В этом напряжении прошло всего каких-то минут семь, хотя показалось – вечность, когда входная дверь хлопнула так, что на ёлке в холле зазвенели игрушки, и сразу же раздался безумный ор, просто конец света какой-то:
– Сестру-у-уха, твою мать… Ёпта-а-а…
Я испуганно, как и большинство детей, обернулась к двери, но не успела ничего увидеть – меня просто сорвало с места, смяло в холодных, заснеженных ручищах, поддёрнуло вверх и закружило на месте. И всё это под всё тот же дикий ор:
– Сеструха-а-а… Ёпта, я говорил – ещё увидимся?! А я говори-и-ил! – орал, хохотал, душил в объятиях.
Не выдержав накала страстей, заревел маленький Кирюха.
– Макс, хватит орать! – тут же прикрикнула Ленка, и меня наконец-то вернули на пол, тряхнули за плечи, заглядывая в лицо:
– Людка! Ну ты чего, сеструха, не узнала что ли?!
И я увидела красную обветренную морду, на половину неё – распахнутый в безумном счастливом хохоте рот и узнала. Узнала!
– Макс! Макс!!!
И да простят меня Ленка, Лёшка и все вместе взятые, но я повисла у него на шее, запищала от восторга:
– Макс!
– Сеструха!
– Братан!
– Сестру-у-уха!
– Пап, ты бы хоть куртку снял! – раздалось вдруг откуда-то снизу тонким, но очень деловым тоном. – Ты весь в снеге, тётя об тебя заболеет!
Я машинально расцепила объятия, обернулась. Это та девчушка, что гоняла пацанов, когда они пытались воровать со стола колбасу. Макс присел перед ней на корточки:
– Ксюха, ты знаешь кто это? Это сестра папкина! – и вдруг, упершись локтем в колено, в порыве эмоций прикрыл лицо ладонью, мотнул головой: – Сеструха, блядь… Бля-я-ядь… Это мандец какой-то…
– Макс… – вполголоса одёрнул его стоящий в проходе Лёшка. Он был уже без куртки и на руках его сидела Лиза. – Фильтруй базар, дети кругом.
И Макс поднялся, обвёл всю сидящую за столом детвору взглядом:
– Ну что, банда, знаете, кто это? – притянул меня к себе, стиснул за плечи. – Это сестра папкина, понятно? Тётя Люда!
Глава 13
И вот, позади пятнадцать лет тоски, метаний и мыслей о том, как это будет, и будет ли вообще. О том кто жив, кого перемололо ещё тогда, возможно, даже, раньше меня. Диалоги с самой собой, подготовленные самые-самые важные вопросы и аккуратные, правдоподобные ответы… А в итоге – сидим, молчим, как будто всего лишь в прошлом году расстались.
Нет, ну не все молчат, конечно. Макс, например, не умолкает ни на минуту. Но всё не то и не о том: о гружёном топливными пеллетами КамАЗе, что сломался на спуске в балку. О том, как удачно взял минувшим летом практически нового «Кировца» и как вовремя, несмотря даже на то, что метель по прогнозу не ожидалась, дал указание навесить на него ковш-отвал, для уборки снега. И теперь, вот, пригодилось! Ведь, не расчищай сейчас трактор Чернышковские дороги, и село́ замело бы к чертям, и КамАЗ куковал бы в балке, пока соляра не замёрзла. Да ещё и Лёха вовремя подъехал, помог – вообще удачно!..
За какие-то полчаса Макс шумно, с жестами и крепким словцом, сокращённым, правда, до условных «бн» и «нах», успел рассказать, что то производство, мимо которого мы с Алексом проезжали – «АгроБиоЭкол» – это, оказывается, ещё одно детище четы Машковых. И даже больше того – «градообразующее» предприятие, давшее возможность загибающимся Чернышкам не то, что подняться из грязи, а расцвести и расшириться за счёт приезжих семей, желающих жить и работать в селе. Основанное на базе развалившейся в девяностые птицефабрики, оно специализируется на производстве биоудобрения из птичьего помёта и топливных гранул – пеллетов из камыша, торфа и древесного опила. И удобрение, и топливо пользуется огромным спросом не только у российских фермеров и аграриев, но и в Европе, а с удобрением они сейчас вообще выходят аж на Эмираты. В этом направлении есть очень перспективные предложения, предполагаемые объёмы поставок кружат в районе сотен тысяч тонн продукта в одной партии… А вышли эти арабы на производство «АгроБиоЭкол» через Гонконг, куда по спецзаказу формуются топливные брикеты особой формулы, замешанные, поимо камышовой стружки и торфа ещё и на каменноугольном кро́шеве…
У меня голова шла кругом. Всё то, о чём говорил Макс, было для меня тёмным лесом, но я искренне радовалась тому, что дела Машковых идут в гору.
И да, кстати, оказалось, что Макс взял Ленкину фамилию. Хотелось спросить почему, но казалось, не к месту. Ещё хотелось расспросить про их семейный детский дом, и про то, как они вообще оказались вместе, после той глобальной ссоры… Да и про Лёшку узнать хотелось – он-то как вообще затесался в их компанию? И как у него дела, чем занимается, как живёт. И про личную жизнь, конечно… Но Макс галдел без умолка, и, сказать по правде, так было даже лучше. Потому что когда он выходил курить, в комнате повисала вымученная тишина. И особенно это стало заметно, когда детвора, поев, убежала в комнаты, а за ними ретировались и ребята-подростки, включая Алекса.
Да, самая острая, волнующая каждого из оставшихся взрослых тема, так или иначе, была связана с Денисом и от этого никуда не деться. Ленка была напряжена. И если до эпичного появления Макса я машинально скинула это на ревность к «мужу» Лёшке, то сейчас стало понятно, что нет… Просто она, похоже, так и не простила. Именно меня. И это было с одной стороны странно, а с другой, я чувствовала примерно тоже, но со своей колокольни – непонятное чувство вины, не дающее общаться свободно. Между мной и Ленкой словно стояла старая, поросшая мхом стена, и вместо того, чтобы искать в ней проход, мы только насторожено подглядывали друг за другом в щёлку.
Конечно, Макс расспрашивал и обо мне, но очень аккуратно, в ореоле последних пяти-десяти лет. Я отвечала, что замужем. Несколько раз, специально для Ленки, подчеркнула, что фамилия моя – действительно Трайбер… Рассказала немного о жизни в Германии, о том, где и кем работаю. А ещё, где и как учится Алекс, чем увлекается. А вот о его рождении и происхождении умолчала, хотя было ясно, что все и так всё понимали.
Конец ознакомительного фрагмента.