– Да, жадность как второе имя.
– Только боец из него никчемный. Слишком хилый. Слишком спокойный. Ничего его не бесит. Как вон те двое.
Он кинул взгляд на столик у окна, где сидели два старика. Странно неопрятные и неопрятно странные.
– Что поменьше, мой босс.
– А второй?
– Понятия не имею. Говорят, актер, но похож на бродягу. На вид походит на обоих. Нормальные не станут постоялыми в доме с такой вывеской.
– А может, они бойцы?
– Не. Просто чудики.
– Одна большая странная семья. Вот и трутся вместе.
– Немного не моя лига, но ты прав. В нашем деле главное – оставаться оригинальным, слегка безумным. Ведь если ты безумен, то непредсказуем. А если непредсказуем, то с тобой не соскучишься.
– Воистину, святой отец!
– Ладно, хватит занудства. Ночью идем в «Три Сестры».
– Сегодня четверг.
– Значит, сначала идем на рестлинг, затем в «Три Сестры». Завтра я уже в отпуске.
– Ты хотел сказать, на бои?
– Это Настоящий рестлинг, братишка! Сегодня я проведу тебя в святая святых. Только никому. Первое правило рестлинг…
– Перестань вонять этой чушью из бойцовского клуба. Каждый пятый в городе знает о боях. А в пригороде вообще любой с достаточным уровнем тестостерона в курсе. – Я повернулся к столику. – Эй, парни, что вы знаете о Конкард-стрит?
– Это там, где раз в неделю проходит рестлинг?
– Именно.
– Нет, впервые слышу.
– Ну я же говорил! – крикнул Сниззи.
– Ладно, и во сколько начало?
Начало было в 22.00. В частном зале для спарринга на окраине города каждый четверг собиралось полсотни мужиков, чтобы отметить свое потоотделение. Никакой музыки – только ругань, гормоны и выпивка. Окружив ринг в плотное кольцо, они жадно разглядывали артистичное подобие мордобоя, которое назвали рестлингом, не забыв всегда добавлять: «Настоящий». На деле же за канатами происходил самый обыкновенный бой, где носы шли в щепки, а ноги под костыли, но при этом участники грациозно проводили приемы, элегантно выписывали трюки, после чего эффектно наносили удары. Нечто среднее между постановкой и уличной дракой, но если скажешь подобные мысли вслух, то быстро узнаешь, как и куда могут поставить уличные парни всех неугодных Настоящего рестлинга. Аналогичное шоу, что крутят по ТВ, они называли показухой, а спарринги в октагоне – тупостью. В Настоящем рестлинге было и то и другое. Чтобы вдоволь насладиться, раундов было три, первые два для эстетики, последний до смерти. Поэтому ставки были только в двух категориях: на победителя и проигравшего. Никаких подсчетов очков, в случае ничьи назначали дополнительный раунд, пока один не ляжет. И матчи поистине непредсказуемы. Можно хорошенько измотать соперника к третьему раунду, и публика напоит тебя в перерыве так, что будет двоиться в глазах. А отказываться некрасиво. Вырубил в первом раунде – во втором обязан пропустить. Вырубил во втором – получишь реквизитом в третьем. Не показал трюков – домой можешь вернуться без лодыжки. В общем, зрители имели полную власть на ринге и вне его. И не сказать, чтобы кто-то был против, ведь проигравший письменно обязывался убирать зал после вакханалии, которую устроят сразу, как прозвенит гонг. Да и победная упаковка пива, смазанная местной славой, представляла неплохую мотивацию. Так что участники ответственно брались за дело и имели успех, о чем свидетельствовали настенные стенды с лучшими фотокарточками, газетными вырезками, трофейными поясами, боевыми масками, вырванными ногтями и выбитыми зубами на ниточке.
Сегодня проходил только один бой. 120-килограммовый здоровяк с гипертрофированной брюшной мышцей мерился силами с рыхловатым фермером. Где-то в гуще раздался звук мегафона.
– Леди и джентльмены! Главное событие сегодняшнего вечера – три раунда беспринципной схватки претендентов на трофей нашего клуба! В красном углу находится 120-килограммовый буйвол с проблемами желудка. Взвешенный, но неуравновешенный психопат с лицензией на убийство авансом. Ему запрещено появляться на территории восьми штатов за неподобающее поведение в церкви, торговых центрах и детских площадках. Дважды был подстрелен в Мексике, откуда и привез свою ярко-зеленую вонючую балаклаву. Опасный грязный чмошник. И он только разогревается. Встречайте, То-о-омми Брю-ю-юхо!
Его соперник на сегодня – абсолютно конченый мерзавец из глубинки, судимый за аморальное обращение с животными. Свирепый, проклятый собственными родителями за суровый натурализм. По слухам, он может вытянуть соки из любого противника, а практикуется на крупном рогатом скоте, из чьих ушей и сшил свою мерзкую маску. Встречайте, в синем углу ринга – Ко-озлодо-о-ой!
Прозвенел гонг, и поединок начался.
Первые два раунда они танцевали вокруг зрителей, попеременно заваливая друг друга спиной, лицом и головой вперед. А затем пошла жара вперемешку с подножками, ударами сквозь руки, искривленными от боли лицами внутри ринга и такими же искривленными, но от счастья, вне матов. Ужасное зрелище, но такое притягательное. Когда череп Козлодоя оказался прижат пузом соперника к земле, то все было кончено. Возможно, ему удалось бы выгрызть что-то через чужеродный пупок, но маска из говяжьих ушей плотно впечаталась в пасть, перекрыв доступ кислорода. Синхронные удары публики по мату – встречайте победителя!
Пена из бутылок устремилась ввысь, а уже слегка неадекватный люд начал реветь во все горло, пока Козлодой выбирался из-под оппонента, направившись с опущенной головой в сторону раздевалки. От досады он стянул свою липкую маску и бросил ее у снарядов. Но кому дело до вторых мест? Вся сальная толпа уже двинулась на ринг, поздравляя сто двадцать килограммов триумфа. Я честно пытался присоединиться к всеобщей вакханалии и прыгнуть через канаты, но остался у помоста. Ринг трещал от переизбытка потовых желез – ярых фанатов, приветствующих неожиданного победителя. Всего за полчаса он, словно в Вегасе, успел обручиться с удачей и выходил с ней рука об руку под выпущенную в воздух белую пену в честь святого союза. Но фортуна – ветреная женщина с праздничным настроем: ухажеры сменяются каждую неделю. Свадебная же церемония – никогда. Ему протянули откупоренную бутылку как кубок. Громила принял, затем поднял две своих массивных лапы с намерением сказать тост.
– Выпьем за Настоящий рестлинг. И за нашего отца, Лудо Гаринчо!
– За Лудо Гаринчо!
– Кто такой Лудо Гаринчо? – тихо спросил я Сниззи.
– Отец-основатель Настоящего рестлинга, великий чемпион! – Он подвел меня к стенду и ткнул пальцем в фотографию загорелого атлета с волосатой грудью и маской огромного марлина. – Тут много чего интересного найти можно.
На глаза попалась вырезка из Майами Геральд 74-го года с заголовком «Сын Вавилонской Башни».
– Статья о вашем Лудо?
– Ну, во всяком случае, имя его точно найдешь.
– Посмотрим, – сказал, уставившись на буквы.
– С Гаринчо можно встретиться на Ки-Уэст, он как раз там обитает. Может, и меня увидишь на его лужайке.
– Тоже собрался на фестиваль?
– Кто знает.
Пока я щурился, за спиной послышался протяжный вопль.
– ГДЕ МОЯ МАСКА, УБЛЮДКИ! – это Козлодой с опухшей злой рожей свирепствовал в проходе. – Кто спер мою маску?!
– Ооо, это не к добру. Может, лучше в «Три Сестры»? Ну как, ты дочитал статью? – он вырвал листок и протянул мне – Держи, дома закончишь. Но только с возвратом.
Мы частенько ходили в «Три Сестры», вписывались в компанию, не вылизывали воротнички, а влипали по-крупному. Там красиво курили, складно бурчали, а танцевать разрешалось всем желающим. Вот и сидели до утра, обсуждая бои и личность таинственного Лудо Гаринчо. Информации оказалось настолько много, что наутро я проснулся с опухшей головой, легкой амнезией и шлейфом изо рта.
Слегка опоздал на обед, но не пропустил ничего интересного. Внутри царствовала тишина, и прислушавшись, можно услышать капли пота, падающие с музыканта на клавиши при записи трека, что стекал из подвесных колонок. А за стойкой красовалось уже знакомое лицо. Сегодня инвентаризация, и шеф вызвал Сниззи сверхурочно по двойной таксе. Но радости наличка не добавляла, он был зол, молчалив и одутловат чуть больше прежнего.
– Ни слова не говори. Я уже час разбираюсь с поставками и еще час потратил на разгрузку. Твою-то мать, обдристанный твой рестлинг с тремя сестрами, гибонья жопа.
Было еще много невероятных эпитетов, более точно отражающих суть, но мы люди приличные, в заведениях не материмся. Однако работал Сниззи славно. Собственно говоря, это единственное, что он умел. Еще до того, как здешнее место набрало ход, он скитался между кафе и ресторанами, бросив колледж. Многие из нас так делали. Легкие деньги кружились между пальцами, сотни новых невиданных лиц мелькали, как кадры кинопленки. Самые честолюбивые выбирали подобные места как трамплин в лучшую жизнь, к американской мечте и еврейскому счастью, нарабатывая связи, но в итоге променяли их на американскую выпивку и еврейскую жадность, навсегда пустив корни где-то между социумом и стеллажом с алкоголем.
– Все. Закончил, – выдохнул Сниззи.
– Поздравляю.
– Да пошел ты! И без тебя хватает этих клоунов за столом.
– Не парься, Опи Тейлор1, скоро на свободу.
– Ладно, надо бы подзарядиться.
Он выписал себе несколько банок энергетика из инвентаризационного листа. Со словами: «Списанное – бесплатное. Бесплатное – мое», – он выпил все залпом, слегка побагровел, хотел вызвать скорую, но передумал.
Хозяин заведения с широченной улыбкой проводил гостя до парадного выхода и запросил на баре две рюмки мадеры. Жадно заглатывая фужер практически с ножкой, шеф расплескал часть на стол, чем испортил любимое занятие Сниззи. Для бармена это как плевок в лицо. От досады, агрессии и энергии глаза закатились до темечка. Сочетание таких эмоциональных дестабилизаторов способно покачнуть любого, кто покажет красную тряпку. Глядел этот затравленный бык на густую кроваво-красную лужу, стиснув зубы, но после накаляюще восторженных «эх, какой человек, какой человек!» в сторону уходящего гостя Сниззи выпалил.
– Босс, какого хрена! Чего вы с этим стариком вечно воркуете? Он же с придурью, шарики за ролики заехали. А вы только радуетесь!
Тот не ожидал такого поворота и на секунду вылупил глазницы. Но затем перевел взгляд на меня. Опрокинул рюмку и спокойным тоном усадил быка на пятую точку.
– Дурак ты, Снизвелл, и не учишься. Единственное, что ты знаешь, это язык звона стекла да наполненных бокалов. Так с ними и будешь общаться. А я же вкушаю блаженство беседы с тысячью личностями в одном теле. Понятно? На, лучше убери фужер.
Бармен сглотнул сухую слюну и, скалясь в свое собственное отражение от поверхности, принялся отшлифовывать до блеска столешницу с намерением протереть ее до дыр.
Я представил, как Сниззи уделывает своего босса на ринге одной лишь тряпкой, и слегка отодвинулся. Зашарил по карманам в поисках телефона, но нащупал лишь свернутую газетную вырезку. Нет, в другой раз, не дай бог взведу курок, что за стойкой. Но позвонить Джо было бы неплохо.
– Сниззи, у тебя есть телефон?
– Телефон? Я что, похож на абонента?
Сын вавилонской башни
Майами Геральд, 1974
Огненная неделька подошла концу в Приемной Господа. В течение последних семи дней работники нашего издания неустанно рыскали в поисках невероятных сюжетов, потели, опрашивали, документировали, записывали и редактировали полученную информацию, чтобы радовать читателей «Майами Геральд». От высоких температур и неисправной отопительной системы у двух корреспондентов случился тепловой удар, и они временно выбыли из строя. Но, к счастью, в редакцию пришло невероятное письмо, которое смогло обеспечить необходимый отдых для больных. История от некоего мистера Фахима, где он описывает свое пребывание в отдаленной жаркой интернациональной стране, что отлично подойдет нашему выпуску, учитывая предположения синоптиков. Мы премного благодарны нашему читателю и с радостью выставляем высланный рассказ в свет. Советуем не пропускать ниже описанные события, они весьма занимательны с исторической, лингвистической и туристической точек зрения. А также не забывайте про средства защиты от солнца. Следующие дни погода обещает быть знойной.
***
Я родился в небольшом бедном городке под названием Танта, что находился в дельте Нила. Моя мать работала на плантации, собирая фрукты. Благодаря своему расположению местные финиковые и цитрусовые сады давали частые и обильные урожаи. А такой товар всегда расходился на экспорт, что приносило неплохую прибыль. Но простые сборщицы надрывались за гроши. Поэтому в свои шесть лет меня отправляли на заработок вместе с матерью.
Плантациями, на которых мы проводили большую часть дней, владел один очень влиятельный британец с фамилией Галахер. Годом ранее он скупил все фруктовые поля в городке вместе с рабочими и переехал в Танту сразу же, как только Великобритания объявила о протекции Египта. Бизнесмен считал, что для развития промышленности и приумножения собственного капитала необходим личный контроль.
Однажды сын мистера Галахера, Том, играл в одном из апельсиновых садов. Подражая первым самолетам, он с забавными звуками лавировал между деревьями, но вдруг сбился с курса и затерялся где-то в оранжевых джунглях. К счастью, его поиски продолжались недолго. Во время сбора мать нашла юного мистера и вернула его в целости и сохранности. Галахер-старший не успел даже узнать о пропаже, как в его кабинет привели сорванца-летчика с мокрым лицом. Заплаканным и изнуренным от жары.
Шел 1916 год. Во всех крупных североафриканских и восточноазиатских городах поднимались восстания. Родной отец ловил пули то ли в борьбе за независимость Египта, то ли бок о бок с Лоуренсом Аравийским. О его судьбе мне известно мало. Мама говорила, что он ушел из дома с бравыми людьми и правыми идеями.
Местные лидеры хотели вернуть суверенитет государству бога Ра. Но малую родину все передряги затрагивали в меньшей степени. Практически каждый здесь был безграмотен и жил под навесом. Неудивительно, что городок быстро прогнулся под колкими европейскими умами, не пытаясь что-либо изменить.
Мистер Галахер все же беспокоился за обстановку дел, и дабы склонить зарождающиеся сомнения среди подчиненных, он вознаградил мою мать за возвращение собственного отпрыска, позволив мне, самому младшему, пройти школьное обучение при местной церкви святого Петра. Мать была безмерно счастлива. Хоть там проповедовали христианство, такой подарок сулил прибыль и уважение. Окружающие не порицали ее, а искренне поддерживали, гордились и порой по-доброму завидовали моей скорой судьбе. Собственно, мама была рада мне обеспечить хоть какое-то будущее.
Так я начал свою жизнь и, прежде всего, приступил к английскому языку.
Меня определили в начальные классы, где начал учиться вместе с младшим мистером Галахером. Католическая церковь была пристанищем иностранных торговцев, военных, чиновников. Соответственно обучались здесь дети только «белой» масти. Не считая меня, ворона среди святых голубей, заведение имело высоко привилегированный характер.
Том же был рад, что я учусь вместе с ним. Мы были равны как существа, но не как люди. Он видел во мне друга, ребенка из неблагополучной семьи и раба одновременно. Сильный повод для уважения в высших кругах, пусть и среди малышей. На ближайшие годы я попал под протекцию Тома.
Язык стал нашим способом коммуникации. Английский язык. Занятия велись исключительно на нем. Пришлось начать с нуля. Сначала буквы, затем звуки, слова, фразы, предложения. Переучивали писать, как у них принято, слева направо. Изучали Библию, Книгу Бытия, историю о Ноевом Ковчеге. Тайком читали Оливера Твиста. И я не был против. Постепенно, отдаляясь от прежних устоев, я пришел в новый мир. Казалось, Дивный Новый Мир.
С каждым новым словом менялись мои знания. С каждым изменением менялся я сам. Мои мысли, личность, взгляды на добро и зло. Менялись мой облик, выражение, скулы. Менялось Лицо. Я умер как житель Танты, родился неизвестным.