Бероева, сразу же с интересом спросила:
– Ну-с, уважаемая профессура, и где же отстал наш доцент Григорович? Не выдержал вашей давки и «спекся»? Или же произошло нечто другое? Меня очень интересует, что случилось на этот раз? Хочу вас сразу заверить, что тут нет никакой Государственной тайны, а значит, вы обязаны отвечать. Предупреждаю: я наделена особыми полномочиями и могу арестовать здесь любого, даже самого главного, и посадить под замок. Это понятно?
В знак согласия все стали молча кивать головой. Оксана в то же самое время, убедившись, что все всё прекрасно себе уяснили, проговорила:
– Начнем с Вас, мистер Рамирес. Что Вы можете пояснить по факту исчезновения Вашего прямого коллеги?
– Все было, вроде, как и обычно, – начал ученный муж, вздохнув так тяжело, словно делал это в последний раз, – мы работали, выполняя каждый свои обязанности. При этом сразу же поясню, что мы не всегда находимся вместе, периодически возникает потребность кому-нибудь отдаляться. Так было и на этот, никем непредвиденный, раз. За час до окончания сегодняшней смены Владимиру понадобилось, скажем так, отойти. Он ушел и больше не возвращался.
– То есть? – очень удивилась сотрудница уголовного розыска. – И вы не стали его искать? Вам ведь, наверное, приходится отходить в одно и тоже общее место, или каждый предпочитает свое?
– Конечно же, мы искали его, – настаивал Джеймс, придав невольной гримасе недовольный оттенок, – мы осмотрели все, что только смогли осмотреть, но его присутствие обнаружено не было. Как Вам, наверно, известно, мы находимся в ледяной толще самой северной точки планеты. В такую погоду вход в наш так называемый исследовательский центр периодически заметает снегом. Вот именно расчищать его и отправился Григорович, чтобы обеспечить нам свободный проход, а заодно уменьшить количество снежного покрова, который необходимо будет откинуть завтра, ведь работа – есть работа, и от нее – в силу очень высокой серьезности дела! – отлынивать мы не можем.
– Значит, вы и завтра собираетесь туда отправляться? – изумилась Оксана, недоверчиво сощурив свои прекрасные глазки и тут уже посчитала нужным обратиться к своему американскому «другу»: – Ты чего молчишь, Джонни? Объясни этим господам, что на них открыта настоящая северная «охота», и кто-то из них обязательно будет следующим.
– У меня нет таких полномочий, – совершенно серьезно промолвил О’Нил, даже не изменившись в лице, – я не могу лезть в исследования научных работников. Думаю, у тебя, Ксюша, должны быть аналогичные поручения.
– Я не знаю, как у вас там в Америке, но у меня существует только одна, единственная, инструкция, – самозабвенно воскликнула российская сыщица, – это закон «О полиции» нашей страны, где четко прописано, что я, паче-чаянья, своим прямым долгом обязана защищать жизнь и здоровье граждан, а все остальные инсинуации оставлять на потом. Поэтому-то я категорически запрещаю дальнейшее проведение ставших такими «убийственными» исследований, которые и для всех нас, остальных, влекут чересчур большую опасность. Если же кому-то что-то не нравится, (намекая на скрытных ученных), то пусть берут меня вместе с собой, чтобы я лично могла обеспечить охрану. Да и вообще, я жду подтверждения из нашего «Центра», дающее разрешение на проведение экстренной эвакуации, так что я возьму на себя смелость предположить, что пришла пора всем сворачиваться, ведь, как только позволит погода, за нами пришлют самолет. Надеюсь, с этим все стало ясно? – и не получив ответа, продолжила: – Тогда вернемся к исчезновению доцента-генетика. Мы остановились на том, как он пошел расчищать вход. Что дальше? Продолжайте, мистер Рамирес.
– Дальше все просто, – воспользовался профессор возможностью продолжить прерванное эмоциональной речью повествование, – мы, выходя из ниши, сразу же обнаружили, что наш коллега отсутствует.
– Но что-нибудь, скорее всего, осталось: следы борьбы, может быть, кровь? Был ли расчищен снег? – «засыпала» оперативница Джеймса вопросами.
– Нет, все было чисто, – отвечал научный сотрудник, – если и были какие следы, то их, вероятно, запорошило обильным снегом, которого было навалено столько, что мы еле отгребли себе дорогу на выход.
– Так, а с утра? – прервала его Оксана, словно бы стараясь «сверлящим» взглядом заглянуть в душу этого человека.
– Что с утра? – не понял ученый, изобразив на лице удивление.
– Вход был завален также? Или же меньше? А, может, больше?
– Картина была аналогичной, – чуть стушевавшись, что не ускользнуло от глаз умудренной опытом сыщицы, проговорил научный сотрудник.
Кроме этого, не осталось не замеченным ошеломление, «волной» пробежавшее по лицу профессора геологии Веремчука. «Что-то этот американский «хлыщ» недоговаривает. Надо обязательно отдельно ото всех «попытать» последнего россиянина», – размышляла Бероева, анализируя увиденную ею сейчас мимику.
– Что ж, тогда мне все ясно, что ничего снова не ясно, – сотрудница МУРа решила заканчивать это бесполезное совещание, – все могут идти отдыхать.
Она даже не стала удерживать Джонни, чтобы спросить его мнение, во время последнего его монолога четко определив занимаемую им в своей основе позицию. Для себя же оперативница твердо решила, что необходимо без свидетелей пообщаться с геологом.
Глава VIII. Орудие преступления
«Как здорово получается, что они все разместились по разным кубрикам. Можно будет поговорить без свидетелей», – раздумывала Оксана, направляясь в комнату профессора. Она располагалась между двумя опустевшими помещениями, где раньше проживали умерший Попов и исчезнувший Григорович. Остановившись перед его дверью, она замерла, уловив легкое движение в конце коридора. «За мной уже начинают следить», – сделала она осознанный, напрашивающийся сам собой вывод.
Покрутив головой из стороны в сторону, оперативница бесцеремонно толкнула преграду, отделявшую ее от ученого. Однако не все было так просто, как ей бы хотелось: она была заперта изнутри.
– Кто там? – раздался голос Веремчука, слегка дрожащий, видимо, от волнения.
– Капитан Бероева, – четко отчеканила Ксюша, – Константин Георгиевич откройте, пожалуйста, мне нужно задать Вам пару вопросов.
Два раза щелкнул отпирающийся замок, и девушка оказалась внутри помещения. Хозяин «коморки» сел на кровати, указав гостье место на стуле – прямо напротив себя. Усевшись на предложенный табурет, она сразу же перешла к интересовавшему ее делу:
– Я так понимаю, у Вас есть кое-какие уточнения к рассказу Вашего американского коллеги. Наверное, он рассказал не все?
– Вы знаете, милая девушка, – не скрывая тревожных эмоций, вполголоса промолвил профессор, – много странного творится на этой станции.
– Неужели? – скривив левый край своих красивейших губ, заметила российская сыщица. – Давайте конкретней.
– Куда уж конкретней, – не в силах сдерживать дрожь в руках, продолжил геолог, – после того, как был обнаружен второй труп, я заметил, что мои российские коллеги как-то стали от меня отдаляться и, напротив, сильно сблизились с американцами. Сначала это меня беспокоило крайне мало, но сейчас, когда сначала был убит Попов, затем пропал Григорович, а потом Рамирес зачем-то сказал неправду, я начал подозревать, что мы втянуты в какую-то жуткую и нелепую интригу, которой сопутствуют сплошь опасности и убийства.
– Возможно, – подтвердила Бероева, глядя прямо в глаза собеседнику, и намереваясь уже уточнить то, зачем именно сюда прибыла, – вот Вы сейчас озвучили: «Неправду», что это значит?
– Делом в том, что, действительно, – ответил Веремчук, покрываясь холодным потом, – с утра проход в нишу, где мы, все вместе с остальными, работаем, был почти полностью завален снегом, и его пришлось долго откидывать. Впоследствии пурга несколько поутихла и можно было не беспокоиться, что выход сильно уж так занесет. Потому-то в этом отношении мы работали совершенно спокойно. За час до окончания трудового дня Григорович вызвался идти освобождать нам выходное отверстие, но к расчистке так и не приступал.
– То есть? – не поняла сотрудница уголовного розыска.
– Снега – в противовес словам Рамиреса – нанесло немного, – капли на лице ученного становились только крупнее, – и чтобы его убрать потребовалось бы не более получаса. Григорович же, как я уже говорил, его совершенно не трогал, а направился прямиком к выходу. Там его следы обрывались, но зато имелись – пусть и запорошенные, но вполне различимые – отпечатки гусениц небольшого, двухместного снегохода. Мои американские коллеги не придали этому никакого значения, как будто им было известно все, что там приключилось.
– Интересно, – «оборвала» Бероева речь рассказчика, лицо которого к этому времени уже полностью обтекало холодным потом. Заметив эту особенность, девушка, проявляя участие, невольно спросила, – Константин Георгиевич, Вы как себя чувствуете? Вам плохо? Может сходить за доктором?
Тот ничего не ответил, а только сильно закашлял, хватая ртом воздух и схватившись обеими руками за горло. Было очевидно, что он умирает. «Только не сейчас», – в сердцах подумала Оксана, подхватив заваливающегося с кровати на пол ученого. «Он ведь готов был мне все рассказать», – мысленно причитала оперативница.
Веремчук же, начиная хрипеть, замахал рукой, приглашая девушку сблизиться лицами. Сквозь душившую его хрипоту, он смог произнести только одно слово: «Тарелка», и тут же скончался. Сотрудница МУРа закрыла покойнику глаза и пошла прочь из комнаты, чтобы разыскать Джордана. Какого же было ее удивление, когда выйдя в коридор, она столкнулась с Майклом, который сам активно искал ее, находясь при этом в состоянии крайнего возбуждения. Но не он один желал обнаружить оперативницу: вместе с ним по базе рыскал Уоркен. Он держал в руках небольшую бумажку. Увидев ее, оба воскликнули:
– Ксюша, нам нужно с Вами поговорить!
– Лично с Вами мне тоже, Док, – энергично ответила девушка.
Прекрасно понимая, что дело их для «лишних ушей» совершенно не предназначено, было предложено сначала высказаться радисту. Тот сразу же воспользовался этой возможностью и, передавая радиограмму, проговорил:
– Пришел ответ из России.
Поблагодарив его за исполнительность, сыщица пробежала глазами текст, где четко значилось:
Москва. Центр
Капитану Бероевой О.В., оперуполномоченной
Проведение эвакуации считать преждевременным.
Действовать строго полученным при вылете инструкциям.
27.11.2017 года, 19 часов 20 минут.
Отпустив радиста, Оксана пригласила Джордана в комнату, где находился мертвый геолог. Она прекрасно понимала, что он хочет ей сказать что-то невероятно значимое, но все же считала, что сначала необходимо осмотреть пока еще «свежий» труп.
– Посмотрите, Док, – потребовала сотрудница уголовного розыска, лишь только они оказались внутри, – Как Вы думаете, от чего он скончался?
Хоть врач и «сгорал» от явного нетерпения, собираясь немедленно выложить свою тайну, но исполнение своих непосредственных, врачебных обязанностей взяло надо всем остальным верх, и он принялся внимательно осматривать мертвое тело. Изучив кожный покров лица, имевший неестественный, несколько коричневатый оттенок, он нажал пальцами на челюсти, разжимая зубы покойника. Свои действия он сопровождал комментариями:
– Кожа влажная. Перед смертью покойный сильно потел, что дает основание предположить, что произошли сбои в работе сердца. Ротовая полость заполнена пеной. Присутствует характерный запах горького миндаля. Могу предположить, что мы имеем дело с цианистым калием. Он убивает благодаря тому, что при попадании в кровь, связывается с железом в ее клетках, лишая их способности переносить кислород. Смерть наступает в течении нескольких минут.
– Так и было, – согласилась Бероева, беря с тумбочки стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью, стоящий рядом с полулитровой пластиковой бутылкой минеральной воды, – мы проговорили с ним не более семи минут, и с каждой секундой ему становилось все хуже.
– Стой! – вдруг воскликнул Джордан, перехватывая стеклянный сосуд с минералкой.
Он на достаточно большом удалении поводил им перед своим носом, потом взял бутылку и проделал с ней ту же самую операцию. Затем сделал однозначное заключение:
– Очевидно, он глотнул из этого вот стакана, что и явилось для него роковым. Я удивляюсь, что после этого он еще какое-то время жил и даже мог говорить. Наверное, концентрация яда была небольшой, либо же это был не чистый цианид, а какая-то его производная.
– Жалко, конечно, профессора, но хоть здесь все понятно и обошлось без мистического «зверюги», – не без сожаления, что не смогла спасти очередного члена команды, но с чувством удовлетворения, что начала приближаться к страшной разгадке, заметила мудрая сыщица.
Когда причина смерти была, в принципе, установлена и совершенно совпала с мнением прекрасной Оксаны, она наконец поинтересовалась, зачем ее искал доктор:
– Вы мне что-то хотели сказать, Док?
– Да, да, конечно, – оживился медицинский работник, закончив со своими непосредственными обязанностями, – я тут кое-что нашел, но, как рассказать об этом, даже не знаю – это лучше увидеть. Дело, не терпящее отлагательств. Оно как раз связано с нашим таинственным незнакомцем, так что пока труп профессора можно оставить здесь, думаю, за несколько минут с ним ничего не случится, а как закончим, я его обязательно уберу.
Они вышли из кубрика геолога, и доктор толкнул дверь соседней «каморки». Она оказалась не заперта и открыла доступ в комнату жестоко растерзанного Попова. Джордан сразу же стал рассказывать, что именно явилось причиной его столь пристального внимания.
– Суть дела такова, – начал он, остановившись посреди помещения, – около часа назад я проходил по коридору, и неожиданно мой интерес привлекло то, что дверь сюда не заперта и чуть-чуть приоткрыта. Это довольно странно, ведь, как правило, все нежилые отсеки всегда находятся в запертом положении, тем более что профессура старается хранить свои тайны довольно ревностно.
– И конечно же, это странное обстоятельство Вас заинтриговало, – предположила Бероева, произведя внимательный осмотр и заметив торчащую из-под кровати металлическую трубу. Она уже не сомневалась, на что именно Майкл ей укажет.
– Совершенно верно, – подтвердил умудренный опытом врач, – и когда я оказался внутри, то мне сразу же бросился на глаза конец стального предмета, выглядывающий из-под койки Попова. Ты видишь его, милая Ксюша?
– Разумеется, – кивнула головой российская сыщица.
– Тогда можешь достать, – настоятельно потребовал Джордан.
Оперативница нагнулась и, потянув за металлическую основу, извлекла наружу предмет, внешне похожий на большие ножницы с длинными ручками, применяемые в основном для перекусывания толстой стальной арматуры. Единственным отличием было то, что вместо режущих частей, здесь были установлены две вытянутые продолговатые рамки, расположенные друг против друга, от которых, соответственно вверх и вниз, отходили железные клинья, напоминающие остроконечные звериные зубы. В общем, эта конструкция была схожей с волчьими челюстями. Вся ее «рабочая» часть была запачкана жидкостью бурого цвета, имеющей явное сходство с засохшей кровью.