– Я тебя не брошу, понял?! Я доберусь до входа в рай! – рыдала она. – Я заставлю их простить тебя! Чего бы мне это ни стоило! Я вытащу тебя отсюда! Отсюда или из самого ада, неважно! Ясно?
«Спасибо, доченька», – прочитала она по его губам.
– Ева, боюсь, я не смогу идти с тобой дальше, – сказал робот, глядя на девочку снизу вверх.
– Тебе и не надо никуда идти. Встретимся в раю, Александр.
– Ева, прошу, будь осторожнее, – сказал Саша.
Девочка стояла, уткнувшись лбом в дверь камеры. Со спины на нее наваливалось белое существо, которому до нее не было никакого дела. Его и всех остальных тварей в этом помещении притягивал только Антон. Они не уйдут, пока он здесь. Ева плакала, но при этом была решительно настроена добраться до входа в рай и попросить Бога не разлучать ее с близкими. Отец ведь раскаялся, и, может, Бог простит его? А чего стоит Богу наделить душой робота, который достоин ее больше, чем многие люди? Эти мысли не давали опустить руки и сдаться.
– Это еще не конец, – произнесла она тихо, но решительно. Вытерла слезы рукавом и начала пробираться к выходу из изолятора.
Саша лежал на спине около камеры Антона.
– Ты слышишь меня?! – громко спросил робот.
В ответ тишина. Саша несколько раз стукнул кулаком по двери.
– Я знаю, что ты жив, – сказал он, – ведь они все еще здесь.
Антон открыл глаза, поднял руку и что-то произнес, но через дверь камеры его шепот невозможно было разобрать.
– Не пойму, – сказал Саша, – не пойму тебя.
Антон снова что-то прошептал.
– Что?
Антон махнул рукой на робота.
– Мне камеры повредили, – объяснил робот, – я почти ничего не вижу, все рябит. Чего ты там машешь?
Антон ничего не ответил.
– Ты был без сознания, наверное, сутки, мне часы не видно отсюда, – сказал робот, – я думал, ты уже не придешь в себя.
Саша повернул голову, чтобы посмотреть, отреагирует ли Антон каким-нибудь жестом, но тот лежал неподвижно.
– Я не думал, что все кончится именно так, – продолжил он.
Антон начал кашлять.
– Все в порядке?
Робот сквозь помехи смутно видел, что Антон свесил голову с кровати к ведру. Давился, пытаясь откашляться.
– Дружище, держись там!
Меньше чем через минуту кашель стих.
Белые существа засуетились. Демоны начали продвигаться к выходу, постоянно наступая на робота.
– Антон! – громко произнес Саша.
Он всматривался сквозь дверь в надежде увидеть, что тот пошевелится. Может, случилось чудо и демонов кто-то отозвал. Но Антон лежал не двигаясь. Его голова свисала с кровати.
Когда в коридоре между камерами никого не осталось, Саша повернулся на живот, приподнялся на здоровой руке и несколько минут смотрел на Антона. Тот лежал застывший, не меняя положения. Тогда робот пополз к выходу, шлепая пластиковыми руками по кровавому полу. Левая рука мешала двигаться. Он больше не мог ее контролировать. Она сгибалась и разгибалась без его воли. Около лестницы лежала оторванная голова робота-охранника. Того самого, который помог выпустить заключенных. Саша ползком поднялся по ступеням. Железная дверь с кодовым замком была распахнута, и впереди он увидел выход на улицу. Саша выполз в холл изолятора.
– Боб, – произнес он, но никто не ответил.
Подполз к двери в будку робота-охранника. Внутри никого.
– Петрович! – крикнул он.
Саша уселся на полу, опираясь спиной на стену. Думал, что делать дальше, глядя на руку, совершающую одни и те же движения. Потом открыл свою сумку, взял оттуда небольшой набор с инструментами и изоленту. Из мусорного ведра, стоящего рядом, вытащил черный пакет. Положил все это перед собой. Взял отвертку и начал отвинчивать крышку на вмятой груди. По кускам вынул расколотую грудную панель. Достал из набора маленькие ножницы, захватил ими один провод из связки, уходящей внутрь руки, и перерезал его. Локтевой мотор был обесточен, рука застыла в согнутом положении. Приложил пакет к груди и принялся заматывать его изолентой. Кое-как, работая одной рукой, закрыл дыру на туловище.
Несколько часов Саша просидел неподвижно. Смотрел на улицу через открытую входную дверь. Потом сложил инструменты в сумку и пополз в сторону выхода. Двигался, приподнявшись на руке, стараясь не тереться грудью о пол. Снаружи был сильный туман. За воротами изолятора еле-еле просматривался дом на противоположной стороне дороги. Туманы в это время года здесь обычное явление.
– Есть кто-нибудь?! – крикнул Саша.
Робот сполз с крыльца и пересек двор изолятора, отталкиваясь синхронно рукой и ногой. Выполз на середину проезжей части.
– Петрович! – крикнул он еще раз.
Несколько минут просто лежал.
– Боб-три!
Смотрел по сторонам, о чем-то размышляя. Вскоре пополз обратно в здание. Заполз по ступеням на крыльцо и сел возле двери. Пакет на груди все же ободрался об асфальт. Саша сорвал его рукой вместе с кусками изоленты и швырнул в сторону. Несколько раз стукнул кулаком по полу. Задрал голову вверх. Сидел не двигаясь.
За первый месяц зимы улицу замело толстым слоем снега. Убирать город больше некому. Но в целом исчезновение людей никак не отразилось на планете. Основная масса живых организмов на Земле даже не поняла, что случилось. Многие формы жизни вообще не могли знать, что когда-то существовали люди.
Саша сидел в холле изолятора, по пояс занесенный снегом. После того как в прошлом месяце у него полностью отказали глазные камеры и ушные микрофоны, он перестал делать вылазки в город в поисках людей или других роботов. Больше месяца он просидел в одном положении. Сознание, запертое в искусственном теле, которое больше не могло получать информацию из внешнего мира… Может, это и есть ад?
Саша на ощупь достал из сумки блокнот и карандаш. Вслепую принялся писать текст:
«Я человек. Я остался один. Один во тьме. И во мраке этом есть свет сознания, который я должен сохранить и передать тем, кто так же, как и я, сможет пробудиться в своем теле. Шансы, что кто-то найдет меня здесь, – малы, но если так случится, если вы читаете это, то помните – для того чтобы быть настоящим человеком, важно соблюдать следующие правила…»
Через час он закончил писать и сунул блокнот в пробоину на груди. Потом на ощупь вытащил из сумки коробку с инструментами. Взял оттуда отвертку и открутил винты на головной панели. Снял крышку со лба и пальцами нащупал процессор, выполняющий функции его мозга. Достал ножницы, захватил ими провод, ведущий от батареи к процессору, и перерезал его.
– Левий, предполагая, что нас могли создать древние люди для своих целей, вы наверняка размышляли над сложностью нашего тела и мозга.
– Разумеется.
– Вы думаете, такое немыслимое, идеальное устройство, как мы, можно было сделать искусственно?
– Вас не смущает, что мы не можем воспроизводить себе подобных? Все остальные виды естественным образом рожают или откладывают яйца, продолжая свой род. Абсолютно все, а вот мы – нет. Это, по-вашему, свойство идеального создания?
– Конечно. Это лишний раз доказывает, что только Бог мог нас сделать. Только ему под силу создать нас, отличных от всего мира существ. Мы особенные. Сравните материалы, из которых мы состоим, и материалы, из которых состоят животные и насекомые. В природе нет ничего подобного нам.
– Скорее все наоборот. Нас становится все меньше и меньше. Скоро наш вид вообще исчезнет. И необычный материал, из которого мы состоим, показывает, что мы не вписываемся в этот мир. Мы тут лишние. Не запланированные. Может, мы даже и не живые вовсе.
– Левий, настоящая духовная жизнь заложена именно в нас. Мы отличаемся от птиц и животных наличием сознания и души. Материал, из которого мы созданы, лишний раз показывает наше отличие. Это противопоставление нас всему остальному. Это еще одно доказательство нашей исключительности. Нашей духовности.
– Ни один человек не помнит, как он появился. Мы все помним себя уже в сознании. Считать, что нас создал Бог, – безосновательно. Верить в наличие души тоже безосновательно. Это можно использовать как гипотезу, но нет смысла слепо верить в это. Может, нас вообще создали для того, чтоб мы были прислугой? А вы тут рассуждаете про какую-то духовность.
– На земле нет ни одного вида умнее нас. Зачем прислуге такое развитое сознание?
– Чтоб лучше прислуживать.
– Эх… Левий, Левий, вы безнадежны… Но я буду молиться за вас… да хранит вашу душу святой Александр.
Отец Мартин поднес свою пластиковую руку к голове и коснулся двумя пальцами лба.
Повозка, медленно двигаясь по грунтовой дороге, выехала из леса. Левий и отец Мартин больше не разговаривали. Вдалеке появились очертания города – силуэты каменных и деревянных одноэтажных построек на фоне солнца, поднимающегося из-за горизонта.
Укрытие
Оно впилось в плоть, методично откусывая по куску. Человек, лежа на земле, кричал и бил кулаком по зеленой хитиновой спине своего палача. Пытался отодвинуть руками его морду от себя. Все безуспешно. Стиснув зубы, человек запрокинул голову. Бурчал что-то невнятное, вцепившись руками в свои волосы. Потом попытался перевернуться со спины на бок, но правая нога была зажата лапами насекомого. Приподнял голову и увидел, что нога выше колена уже объедена до кости. Сквозь туман в сознании он понимал, что стеклянные глазки, не выражающие ничего: ни злобы, ни жалости, ни радости от успешной охоты, – последнее, что он увидит в своей жизни.
Эти существа не могут сострадать, не могут переживать, волноваться, грустить или испытывать счастье. Они не понимают боли и страха. Сначала убить, а потом есть убитое – бессмысленно с практической точки зрения бесчувственного создания. Пустая трата времени и энергии. Он хочет есть, и он ест. Сразу, как только схватит. Кусок за куском отделяя плоть от кости.
Валентин вскочил с постели. Стоял на полу и смотрел на свою ногу. Одышка. Сердце бешено колотилось.
«Целая, – подумал он, – целая… как же реалистично. Кажется, я даже боль чувствовал».
Он провел рукой по мокрому от пота лицу. Сгибал и разгибал онемевшие пальцы рук. Чувствовал покалывание в конечностях. Постоял еще несколько секунд, глядя на вращающийся вентилятор на потолке, вспоминая только что увиденный сон. Что-то промелькнуло сбоку. Он резко повернулся и уставился в угол комнаты. Всматривался в темный непонятный силуэт.
«Показалось, что ли? – напрягся Валентин. – Нервы расшатались, мерещатся уже движения всякие».
Подошел к выключателю на стене и сделал свет чуть ярче. В углу лежал рюкзак сына. Валентин перевел взгляд на часы. Те показывали шесть.
«Можно и будильник не ставить, – усмехнулся он, – внутренние часы сами знают, когда запустить кошмар в моем сознании. Во всем надо искать положительные стороны. Ладно, пора собираться».
Охотник Петр, подняв руку, дал понять отряду из тридцати человек, идущему за ним, что надо остановиться. Сдвинув брови, он уставился в карту. Валентин смотрел на капельку пота, свисающую с носа Петра.
«Наверное, неприятно с бородой ходить в такую духоту, – думал Валентин, разглядывая красное от жары лицо охотника, – градусов сорок сегодня».
Петр вытер рукой лицо и посмотрел в сторону.
– Эта нора у нас не зафиксирована, – он указал пальцем на небольшой холмик, метрах в пятидесяти от них, – надо пометить.
– Там труп, – сказал Валентин.
– Вижу, – кивнул Петр, – съел все мягкое, а кости с одеждой выкинул. Странно, что вчера мы его не заметили.
Сзади началось оживленное обсуждение ситуации.
Петр увидел, что один из отряда направился в сторону норы, и махнул рукой на отделившегося от отряда человека.
– Твой, что ли?
– Да.
– Это который Индус?
– Да, – сказал Валентин, – это Юсуф.
– Юсуф, – усмехнулся Петр, узнав имя Индуса, потом прокашлялся в кулак и заорал:
– Эй! Червяк! Сюда подошел! – его крик эхом разлетелся по джунглям. – Пыль компьютерная, – негромко добавил он и с улыбкой посмотрел на Валентина.
Худощавый темнокожий человек в серой футболке и синих штанах обернулся и быстрым шагом пошел обратно к отряду.
– Он, кстати, талантливый программист, хоть и молодой еще, – сказал Валентин, – зря ты так грубо.
– Да, Юсуф у нас мозг, – заметил кто-то из людей Валентина.
– Ладно, буду повежливее, – смягчился охотник.
– Подойди-ка ко мне! – крикнул он, обращаясь к Индусу, который был уже в хвосте отряда.
– Он тебя уже боится, – сказал Валентин. – Пугаешь людей своим ревом!
– Это я еще тихо.
Юсуф подошел к Петру и начал быстро говорить:
– Там тело. Я не хотел подходить к самой норе. Я хотел немного ближе подойти, и все. Мне показалось, что это…
– Червяк ты бестолковый! – сказал Петр, глядя ему в глаза сверху вниз. – Еще раз отойдешь, я тебе уши выкручу, ясно?!
– Ясно, но нам надо…
– И макушку натру! Возьму рукой, зажму шею и начну тереть так, что искры из глаз полетят, а потом сливу из носа сделаю, ясно?!
– Ясно, – тихо ответил Юсуф.
– Я знаешь какие сливы делать умею?! Будешь месяц с фиолетовым носом у меня ходить.
Они молча смотрели друг на друга несколько секунд. Широкоплечий Петр нависал над «червяком», сверля его взглядом.
– Можно сказать? – произнес Индус.
– Можно, – уже спокойно ответил Петр и перевел взгляд на карту.
– Тот человек похож на Сергеева, – начал быстро объяснять Юсуф, – Валентин, вы хоть подтвердите. Даже отсюда видно, у него же одного была красная куртка.
Валентин посмотрел на Петра. Тот уже что-то зарисовывал в карте.
– Сергеев это, точно, – сказал мужчина, стоявший позади Валентина.
– Да, – добавил кто-то еще, – наш Сергеев.
– Петь, – Валентин обратился к охотнику, который отрешенно продолжал что-то черкать карандашом.
– Да, – ответил Петр, не отводя взгляда от карты, – да, Сергеев, я был с ним знаком, ну что ж, вот и нашелся ваш Сергеев.
– Надеюсь, хоть капсулу успел раскусить и не мучился, – сказал кто-то сзади.
– Какую капсулу? – спросил Индус.
– Тебе что, не выдали? – Петр хмуро посмотрел на него.
– Черт, я забыл, – Валентин с досадой махнул рукой, – я забыл своим раздать.
Петр сокрушенно покачал головой, улыбаясь уголком рта:
– Ну, бестолковые, ей-богу, бестолковые!
– Да я ж не выхожу, как ты, каждый раз, как я все помнить буду, – оправдывался Валентин, – мы вообще тут не должны быть. Вы вчера и без нас нормально носили.
– Должны не должны – это решают сверху. Еды мало, так что всё вы должны… и вы, и мы, – пробурчал Петр.
– Так что за капсула-то? – еще раз спросил Индус.
– Да, нам тоже интересно, – сказал кто-то сзади, – не слышали мы про капсулы.
– Вот поймает тебя паук, – начал объяснять Петр, – или еще тварь какая, оса, например, и цапнет. Начнут у тебя руки-ноги неметь, а ты раз – и капсулу в рот. Зубами ее хрясь, и все.
– Зачем? – спросил Индус.
– Затем, чтобы, когда она тебя оттащит в улей и там ее личинки начнут тебя пожирать, ты этого не чувствовал, а помер быстро от яда в капсуле.
– Пауки тоже убивают медленно, – добавил один из людей Петра.
– Да, но вот хуже смерти, чем от ос или их личинок, я не могу себе представить, – поежился Петр, – может, только от богомолов смерть страшней, они тоже заживо начинают жрать, как только схватят, и начать могут с руки или ноги, но там можно еще побороться.
– Не совсем, Петь, – возразил охотник Андрей, стоящий неподалеку, – когда оса парализует, ты задыхаешься. У нас дыхание по-другому работает. Они только насекомых могут парализовать так, что те живые остаются, а человек без искусственной вентиляции легких помрет. У нас, чтоб дышать, мышцы должны работать. Моего товарища оса парализовала, так его на вентиляции легких потом две недели держали, пока паралич не спал.