В комнате было относительно чистенько. На письменном столе лежала новая подборка божественных журнальчиков.
Поговорили про бабушку – она прислала малинового варенья и сухофруктов. Толик сегодня с утра ходил, встречал автобус с передачкой. Здоровье её – терпимо. Про то, что я живу отдельно не знает. Про то, что мать живёт с Толиком – тоже. Ну что ещё… Всё как обычно. Ах, да! Записка! Мать вытащила из кармана бумажку, в которой Андрей просил срочно перезвонить ему по очень важному делу. Надо же, прибежал на следующий же день после случайной встречи возле «Робин Гуда». Видать, в шоке был. Не ожидал от меня такого. Эх, Андрей, Андрей… Думаешь, я ожидала?
Я сунула записку в карман и вдруг, по наитию, дала мамке денег. Не много, около ста тысяч, но она растрогалась. И неожиданно, вдруг, начала-таки расспрашивать где я вообще, как я, с кем, чем занимаюсь… Ну а я что – соврала про работу в центре, про съёмную на пару с коллегой комнату. А, ну ясное дело, про то, что по специальности устроилась. Помощник маркетолога, угу. Да, мам, поначалу всегда тяжело, но прорвёмся…
Зачем врала-то, спрашивается? А вот это уже интересно. Банально, но неожиданно – чтобы погасить в её глазах потаённую тревогу. Я сумела-таки её заметить, а мать не сумела-таки утаить. Мне за эту её тревогу было неловко, почти так же, как за обиду Дениса. Мамина тревога была мне так же непривычна и так же сковывала неясными ещё обязательствами. А я не хотела обязательств. Они казались мне, как и личный водитель, – цепью к ноге. Вот только мамина тревога вызывала свербение в носу и желание заботиться, а Денисовы обидки – чувство вины и отторжение. Как там Ленка сказала: «охота всё назло делать, чтоб не умничал много»? Ну нет, не так всё запущенно, конечно, но в целом… Да.
***
Вернулась «домой» в белокаменку в начале шестого. Смотрела на всё по-новому: и снаружи дом красивый, конечно, и квартира шикарная. И теперь уже понятно, что смутило меня поначалу – довольно «женский» интерьер, необжитость, новая, нетронутая посуда, пустые шкафы… Как я вообще могла подумать, что Денис поведёт меня в свою берлогу? Кто я такая? А кстати… Где она, его берлога-то? Где он живёт, когда «уезжает в командировки»? Явно не здесь. А я, конечно, сука, что тут и говорить. И если Ленка узнает…
Дениса дома не было, но на кухне, в мойке, стояла немытая посуда. Он ел мой борщ!
Разулыбалась, как дурочка. Вот, спрашивается, много ли для счастья надо, да? Просто почувствовать себя нужной. Особенно после того дурацкого инора. Это же… практически капитуляция! И, главное, как красиво, мужественно – без лишних слов, вот так, языком борща. Блин, какой же он всё-таки классный!
Теперь уже и я, не задумываясь, схватила коробочку с парфюмом, сорвала с неё целлофан. Брызнулась. Ладно уж. Прощаю.
***
Денис приехал в начале девятого и с порога унюхал свой подарок. Я заметила его довольную усмешку – мужской вариант женского счастья от грязной тарелки… А потом поняла, что он пьян. Не успела даже сообразить, как реагировать, как он беспардонно сгрёб меня в охапку и зажал в углу возле вешалки. Мы целовались, как сумасшедшие – боролись языками, кусали друг другу губы, иногда даже стукались зубами, и я уже таяла от счастья… Как он вдруг довольно жёстко отстранил меня и, порывшись во внутреннем кармане куртки, вытащил деньги. Сунул их мне в руки. Они рассыпались, опадая на пол, словно осенние листья, а Денис, покачиваясь, всё доставал и доставал.
– И заметь, – развёл руками, когда доставать больше было нечего, – расписки мне твоей не надо!
– Это что вообще?!
Но зазвонил телефон, Денис взял трубку, помолчал, кивнул:
– Да, Виталь, на сегодня всё. Угу. Спасибо. Аа-а-а… ну завтра как обычно, да-а-а… – пьяно мотнул головой: – Угу. Да, и тебе доброй ночи!
Положил трубку, глянул на меня с усмешкой:
– Ну а чего ж ты сегодня-то в свой Олимп не поехала? Зассала? А-а-а… – погрозил мне пальцем, – значит, мозги-то у тебя есть. Только мало.
Я не могла, вот просто не в состоянии была злиться на него! Пьяный, он был смешной, и даже милый. Непосредственный какой-то, как ребёнок.
В комнате он сразу плюхнулся на диван, долго придирчиво разглядывал пульт от телека, даже, кажется, ругался с ним… А потом отшвырнул его в сторону и поднял взгляд на меня:
– Ну чего стоишь? Корми мужа!
Я чуть деньги не рассыпала… Кровь тут же ударила в голову, дыхание сбилось. Мужа? Бросилась на кухню, свалила купюры на стол. Застыла. Мужа?! Нет, оно-то понятно, что пьяный трёп, но блин…
– Мила-а-ах!
Выглянула из арки. Он поманил меня пальцем, я подошла, присела рядом.
– Бабки посчитала?
– Нет ещё.
Рассмеялся.
– Во! А ещё туда же – ногами махать… Экономист, едрить твою налево! – Презрительно фыркнул. – Деньги, если хочешь знать, любят счёт! – и вальяжно раскинул руки по спинке дивана.
Я аж зашипела, представив, как снова расходится шов… Удивительно, но он тут же понял мою реакцию, мотнул головой:
– Да, херня. Сегодня был на перевязке, Айболит сказал, зарастает, как на собаке.
– Но это же не значит, что надо специально рвать!
– Ну… – подумал, согласно кивнул, – точно. Не надо специально! – опустил руку. – Бабыслы, короче, все тебе. С процентами. Ток посчитай.
– В смысле… – и вдруг дошло. Стало как-то не по себе, при воспоминании о способе их… взыскания.
Денис и тут отлично меня понял:
– Слуш, только давай без этого, а? Пожалей их ещё, ага! Расскажи мне, как не надо было делать, а то я ж сам нихрена не понимаю в этом, ага… – Помолчал. – Они тебя дважды отымели – неужели тебе не захотелось выебать их в обратку? Пфф… Не верю!
Я не нашлась что ответить, и он, побуравив меня взглядом, невесело усмехнулся:
– Но они-то – хер с ними, а вот что мне с тобой делать, м?
– В смысле?
– В смысле… В прямом! Вот это, вчера, это что вообще было? За дурака меня держишь?!
– В смы… Почему?
– Хороший вопрос! И очень хотелось бы, знаешь ли, услышать внятный ответ, м?
– Ну…
Я искренне не понимала, чего он хочет, поэтому в очередной раз завела шарманку про то, как неловко заставлять водителя ждать меня по полдня, про то, как решила сбегать к матери, про то, как забыла про Макса… В общем, всё тоже самое, что уже говорила. В этот раз он не перебивал, но и интереса особого не проявлял, а иногда мне и вовсе казалось, что засыпает… Но как только я дошла до Бородина, так кстати оказавшегося на месте преступления – моментально оживился. Поджал губы, глядя в пространство куда-то чуть правее меня, сосредоточенно слушал и хмурился.
– …Вот и всё! Ну не специально это, понимаешь? – наконец выдохнула я.
Он широко развёл руками:
– А-а-ахренеть у тебя всё! Да ты реально дурака из меня делаешь!
Я растерялась:
– Но почему-у-у?
– Почему?! Для блядь, вот эти ваши шпионские страсти… Этот, на хуй, детский сад… Ничего не напоминает?
– Да какие страсти?!
Он подался вперёд, сощурился:
– Ты реально думаешь, что я не заметил твои сигнальчики в окошко? М? А я тебе больше скажу – я даже видел, как вы с этим Бородиным в машине сидели, и как ты окна квартиры ему показывала… – Замолчал, играя скулами, потом сгрёб голову в ладони, зарычал: – С-с-сука-а-а… Давно меня так не уделывали! Как пацана какого-то… блядь!
И только тут до меня дошло.
– Денис, да я даже не думала!
– Не думала? Ну-ну… – поднял голову. – А мне кажется, скорее наоборот – думала. Думала, что я не видел. – Встал и, неожиданно твёрдо, словно злость победила хмель, зашагал по комнате. – Думала, что прокатит, да?
– Ну ладно, ладно! Я просто боялась, что ты разозлишься. А Петька, между прочим, сразу предложил подняться со мной и объяснить тебе всё!
Он остановился.
– Ну, ваще-то разумно! Только почему же не поднялся-то?
– Я не дала.
Он рассмеялся и, зацепив за руку, заставил меня встать. Притянул к себе.
– Короче, слушай сюда: ещё хоть раз что-то подобное… – замолчал, заторможено поднял руку, сунул мне под нос фалангу указательного пальца: – Вот хоть на столечко, поняла? И я за себя не отвечаю! Вот как хочешь, Милах, но это будет считаться блядством.
Я обмерла.
– Да ты что, Денис! Ты что? – прижалась к нему, слушая, как стучит любимое сердце. – Никогда! Слышишь, никогда!
Он смял меня в объятиях, набрал воздуха, чтобы что-то сказать… но промолчал. Возможно, за него говорили его руки, его губы, трепетная сильная нежность? Возможно. Но я, если честно, предпочла бы хоть разочек услышать это словами.
Глава 11
Я страшно переживала по поводу Зойки, но, понятное дело, больше в Олимп не поехала. Денис сказал, что всё обсудил, обо всём договорился. На следующей неделе обещал отвезти в «контору», познакомить с бухгалтерами. Я смирилась. Правда тот факт, что слилась как-то по-тихому изводил. Пыталась – правда пыталась! – позвонить в Олимп, чтобы хоть спасибо Зойке сказать, извиниться… но не смогла. А тут ещё Ленка с её идеей фикс на счёт съездить на разведку к Белокаменке… Тоже – минус тысячу процентов от спокойствия моей совести. Отвлекать её удавалось только разговорами о той девочке-попрошайке.
В среду и четверг мы снова ходили туда, к стадиону. Первый раз выцепили среди прохожих какого-то пацана и за баночку колы подпрягли его передать девочке беляш. Другой раз передали ей сникерс. Я спрашивала Ленку – ну а теперь-то что? Она отмалчивалась. И чем дальше, тем больше я переставала её узнавать. Она, оказалось, звонила уже и в милицию, и в инспекцию по делам несовершеннолетних. Ей сказали, что без заявления о происшествии с участием ребёнка они не могут его забрать. Андрей на связь с Ленкой не выходил, отчего она и психовала, и расстраивалась ещё больше.
– Лен, ну сама подумай, сколько их, этих попрошаек! – говорила я ей. – И сколько среди них детей? Ты же не приютишь их всех и не накормишь, правильно? И в обход ментов ничего не сделаешь. А они живут же как-то, всё-таки где-то ночуют, чем-то питаются. Мне тоже её жалко, но… Не знаю. Может, это судьба у неё такая? И не факт ещё, что потом не подфартит.
– Потом? Это когда её на панель отправят? Ну да, недолго осталось, чего уж там… Пару тройку годиков, и созрела. Если доживёт, конечно.
– Ну почему сразу на панель?
Ленка смотрела на меня как на дуру и даже не пыталась отвечать.
Меня тоже тревожил этот вопрос – жалко же девочку. Но, если честно, то и видеть неожиданную перемену в Ленке было тревожно. Она словно повзрослела вдруг сразу лет на пять, а то и десять. С одной стороны – хорошо, а с другой – странно как-то.
В пятницу вечером я даже заговорила об этом с Денисом. Он выслушал, перебирая мои волосы, помолчал, что-то обдумывая. Выключил телек.
– Чёт тебя, Милаха, опять не туда несёт. Попрошайки это, чтоб ты понимала, мафия. Крепкая, организованная, и просто так оттуда никого не выдернешь. Был у нас в городе авторитет, чеченец, Маратом звали – вот он их держал. Матёрый, такой, крепкий. Но в начале этой зимы его грохнули и, поговаривают, паханом встал некто настолько большой, что отсюда не видать.
– Это как?
– Неместный, значит, но очень влиятельный. Я-то так особо не вдаюсь в подробности, и стараюсь с этой темой не пересекаться, но благодаря некоторым бестолочам, пришлось немножко… – выразительно глянул на меня.
Я прижухла. Зашибись. Откуда же я могла знать, что всё так серьёзно?
– Так вот, сейчас у них что-то вроде передела происходит, хотя нет… скорее – реорганизация. Мошенниками один заведует, попрошайками – другой, проститутками – третий, вымогателями – четвёртый. Бог его знает, зачем такие сложности, но факт в том, что крыша одна.
Я уже просто охреневала. Привычный мир разваливался.
– То есть это всё…
– Угу. Одна контора. И если ты думаешь, что мне твоих хороших знакомых тогда просто так выдали, то ты сильно ошибаешься. Просто так вообще ничего не делается, ясно? У всего есть своя цена.
– И… чем ты расплатился?
– А вот это тебя точно не касается! Тебя касается только одно – делать что говорят. Слушать внимательно и думать головой, а не задницей. Угу? А заднице твоей я, если что, могу и получше применение найти, – потянулся рукой под халат, но мне было не до этого.
– Подожди! – удержала его ладонь, слегка отодвинулась. – И что, вот если эта девчонка сейчас в их банде, то всё, ничего уже не сделать?
– Ну… – он пожал плечами. – А толку? Сегодня одна, завтра другая. Кроме того, ну заберут её менты, отправят в детский дом. Думаешь, там лучше?
– Да уж наверняка!
– Ну да! Почему же они тогда бегут оттуда, предпочитая быть попрошайками?
– Серьёзно?
Он невесело усмехнулся:
– Детские дома – это кузница кадров для панели, и они всего лишь официальное звено той же самой мафии. Как и инспекции по делам несовершеннолетних, и детские колонии. Причём, перетирают одинаково и девчонок, и пацанов – извращенцев-то на всех хватает. И если до пяти лет есть какой-то шанс, что усыновят, то после… – скептически причмокнул, – если только чудо.
– Ты так спокойно об этом говоришь…
– Трезво, Люд. Что можно сделать, если гниль ползёт сверху? Только отрубить бошку. А как это сделать, если ты всего лишь мозоль на мизинце ноги? – Посмотрел на меня, развёл руками. – А всё остальное: жалобы в администрацию, вызовы ментов, привлечение прессы – это война с ветряными мельницами. Читала Дон Кихота, надеюсь?
– Естественно… Подожди, какой, нафиг, Дон Кихот?! Ты что, хочешь сказать, что вообще всё бесполезно? Зашибись. И как жить?
– По совести.
– Ага… А как по совести, если она говорит, что пока эта девчонка там, на улице – я сволочь? Потому что вообще, ну вообще ничего не делаю! Даже не пытаюсь!
– И я надеюсь, что и не попытаешься, да? – голос его стал угрожающе строг. – Я сейчас серьёзно! Не ввязывайся! Узнаю, выпорю нахрен, поняла?
Он не шутил и не запугивал. Говорил, как есть, и от этого становилось жутко. И не только за себя. Сказать или нет про Ленку? Хрен его знает…
– Ну ладно, – пытаясь сгладить момент, он сгрёб меня в охапку. – Не выпорю, конечно, но и думать в течение дня о том, что ты снова можешь куда-нибудь влезть, у меня нет возможности, это ясно? Поэтому давай-ка, сделай так, чтобы у меня не было повода беспокоиться за тебя. Тебе ж наверняка не понравится, если кроме водителя я навяжу тебе ещё и охрану?
Я победно усмехнулась:
– Угу… Макса, например, да? Что, думал, не замечу?
– Чего-о-о? – он отстранил меня, и лицо у него было охреневшее. – Ну-ка, поподробнее!
– А что, нет?
– Рассказывай!
Похоже, лоханулась.
– Ну не знаю. Просто видела его как-то среди таксистов…
– А вот теперь стоп! Что ты делала среди таксистов?
– Да мимо шла, Денис! Ну правда, ты меня прям со всех сторон обложил! С Ленкой прошлись после учёбы, что нельзя? Я, знаешь ли, тоже не могу сейчас ни с того ни с сего перестать с ней дружить. Мне и так фигово, такое чувство, что я её предаю, блин…
– Ты это, херни-то себе не надумывай! Предаёт она…
– Херни? Трахаться с отцом подруги, это, по-твоему, херня? Не говоря уже о том, что квартиру эту ты ей обещал! Ну? И, думаешь, каково мне тут жить?
Денис резко сменил позу – подался вперёд, упершись локтями в колени. Посидел, глядя в пол, покачивая головой. Нервно выдохнул сквозь поджатые губы:
– Фф-ф-ф… А говорила, тесно не общаетесь.
– По-всякому бывает!
Помолчали.
– Ладно, проехали. Так что там с Максом?
– Ну, просто я увидела его среди таксистов и решила, что ты послал его за мной следить. А разве нет?
– Нет. Он вообще ко мне теперь отношения не имеет.
– В смысле?
– Ушёл.
– Как это?
– Ногами. Или ты думаешь, я рабовладелец? Нет. Максим толковый парень, как раз из тех, кого гнули, да не сломали. После восьмого класса выпустился из интерната, поступил в училище. А жить пришлось с запойными родителями, лишёнными родительских прав. А они не больно-то его ждали. Ну, втираясь к ним в доверие, он тоже начал бухать, подворовывать. За каким-то хером залез как-то ко мне на кирпичку, я тогда как раз только-только в права собственника вступил. Поймал его лично, люлей слегонца навешал. Потом покормил, поговорили… Ну, дал ему угол в каптёрке, грузчиком у себя же устроил. А как дорос, по старым связям протекцию в ВДВ сделал. А уж когда он вернулся, стал ближе к себе подтягивать. Но при всём при этом, Макс мне не раб. Захотел – ушёл.