– Это просто гениально! Вам «Нобелевку» дадут, наверное. Каков же клинический эффект?
– Неорелигатор, так я назвал препарат, имеет потрясающую эффективность. При клинических испытаниях на больных с опухолями в третьей стадии, восемьдесят процентов полностью избавились от недуга. Остальные добились стойкой ремиссии.
– А побочное действие?
– Не чаще трёх процентов случаев – тревожность, кошмарные сны, шизофрения, но с этим вполне можно бороться психотропными препаратами, давно применяемыми в клинической практике.
– Так это же полный успех! Вы, наверное, счастливы и очень богаты, хотя я понимаю, что это не одно и то же.
– Богатство действительно растёт, производство расширяется, себестоимость падает. Сейчас мы поставляем препарат онкологическим клиникам, но скоро получим лицензию на производство для широкого рынка. Боюсь даже загадывать, сколько мы сможем заработать. Счастлив ли я? Я бы не стал этого утверждать. Деньги есть, а счастья нет! Когда я работал над молекулой, мне было не до девушек. А теперь – поезд ушёл! Не то чтобы не было желающих завести отношения, но на поверку оказывается, что этих женщин интересуют деньги в гораздо большей степени, чем я сам. Обжегшись два раза, я разочаровался и теперь не верю никому.
– А вы не рассказывайте при встрече, что вы богаты. Сначала лучше узнайте девушку, а потом уже можно и открыться.
– Пробовал, и потерпел полное фиаско – корыстолюбие быстро берёт верх над нежностью. И почему все женщины так себя ведут? А мне так бы хотелось иметь нормальную семью, любящую жену, ребёнка…
– Даже не знаю, что сказать. Может быть, где-нибудь в Иркутске живет ваша девушка… в Сибири люди лучше, душевнее, чем в Москве или в западном мире. А что вы будете делать в Москве?
– Осмотрю город, и поеду дальше в Европу, доберусь до французского Лазурного Берега, там отдохну некоторое время, потом поеду назад.
– А почему же вы не отправились в своё путешествие на самолёте?
– Ненавижу самолёты, считайте, что это фобия. Ничего с собой поделать не могу. А вот поезда с детства люблю. Можно насладиться природой, проехав через всю страну, и повстречать интересного собеседника, как вас, например. А вы, почему решили ехать на поезде?
– Я не то чтобы боюсь полётов, но мне это противопоказано, и я, как и вы, обожаю железные дороги.
– Может быть, сходим в ресторан, перекусим?
– Пожалуй, можно, но есть условие, – плачу за себя я сама.
– Условие принято, хоть мне и жаль. А вы замужем?
– Пока нет, но у меня есть жених.
– Симпатичный?
– Очень! Молодой парень, фантастически сильный, выше меня сантиметров на десять. Вот он бы мог со мной станцевать па-де-де, жалко, что ему это вообще незнакомо.
– А кто он по профессии, если не секрет, конечно?
– Капитан космического корабля.
– Понятно, космонавт, значит, но насколько я знаю, у них в экипаже три человека, и главный называется командиром, а не капитаном?
– Его называют почему-то именно капитаном, не знаю, какой там у него экипаж. И вообще, – он не русский.
– Астронавт – американец?
– Нет, он не американец, – он, судя по фамилии, скорее всего, израильтянин…
– Такого не может быть! Израиль маленькая страна, на грани выживания, и в космос аппаратов они не запускают.
– Я знаю, но всё же, всё же, всё же…
Марта уже смирилась с тем, что ей придётся провести шесть дней в компании этого немного странного, но всё же интеллигентного человека. Александр тоже был доволен своей попутчицей и чем дальше, тем больше симпатизировал ей. «Почему бы ещё раз не попытать счастья, и не сделать предложение этой девушке?», – думал он. Наличие гипотетического жениха его не смущало: «Возможно, его и вовсе не существует и никогда не существовало. Возможно, это всего лишь отговорка, чтобы люди не приставали, – ведь кольцо-то она не носит!»
На четвёртый день пути, в одиннадцать двадцать шесть по Москве или пятнадцать двадцать шесть по-местному, поезд 043 остановился на станции Иланская, что между Тайшетом и Красноярском. Была объявлена стоянка в двадцать минут, попутчики отправились немного погулять и размяться. Народу на платформе было немного, в этом сибирском захолустье лишь пенсионерки интересовались проходящими поездами в надежде продать свой нехитрый товар. Александр был увлечён разговором с Мартой, она со знанием дела рассказывала теорию Шкловского об эволюции звёзд. Никто из них не заметил сидящих на лавочке двух странных типов в чёрных кожаных куртках и таких же чёрных кожаных «натовках» с длинными козырьками, надвинутых почти на глаза. Они рассматривали какую-то фотографию и временами бросали косые взгляды на прохожих. Какая-то бабуля подошла к прогуливающейся парочке и предложила купить сотовый мёд. Александр заинтересовался и полез за кошельком. Вдруг рядом возникли эти самые два типа, теперь на них были ещё и маски с прорезями для глаз. Стало понятно, что они пришли не с добром.
– Суминский! Пойдёмте с нами, – потребовал один из бандитов. В руке у него был револьвер «магнум». – Будете вести себя тихо, и никто не пострадает. А вы, – он ткнул стволом в сторону Марты и бабули, – не смейте даже пикнуть, стреляю я без промаха. Стойте, где стоите и ни звука, малейший повод и пуля ваша.
Бандиты взяли под руки бедного Александра и потащили от поезда в сторону густых кустов, до которых было метров пятнадцать. Тот, что был с револьвером, направил дуло ему в живот. Несчастный химик потерял дар речи, ноги стали ватными, и он едва на них держался. Бандиты уже считали похищение состоявшимся, когда до кустов осталось пять метров. За небольшой лесополосой была грунтовая дорога, на которой стоял их джип.
Бабуля схватилась за сердце, а Марта рванулась с места и через секунду была в двух метрах от бандитов. Тогда она подпрыгнула и нанесла горизонтальный удар левой пяткой в затылок бандиту с револьвером. Погасив инерцию на первом, и ещё даже не приземлившись на правую ногу, она ударила второго бандита кулаком в шею. Тем временем поезд тронулся.
– Надо бежать, Саша! Давай же!
– Они что же? Они нас убьют?!
– Они уже не встанут! Сегодня, по крайней мере. Ты можешь бежать? Поезд уходит. Ты что – хочешь остаться здесь и разбираться с местной полицией?!
– Нет, конечно, я постараюсь.
Марта схватила невменяемого химика за руку и потащила к поезду. Проводница проходящего мимо вагона спустила трап и крикнула:
– Давайте сюда!
С трудом девушка заставила Александра прыгнуть на подножку, подпихнув под зад. Проводница ей помогла и втащила тело в тамбур. Марта прибавила ходу и, схватившись за поручень, сама запрыгнула на подножку.
– Мы из десятого вагона, из спального, – сказала Марта, переводя дух.
– Что там случилось?
– Какие-то бандиты напали, угрожали пистолетом, я их отправила в нокаут. Мне бы не хотелось объяснений с полицейскими, – Марта с надеждой посмотрела на проводницу.
– Не волнуйтесь, девушка, я никогда не стучу. Кажется ваш друг не в себе, я помогу дотащить его до купе.
– Да, спасибо, это очень кстати.
Девушки, с трудом протискиваясь в тесных коридорах, кое-как довели химика, едва перебиравшего трясущимися ногами, до родного купе. Проводница двенадцатого вагона ушла, а Марта, усадив своего попутчика в уголок, думала – чем ещё можно ему помочь. Александра била крупная дрожь.
– Ты как, Саш? Что тебе дать?
– Ххорррошшо бы конньячкку, – попросил тот, стуча зубами.
– Коньяка нет, но есть спирт – будешь?
– Вводдочки!
Марта налила на глаз двадцать грамм спирта и разбавила водой.
– Вот!
– Сспассибо!
Через десять минут Александру полегчало, и он начал понемногу оживать.
– Марта, а мы что – уже на «ты» перешли?
– Давай уже перейдём, если ты не против. Всё-таки дрались вместе.
– Это ты дралась, а я был до смерти напуган, прости.
– Нет, не скажи, ты очень умело их отвлёк и усыпил их бдительность. Без тебя мне не удалось бы победить.
– Ты явно преувеличиваешь мои заслуги.
– Ничего не преувеличиваю, ты вёл себя как нельзя лучше, – в результате бандиты поверили в свой лёгкий успех, и их стало возможно обезвредить голыми руками.
– Точнее ногами… это и есть твой балет?
– Нет, это школа кёкусинкай, а балет – это балет, я и вправду балерина, не сомневайся.
– Ты такая, как бы это точнее сказать – разносторонняя и загадочная. Может быть ты из КГБ?
– Я не могу быть из КГБ, я – гражданка Австралии. Паспорт показать?
– Ничего себе, но ты же говоришь по-русски, как будто этот язык тебе родной!
– Он и так мне родной, – я из двуязычной семьи.
– Как же ты выучилась всему этому, а главное – для чего?
– Ты слышал что-нибудь о «Грин уолд»?
– Наследники «Гринпис», но гораздо радикальнее, – многие правительства считают их экстремистами и закрыли у себя их национальные отделения.
– Австралия не закрыла, и Великороссия пока тоже – нет! К этому всё шло… однако, президент наложил вето. А ты что скажешь про эту организацию?
– Идея спасения биосферы мне очень близка, но я не знаю, как возможно это сделать. Сколько ни говорили о запрете ядерной энергетики после Фукусимы, но ведь даже в Японии ничего не получилось.
– Скоро получится. Я тоже член организации, руковожу декадой. Если хочешь вступить – могу посодействовать.
– Я об этом не думал, всецело был захвачен организацией своего бизнеса.
– Но ведь сегодня обстоятельства изменились, разве нет?
– Ты имеешь в виду нападение, думаешь это из-за бизнеса?
– Это совершенно ясно, и к гадалке не ходи! Ты представляешь, какие деньги крутятся вокруг онкологии? И вдруг является доктор Суминский и своим «неорелигатором» кладёт всех на обе лопатки. Ты думаешь, тебе дадут спокойно жить?
– Я, вообще-то, рассчитывал на цивилизованный подход, патент получен, все права защищены. Скоро получим лицензию и будем продавать всем, кто пожелает купить. Астрономических цен я не устанавливаю, курс лечения будет стоить не больше средней месячной зарплаты в Хабаровске.
– Так в том-то и дело! Ты же на корню убиваешь всю онкологическую индустрию, неужели непонятно?
– И что? Кому от этого хуже? Клиники не пострадают, даже приобретут новых клиентов, если лечение станет доступным. Фармацевтические гиганты выпускают много других лекарств и закрытие линий химеотерапии их не обанкротит.
– По-моему, Саш, ты слишком наивно смотришь на ситуацию, а она до боли напоминает историю Рудольфа Дизеля. Когда в конце 1895 года мотор «с воспламенением от сжатия системы Дизеля» на испытаниях проработал семнадцать суток без перерыва и при этом показал КПД двадцать шесть процентов, все просто с ума посходили. Двадцать шесть против девяти – десяти процентов эффективности паровых машин! Тридцатидевятилетний инженер быстро достиг колоссального финансового успеха. Он продавал патенты многочисленным промышленным воротилам, которые весьма заинтересовались революционным мотором, способным, кроме прочих преимуществ, работать на сырой нефти. Потом последовала серия неудач, но это не сломило Рудольфа. Военное ведомство кайзеровской Германии с восторгом ухватилось за новый проект Дизеля – многоцилиндровый судовой двигатель для строящегося броненосца. И вновь посыпались приглашения за границу, заявки на лицензии, – лиры, франки, доллары, фунты и марки потекли рекой. Дизелю было совершенно наплевать на национальную принадлежность его деловых партнеров. Он был гражданином мира – немец, родившийся в Париже и живший в Швейцарии, Англии, Бельгии. Когда речь шла о деньгах, он был американцем для американцев, французом – для французов. Итальянцам, будущим противникам Германии в первой мировой войне, между прочим, он продал лицензию на производство судовых моторов. И, наконец, в сентябре 1913-го пришло приглашение от английского королевского автоклуба. Ему предложили стать почётным членом. Однако на торжественное заседание по этому случаю Дизель так и не попал. 29 сентября 1913 года в бельгийском порту Зеебрюгге он взошёл на палубу парохода «Дрезден», направлявшегося в английский порт Харвич. Дизель был в приподнятом настроении, много шутил и смеялся. Вечером, во время ужина, когда знаменитого изобретателя пригласили за капитанский столик, он прочитал часть приветственной речи, подготовленной к заседанию автоклуба. В десять Рудольф Дизель отправился к себе в каюту отдыхать. С тех пор его никто никогда не видел. Понимаешь, о чём я?
– Ты хочешь сказать, что эти бандиты собирались, образно говоря, выбросить меня за борт, как инженера Дизеля?
– Правильно! Для того чтобы выжить, ты должен наступить на горло собственному тщеславию и продать все права государству, но сделать это публично, сначала заявив об этом журналистам и телевидению. Получить хорошие деньги, чтобы на всю жизнь хватило, и заняться чем-нибудь поспокойнее прорывных технологий.
– Неужели всё так серьёзно? Хорошо, я подумаю над твоими словами, Марта. На вид тебе восемнадцать лет, но твоя мудрость просто пугает. Что-то в тебе не от мира сего. Может ты инопланетянка?
– Ну, разве что в душе, а так – нет.
На седьмой день пути, когда поезд уже давно отправился из Ярославля, и до прибытия в Москву оставалось два часа, Марта, наконец, проснулась после ночного отдыха. Суминский сидел на своей полке и смотрел на девушку взглядом, полным обожания.
– Доброе утро, Марта, я выйду, одевайся, а потом, я надеюсь, ты меня выслушаешь.
– Привет, Александр, я скоро! Потом пойдём завтракать?
– Знаю я, как ты завтракаешь, просидишь в ресторане до самой Москвы, а мне бы хотелось поговорить наедине.
– Ладно, купи мне, пожалуйста, пирожок с треской и кофе латте, а я пока оденусь и в туалет схожу.
Когда Марта вернулась в купе, пирожок на тарелочке и кофе уже ждали её на столике.
– Ну, так что ты хотел мне сказать? – спросила она, вонзая зубы в пирожок. – А сам то ты завтракал?
– Мне, честно говоря, не до еды. Марта, можно я скажу просто! Я тебя люблю! Выходи за меня.
Бедная девушка чуть не подавилась.
– Александр, ты ведь меня совсем не знаешь! А чтобы узнать, ты должен прожить ещё полгода, по крайней мере. Что ты решил делать со своим открытием? Да и жених у меня есть, я же говорила.
– Твой жених виртуален, так мне интуиция подсказывает! Скажешь – нет?
– Он существует, и скоро он меня найдёт, но ты прав в том, что наяву я его ещё не встречала. Зато во сне… что мы с ним делали во сне я, конечно, не буду тебе рассказывать.
– Ну, вот видишь, это был только сон и ничего больше. Он – виртуален, а я жив и во плоти.
– Во-первых – пока жив! Во-вторых – этот сон не был единственным, он мне снится постоянно, и я верю, – это не просто сны, а информация свыше. Мне так на роду написано стать его судьбой, а ему – моей. Есть ещё одно обстоятельство, которое тебя не обрадует. Ты ведь хотел иметь нормальную семью, ребёнка – так?
– Хотел и хочу, а ты разве не хочешь?
– Я тоже хочу, но не знаю вправе ли я заводить детей – у меня генетический дефект. Летом я не могу выйти на солнце, оно меня обжигает. Я – снегурочка и следую за зимой. С апреля по октябрь я живу с родителями на Тасмании, с октября по апрель – в Москве, за этим и еду. Разве тебе такая жена нужна?
– Прости – я не знал. Неужели ничего нельзя сделать?
– Жить с этим можно, но исправить гены – это вряд ли, ты сам биохимик – надеюсь, понимаешь.
– Да… понимаю, прости мою назойливость, я не хотел тебя обидеть. Но ты такая необыкновенная… Может быть, мне удастся «сварить» молекулу, чтобы компенсировать недостаточную работу гена. Я обещаю посвятить этому остаток жизни. Несмотря на вновь открывшееся обстоятельство, предложение остаётся в силе. Может быть, через год ты изменишь своё отношение ко мне?
– Александр, я боюсь за твою жизнь. Прожить этот год – ещё та задача для тебя. Ты не ответил, – что ты собираешься делать дальше?
Конец ознакомительного фрагмента.